Меркулов включил телевизор, все-таки говорящие головы на экране хоть и крыли друг друга самыми непотребными словами в своем предвыборном раже, но они не оскорбляли личного его достоинства.
А на другой день Меркулов встретил однокурсника по институту. Зашли в пивной бар, чтобы пропустить по кружечке-другой, разговорились. Однокурсник откровенно завидовал, что Меркулов работает в престижном месте на хорошей должности, а ему приходится прозябать терапевтом в занюханно-задрипанной районной поликлинике.
Но ты же сам захотел стать терапевтом, чего ж на зеркало
Да причем тут зеркало! кричал терапевт. Просто я не мог переносить вида крови. Ты же помнишь, я при анатомировании падал в обморок, как сопливая девчонка. Я сегодня ходил в военкомат, просил направить меня в Чечню, а там мне ответили, что в терапевтах не нуждаются! Вот так!
В Чечню! Зачем? удивился Меркулов.
А вот за этим, ответил однокурсник, потерев большим и указательным пальцами. Понял? Там знаешь, какие там бабки заколачивают! Недавно оттуда Кирпосов приехал да ты его должен знать, он на параллельном курсе учился. Ну, высокий такой, рыжий, с бакенбардами ходил. Так вот, он оттуда пять тысяч баксов привез, здесь их несколько раз крутнул, потом купил квартиру, обстановочку, машину. Вот и я решил туда съездить. Да, видно, не судьба, так и придется до конца жизни в этом дерьме барахтаться. Тебе проще, стоит только пальцем пошевелить.
Подожди, подожди, почему ты думаешь, что мне проще? прервал его Меркулов.
Да потому что там хирурги нужны, а не терапевты! Вот почему! закричал мужик. Мне в военкомате так и сказали
По паре кружек не получилось, и потому Меркулов приполз домой на бровях. Людка промолчала, а Степашка залез к нему на колени и долго рассказывал о детсадовских новостях: как Лариска не захотела есть рисовую кашу, Толька стукнулся лбом об стул, Кристинка заболела свинкой и она будет теперь хрюкать, а Галинку воспитатели не отдали отцу, потому что он шатался.
На другой день Меркулов, наплевав на все субординации, пошел к генералу-профессору. В последнее время начальник госпиталя все чаще избегал встречи со своим любимцем. Данное им когда-то обещание пробить способному хирургу квартиру и повысить оклад, превратилось в обман, и он чувствовал себя последней свиньей перед своим подчиненным. Но что он мог поделать, когда шла борьба за выживание, в госпитале не хватало самого необходимого, и он, генерал, превратился в завхоза, всеми правдами и неправдами выбивающий шприцы, медикаменты, перевязочный материал и даже тряпки для мытья полов. Да что там госпиталь, когда некогда великая армия и вся страна за десять лет превратились в немощных младенцев.
На другой день Меркулов, наплевав на все субординации, пошел к генералу-профессору. В последнее время начальник госпиталя все чаще избегал встречи со своим любимцем. Данное им когда-то обещание пробить способному хирургу квартиру и повысить оклад, превратилось в обман, и он чувствовал себя последней свиньей перед своим подчиненным. Но что он мог поделать, когда шла борьба за выживание, в госпитале не хватало самого необходимого, и он, генерал, превратился в завхоза, всеми правдами и неправдами выбивающий шприцы, медикаменты, перевязочный материал и даже тряпки для мытья полов. Да что там госпиталь, когда некогда великая армия и вся страна за десять лет превратились в немощных младенцев.
И потому, когда к нему пришел Меркулов, он тут же принял его.
Садитесь, Виталий Сергеич.
Меркулов сел на большой дубовый стул, который, по-видимому, достался госпиталю еще от царских времен, когда здесь размещался приют призрения.
Что, тяжело, брат? спросил генерал, набивая табаком трубку. Чать, не жаловаться пришел.
Нет, Геннадий Осипович, не жаловаться, ответил Меркулов. Что толку жаловаться, я же все понимаю. Но все-таки хочу вас кое о чем попросить.
Ну-ну, подбодрил генерал.
Отпустите меня в Чечню.
Геннадий Осипович удивленно посмотрел на Меркулова и неожиданно раскатисто рассмеялся. Меркулов такой реакции не ожидал, и потому оторопел. Генерал, заметив его замешательство, замахал руками:
Нет, нет, брат, это я не над вами смеюсь. Просто вспомнил себя, когда мне было пятнадцать лет. В сорок пятом уже заканчивалась война, и мы с дружком моим пошли в военкомат проситься на фронт. Понимаете, мы боялись, что война без нас закончится, и мы не успеем убить хоть по одному фашисту. И все-таки друг мой погиб, поехал в командировку в Анголу, и там унитовцы сбили самолет, на котором он летел.