Ну, вы даёте! Сказки-пародии - Юрий Пашанин

Уходит на зорьке молочное стадо.
Чтоб мог нагулять он и мясо, и жир,
Впервые пустили с коровами рядом
Бычка молодого по кличке Факир.

Коров, кроме мамки, не видел он раньше.
Искал напряжённо один лишь ответ,
Зачем у молоденькой тёлки Параши
Был ярко зелёный у вымени цвет?

Бычок замычал на зелёную тёлку,
«Му-му» посылая серьёзное ей.
Параша поправила рыжую чёлку,
Спросила его: «Уважаешь ремейк?

Таким же «му-му» нас обычно встречает
Василий, отец мой, а может и твой.
Ты выучи что-то другое вначале,
А то не пойду я, бычок, за тобой».

«Таких, как Василий, я видел не мало.
Ему передай мой горячий привет.
Ты б лучше зелёный прикид поменяла
На всё же приемлемый розовый цвет.

Ремейк ей не нужен! Как будто бы в стаде
Другое «му-му» раздаётся у вас.
Мне может залаять, приличия ради?
А может ещё куковать каждый час?»

Параша Факиру: «Но всё ж из-за цвета
Имею я тут постоянный успех.
Зелёного вымени больше здесь нету,
А это «му-му» слышу я ото всех.

Пока не придумаешь что-то другое,
Сильнее копытом загривок свой три.
Мой цвет необычный оставь ты в покое
И крупу девичьему вслед не смотри».

История эта закончилась мило 
Обидел Парашу Факир сгоряча,
Параша зелёное вымя отмыла,
Факир шёл с ней рядышком, нежно мыча.

Меж реп и капусты, по статусу сходных,
Неплохо окученных, в самом соку,
Раскинул ботвища и Хрен огородный,
Меж грядками лёжа на белом боку.

Мечтала давно желтопузая Репка
От Хрена себе получить семена.
Хоть Репка за Хрен ухватилась и крепко,
Не вышло ни репки у них, ни хрена.

Но тут подросла молодая Морковка.
Заметил её незадачливый Хрен.
Он сети набросил хреновые ловко,
Богатство своё обещая взамен.

Морковка невинностью вдруг раскраснелась,
А тут ещё только прошёл дождичёк,
Ей замуж за Хрена скорей захотелось.
Морковка нырнула к нему под бочок.

У луковиц слёзы горючие брызжут
И с грядок текут, образуя ручей:
«Везёт же каким-то не сочным и рыжим.
Уж лучше бы Хрен был как прежде ничей.

За Хреном побыть хоть часок, хоть минутку
Мечтали и бабушка наша и мать.
Быть может, всё это Хреновая шутка.
Нельзя же так стереотипы ломать».

Не сочные свёклы, пустые редиски
По Хрену желанному подняли вой.
Слышны и петрушек негромкие писки.
Что он ей не пара, все машут ботвой.

Но пары счастливей теперь и не сыщешь 
Морковка толстеет в земле с каждым днём.
А как не толстеть? Рядом Хрен с корневищем.
Он дарит любимой всё то, что при нём.

Хоть стала потом и толста, и не ловка,
За что ни возьмётся, всё в пыль или в прах,
Под Хрена ботвой молодая Морковка
Была всем приятна на первых порах.

Она щекотала верхушкой зелёной
Не Хрен, а судьбой ей подаренный клад.
А Хрен беззаветно в Морковку влюблённый
Готов за неё был пойти хоть в салат.

Но скоро пропали питания соки,
Труднее их стало достать из земли.
И Хрена с ботвой очевидно высокой
Всё ж нижние части теперь подвели.

Трещало со скрипом Хреновое тело,
Сухая земля не держала его,
Повяла ботва, хоть совсем не истлела.
Не мог он поделать с собой ничего.

Морковке без Хрена влиятельной тени
Печально теперь, загрустила она.
Но скоро соседние виды растений,
Что нужно Морковке, вернули сполна.

Морковке бы бросить засохшего Хрена,
Прижаться к тому, кто помог ей, взамен.
Она ж ускользала от сладкого плена 
Ей надо лишь то, что мог дать только Хрен.

И вот уж усохли и Хрен, и Морковка,
Трещит в глубину без воды чернозём,
Но всё ж улыбнулась им счастья подковка 
Был досыта полит их корень дождём.

Умыта Морковка, и Хрену досталось
Такой неожиданной влаги с небес.
Увидел бочок он оранжево-алый
И снова ботвищей к любимой полез.

В коробке на старой полке
Два напёрстка, две иголки,
Оставляя в ткани след,
Жили мирно много лет.

Был один местами ржавый,
А другой был моложавый.
Да и иглы те вдвойне
Отличались по длине.

Что игла была длиннее,
Моложавый в паре с нею.
Хоть давно тому не рад,
Тычет ей затылком в зад.

И при этом в том напёрстке
Нет стеснения и горстки 
Он с другой иглой тайком
Шьёт то гладью, то стежком.

Скоро длинная иголка
Надрала напёрстку холку:
«Не позволю, чтоб при мне
Ты гулял на стороне.

А той самой потаскушке
Остриё засуну в ушко.
Как его разворочу,
Быстро шляться отучу».

И решил тогда напёрсток,
Что шалить теперь не просто.
Ведь угрозы все игла
Воплотить вполне могла.

Он с большого перепуга
«Сплавил» «левую» подругу,
Подсобив её ушку,
Проржавевшему дружку.

Снова стала жизнь рутиной 
Моложавый только с длинной,
Верность ей теперь храня,
Всё грустней день ото дня.

Потеряв свою сноровку,
Он не так как раньше ловко,
Подводя к игле мосты,
Вышивает с ней кресты.

Только с пятой он попытки
Заводил иголку с ниткой,
Как игле ни поддавал,
Очень часто нитку рвал.

Даже ткань белее мела
От напёрстка почернела.
Неуклонно и всерьёз
Жизнь катилась под откос.

А другой напёрсток тоже
Ржа со всех сторон всё гложет.
Временами ж был «крутой»
Он с иголкой молодой.

Только с брошенной иголки
В вышивании нет толку 
Хоть остра и не крива,
Не даются кружева.

У иголки той без дела
Больше года пролетело.
Ржавый старенький дружок
Скоро выправил стежок.

Молодой напёрсток в страхе
Всё пускает охи-ахи,
Ведь не может лобик свой
С молодой толкать иглой.

Но напёрсток всё ж ретиво
Строит план на перспективу,
Раз он в теле удалой,
С молодой пошить иглой.

Как пошла такая пакость,
Шили иглы сикось-накось.
А напёрстка резвый пыл
Скоро иглы затупил.

«Никогда не шить вам платьев
И рубашек, и костюмов!»

В коробке под тем проклятьем
Жизнь иголок шла угрюмо.

Им хотелось хоть поштопать,
Подлатать любую дырку,
Но накапливался опыт
Лишь друг с другом быть впритирку.

Много лет без ткани пёстрой.
Только всё ж в картонной таре
Все мечтали о напёрстках,
О работе с ними в паре.

Хоть напёрстки те иголки
Даже краем не задели,
Но рождались кривотолки,
Что кривы иголки в теле.

Ложь и сплетни хуже порки.
Как ни прятались подружки,
Через год такие «тёрки»
Разнесли иголкам ушки.

Оттого, что иглам-сёстрам
Каждый день шептались в спину,
Затупился кончик острый,
Заржавела середина.

Как же быть? За что им это?
И придёт ли час работы?
На вопросы нет ответа.
Наложил проклятье кто-то.

А они могли бы вместе
Столько дел «перелопатить».
Только вышить даже крестик
Им нельзя из-за проклятья.

Как мама сыночку ладошки ни мыла,
На коже ребёнка осталась Бацилла:
«Живучая я, не исчезнет мой род,
Засунут меня обязательно в рот.

А там, в организме, простор и раздолье.
Завидная всё же у палочек доля.
Как в доме своём я опять похожу
И клеточке каждой спасибо скажу.

Добраться бы только до части кишечной,
Останусь тогда в организме навечно,
И, быстро к своим продвигаясь мечтам,
Я столько устрою полезного там.

Ведь мне не впервой разжижать экскременты
И слышать делам своим аплодисменты.
Искусством своим занимаясь всерьёз,
Дам знать о себе я до боли и слёз.

Вот только б не сунули мальчику в ротик
Микстуру опять или антибиотик.
Тогда в организме не быть мне ни дня.
Такое соседство погубит меня».

Но тут вдруг обильная мыльная пена
Бациллу с ладошки сорвала мгновенно.
И, как ни цеплялась, исход был такой 
Бацилла нашла в водостоке покой.

Прослужив собой немало,
Двадцать минимум годков,
Развалилось одеяло
Из тряпичных лоскутков.

Принимая кривотолки,
Виновата, мол, Игла,
Лоскутки пошли к Иголке,
Чтоб собрать их помогла.

Лоскуток взывал зелёный:
«Ткни, родная, на глазок.
Мне бы внять ту боль со стоном,
Ну, хотя б ещё разок.

Кое-где уже потёрт я,
Да и выцвел кое-где,
Не пошли беднягу к чёрту,
Помоги моей беде».

На него Игла взглянула:
«Неужели это ты?
Сколько ж лет уже минуло,
Ты ж разодран в лоскуты!

А всё тот же  смел и прыток,
Не смотри, что всюду рвань.
Где же взять мне столько ниток,
Чтоб латать в лохмотьях ткань?»

Лоскуток с узором красным
К той Иголке с похвальбой:
«Как ты выглядишь прекрасно,
Скажет здесь тебе любой.

Сам я тоже без недуга,
Не линяю сколько лет.
Ты скрепила б нас друг с другом,
Ну, хотя б в обычный плед».

Но Игла в ответ качала
Ржавым узеньким ушком:
«Простирни себя сначала
Хоть в корыте с порошком.

Я таким гостям не рада,
А скорей наоборот.
Извини, но стойким смрадом
От тебя каким-то прёт».

Стал Игле Лоскутик белый
Подставлять неровный крой:
«Будь добра, возьмись за дело,
Что распущено, закрой.

Ведь не так уж много штопать
В одеяле, вижу я.
У тебя ж огромный опыт
В деле кройки шитья».

И Игле про опыт фразой
Угодил Лоскутик-плут:
«О! Мой слух никто ни разу
Не ласкал так нежно тут.

Как ты мил, как белоснежен!
Вижу, край пристрочен мной.
И стежок всё так же свежий,
Да и запах неземной.

Убедил меня, страдалец.
Всех сегодня вас сошью.
Подождите только  палец
Нитку взденет в плоть мою».

И Игла по одеялу
Застрочила тут и там.
Хоть и шла работа вяло,
Но во благо лоскутам.

Всё дерево собою загружая,
Плоды венчают вишню урожаем.
Хоть в мякоти её почти не слышно,
Ворчит надменно Косточка от вишни:

«Эх! Знал бы кто насколько не охота
Болтаться мне как все на дне компота.
В компот, в варенье мякоть пусть кидают,
А я ещё сама посозидаю.

Мне выбраться бы только из темницы
И в почву, где помягче, углубиться.
А там уж надо мне не больше года,
Чтоб дерево взрастить моей породы.

Я геном обладаю самым-самым,
И вишни будут там по килограмму.
А цветом все родятся только алым.
Другому быть, по сути, не пристало.

Но прежде чем на ветках будет завязь,
Цветение устрою всем на зависть.
И только приключится это диво,
В саду засохнут яблони и сливы».