Какого хрена ты сука выделывался, там на краю, а!? Сейчас бы все было нормально, вдруг зло прохрипел лейтенант.
Пошел ты в жопу, мудак! Вы же сами гнались за мной. Вы бы посадили меня в тюрьму!
А теперь ты сдохнешь! И обиднее всего то, что я вместе с тобой
Опять некоторое время молчали.
Да это абсурд какой-то! Такого не может быть! наконец я не выдержал.
Ха! Ты не рад тому, что мы все еще живы?
Может, мы все же померли, а? Это хоть как-то смогло бы объяснить наше положение.
Помолчали, переваривая сказанное и происходящее. Наконец лейтенант плюнул, махнул рукой и заговорил:
Тебя как зовут-то?
Артем. А тебя?
Меня Степаном. Давай Артем, я наручники-то расстегну. Чего уж теперь то
Мы расстегнулись и полетели дальше каждый сам по себе.
Черт побери, ну это же гон! Чушь! Дичь полнейшая!
Ха-ха-ха, заржал Степан, но это именно так. Я думаю, мы все равно уже покойники. Так что нужно насладиться последним возможным в этой поганой жизни получить кайф от полета. Я мечтал о нем очень много.
Он вдруг широко развел руки в стороны и загудев, как ребенок изображающий звук летящего самолета, перевернулся головой вниз и стал падать еще быстрей, продолжая остервенело, ревя нестись вперед. Точнее в низ. Я, оставшийся позади, вернее вверху, испугался, что останусь в этой дурацкой ситуации один и закричал:
Эй! Ты куда? Не улетай от меня. Ты для этого наручники отстегнул? Вместе давай падать.
Догоняяяяй!
Я засуетился, замахал руками, задергал ногами, кое-как наконец-то перевернулся вниз головой. Руки, как Степан, расставлять в стороны не стал, а вытянул их вперед, будто нырял в воду. Скорость падения действительно увеличилась, так что дух у меня захватило, и я стал потихоньку нагонять Степана. Когда догнал, приблизился к нему поближе и почему-то душевным, тихим голосом, как будто нас мог кто-нибудь подслушать, сказал:
Ну? Что ты тут устроил, бляха-муха, аттракционы. Может, не будем спешить, а? Полетим, как летели? Может, нам лететь то, всего пару минут осталось, а мы несемся, как угорелые. Внизу смерть. Давай понаслаждаемся спокойным и неторопливым полетом.
Степан резко и на удивление ловко развернулся. Меня пронесло немного ниже.
Да какая теперь разница, Артемка. Чем быстрее тем быстрее. Чего тянуть то!? Неизвестность только беспокоит. Покоя не дает, но он все же перевернулся опять на спину и полетел медленнее. Я тоже принял нужную позу, и мы вновь стали падать рядом и «не торопясь».
Степан, ты что, когда представлял себя летающим, то видел себя самолетом?
Ну да.
Странно. А я почему-то всегда видел себя птицей
Степан, ты что, когда представлял себя летающим, то видел себя самолетом?
Ну да.
Странно. А я почему-то всегда видел себя птицей
Как думаешь, куда мы упадем? Может в затерянный мир или еще какое-нибудь фентези, а? Представляешь, как было бы интересно!
Даа романтика, блин.
Впрочем, это и так похлеще любого фентези
Примерно через часа или два такого неизменного падения, у нас опять сдали нервы и случилась истерика. Начал я, а затем и Степан.
Это же, блять, с ума так можно сойти! кричал я.
Да что же это происходит в конце то концов! вторил мне Степан.
Пидарасы! Кто это делает?!
Суки, пазорные!
Он выхватил пистолет и принялся палить из него в разные стороны.
Еще через пять минут, когда истерика прошла, Степан убрал пистолет и вдруг предложил выпить.
Что!? Выпить!?
Да. У меня есть немного коньячку, он достал из заднего кармана брюк плоскую стеклянную бутылочку дешевого коньяку. Уже слегка початую.
Конечно, давай! глаза у меня заблестели. Я действительно очень сильно обрадовался. Само по себе, любое занятие в таком положении уже успокаивало. А уж бухание в таком необычном месте тем более. С большой осторожностью, дабы не расплескать ни одной капли, выпили. Это будто бы сблизило. Нам даже удалось поговорить о каких-то пустяках, связанных с той, еще земной жизнью, с которой оба, в который уже раз, мысленно попрощались несколько минут назад.
Вообще настрой у нас менялся постоянно и очень кардинально. От эйфории, что все уже кончилось и похуй теперь на все, и тогда мы довольно неплохо себя чувствовали до обратного впереди смерть, и хоть тоже в принципе теперь похуй на все, но тогда мы просто коченели от ужаса. Причем, чем дольше мы падали, тем чаще и дольше длились моменты эйфории и более короткими, и редкими становились приступы паники и страха.
Степан предложил выпить на брудершафт.
Я сначала для вида покочевряжился, мол, это вы злодеи загнали меня сюда к пропасти и по твоей, Степан, милости я в таком не завидном положении и целоваться с тобой не стану. Но затем, выслушав доводы Степана в том, что виноват вовсе не он, а я, и недолго обоюдно пообсуждав это и придя к выводу, что это судьба нас так свела и по большому счету во всем виноваты обстоятельства, решили, что теперь нам всяко-разно нужно держаться друг друга.
Мы выпили по очереди из фляжки и поцеловались в губы.
Ну что ж, теперь можно падать дальше, весело пошутил Степан и я даже хохотнул на это,
Жаль, запивачки нету.
Да, блин хотя бы закуски какой-нибудь, лимончик там или
Я остановился, так и не договорив. Новая не радостная мысль пришла мне в голову. Та же мысль видимо пришла и Степану. Мы посмотрели друг на друга. Степан заметно сглотнул. И произнес:
А если мы о-о-очень долго будем падать? Я уже хочу пить.
ЧЧЧерт!..
Давай подумаем об этом, когда протрезвеем. Не хочется кайф ломать.
У нас в самом деле, не смотря на новые грустные мысли, общий тонус благодаря коньяку приподнялся. И портить его не хотелось. На время, мысли о конце отступили на второй план. Масса новых ощущений от полета переполняла. Когда справляли нужду, вообще от души поржали
Через некоторое время мы решили постараться продвинуться куда-нибудь в сторону и посмотреть, что там есть. Должна же где-то тут быть стена того самого обрыва. Долго спорили, в какую сторону нужно грести. В голове давно все уже перепуталось и можно было только с уверенностью сказать, где низ и верх. Да и то были ли они? Иногда возникали сомнения на этот счет.
Полетав примерно с полчаса по кругу, обрыв не нашли.
Радует, что мы, по крайней мере, на земле раз сила притяжения действует и ускорение работает.
Хрен его знает, где мы. Сейчас, в принципе, можно легко представить, что мы не падаем, а, например, просто с большой скоростью несемся куда-нибудь горизонтально земле.
В принципе да
Скажи Степан, а как ты вообще представлял себе свою смерть? Ведь как-то ты ее представлял? Какую-то предпочитал всем остальным, а?
Хм. Не то чтобы представлял, но вот, смеяться будешь, а хотелось, как раз, вот так вот умереть. Забраться на какую-нибудь высоченную гору и сигануть с нее. Хотел прочувствовать полет, так сказать.
Так сходил бы в авиаклуб, да сиганул бы с парашютом. Сейчас же это вроде не проблема. Деньги только плати.
Так сходил бы в авиаклуб, да сиганул бы с парашютом. Сейчас же это вроде не проблема. Деньги только плати.
С парашютом? С парашютом наверно классно полетать. Еще наверно лучше на дельтаплане взмыть в небеса но все же, это что-то не то. Ты ж про смерть меня спросил. Я почему-то с детства еще считал, что такая смерть самая пантовая. Да и в итоге мгновенная, наверно. Без мучений. А ты?
Я тоже думал на эту тему и решил, что по большому счету пофигу, как умирать. Главное, я хотел успеть осознать этот момент. Чтоб дошло до меня, что вот наступил тот самый момент, когда все. Пусть даже в муках предсмертных. Я, в отличии о тебя, наоборот очень боялся, что это может произойти внезапно хлоп и готово, а даже понять ничего не успеешь. Или, наоборот, во сне тихо, мирно, непонятно. Я думаю, что если без осознания конца жизни, умереть, то это как будто и нежил вовсе. Был я не был, умирал не умирал одна херня. Не помнишь, как родился и не помнишь, как умер. Это как сон, который не помнишь, как будто ты съездил в какое-нибудь путешествие и потом напрочь забыл о нем. Значит, его просто не было.
Ну да. Может быть.
Обидно мне кажется.
И все же, стало быть, мы оба удовлетворены должны быть, хы-хы. И я полетал перед смертью, и ты успел о ней подумать. Ха-ха-ха гх-гх, он поперхнулся от сильного ветра.
Нет, это все не так вышло. Я, конечно, успел в полной мере осознать, что мне капец пришел, но все же жизнь после этого продолжилась. Ведь, как не крути, но раз я не умер сразу, то надежда на то, что я продолжу жить у меня вновь поселилась в сердце. И пока я вновь живу. Так что теперь мне перед смертью, опять надо успеть подумать. Осознать. Но боюсь, с такой силой шлепнусь об дно, что ни чего вообще не успею. Так что ты ко мне не подмазывайся. Тебе, суке ментовской, опять больше повезло, чем мне.
Не выделывайся. Это тебе больше повезло. Ты же ведь полностью осознал, что тебе кранты. Это же не шутка была или что-то еще. Это же было совершенно искреннее чувство. И жив остался. А теперь мгновенно и без мук умрешь. Может даже тебе дважды повезет, и ты еще раз осознаешь свою гребаную смерть. Столь же откровенно. Раз ты два раза абсолютно серьезно от начала до конца прочувствовал момент смерти, то это, то же самое, как если б ты два раза умер. Такое знаешь, не каждому дается. Ха-ха-ха. Вот везунчик! Так что согласись, хоть в этом наши предпочтения оправдались, а?
Да уж, оправдались, ё-маё
Хотя во-второй раз тебе уже такого не удастся пережить.
Почему это?
Потому что теперь ты будешь все же надеяться, что это опять не конец, а такая же хуйня, как сейчас
Да уж
Зато теперь, ты можешь пожелать перед смертью еще чего-нибудь. Полета, например. Ха-ха офигенного, абсолютно свободного полета!!! и он начал переворачиваться для скоростного паллета, головой вниз.
Ладно, хватит уже про эти философские бредни о смерти. Во рту пересохло. Говорить уже мочи нету. Давай уж и правда ускоримся, и я так же, как и он ловко перевернулся, вытянул руки вперед, и мы помчались на перегонки
время шло, дна не было видно, а жажда, голод и холод от непрекращающегося потока встречного воздуха, приносили все больше мучений. За ночь или вернее за часы беспокойного сна у Степана в глазу от этого ветра вскочил ячмень Жуткая сухость во рту была очень мучительна, но когда стали высыхать глаза и веки при моргании сухо скребли о глазное яблоко, стало еще хуже Примерно через 4050 часов падения у Степана стали появляться признаки сумасшествия он бредил и видимо видел галлюцинации. Мне трудно судить о себе, но возможно тоже происходило и со мной После 7080 часов полета, мы падали уже почти постоянно без сознания Чтоб не потеряться вновь сцепились наручниками Изредка, я приходил в себя. Степан уже не приходил Последний раз, когда я очнулся, его кожа была уже темно-синего цвета.