Ну, вы даёте! Сказки-пародии - Юрий Пашанин 4 стр.

Скорей, вперёд, под нож, друзья!
Ведь нет прекраснее момента.
Познайте радость бытия
В закуске быть ингредиентом».

Друзья призыву поддались.
И как венец такой закуски
Лежал поверх Салата лист,
А рядом с ним Петрушки кустик.

Сосновая Щепка и дуба Полено,
Друг к другу прижавшись студёной порой,
В поленнице лёжа, что оба нетленны,
Всерьёз рассуждали под снега горой.

К Полену себя приспособила Щепка:
«Какой ты тяжёлый! И вправду бревно.
Хоть ты и шершавый, прижал меня крепко.
Побыть под таким я мечтала давно.

Какое занятие всё же простое
Лежать налегке от зимы до зимы.
И нам ни о чём волноваться не стоит,
Ведь в самом низу упакованы мы».

«Погода не лётная выдалась вроде, 
Полено заёрзало,  снег не летит.
Добавилось холоду в этой погоде,
А значит и печка опять закоптит.

В золу превращусь Новогодней я ночью,
Хоть дерево было из твёрдых пород.
Здесь праздник кому-то, а мне, между прочим,
Скорее получится наоборот.

И верно, ведь всё в этом мире не вечно,
А все мы мечтаем о доли иной.
В последний я раз поваляюсь беспечно.
Ты, милая, будь этой ночью со мной».

И Щепка Полену ответила робко:
«Теперь не боюсь никаких я невзгод.
Полезу с тобой в Новогоднюю топку.
Какой же, поверь, без тебя Новый год?

Наверное, будет обоим нам жарко,
Но всё же должны мы друг другу помочь.
Ведь главное, чтобы горели мы ярко».
Мороз пожалел Новогоднюю ночь.

Как-то стала Поварёшка
Со столовой спорить Ложкой,
Кто из них в простом супу
Чаще черпает крупу:

«Ты послушай, дорогуша!
Лишь за стол садятся кушать,
Только я собой одна
Выскребаю всё до дна.

И, хочу тебе заметить,
Кто продукты ловит эти,
Не кладёт их прямо в рот,
А рукой меня берёт.

И затем движеньем нежным
По тарелкам белоснежным
Разнесёт с крупой бульон
Из кастрюли мною он.

Хоть кастрюля не бездонна,
Всё же я в ней примадонна,
И моя стальная стать
Может всю крупу достать.

Ну, а ты своим черпалом
Даже в четверть не попала,
А из всех твоих заслуг
Ткнула раз в морковь и лук».

Ложка ей съязвила тут же:
«И судья меж нас не нужен,
Ёмкость больше хоть твоя,
Чаще в крупы тычу я.

Ты, похоже, постарела.
Чтобы слить всё в шесть тарелок,
Ты ведь только что сейчас
Ткнулась в суп двенадцать раз.

Ну, а я, увидишь скоро,
Зачерпну его раз сорок,
Твой встречая взгляд тупой,
Появлюсь всегда с крупой.

Арифметика простая 
Ты изгибом хоть крутая,
Поумерь, подруга, тон.
Нет на кухне примадонн».

Притащил невесть откуда
Гусь в курятник каталог.
В нём картинок разных груда.
Он их курам приволок.

«Посмотрите, эй, пеструшки!
Про гуся ведь книга вся.
Я от пяток до макушки
На того похож гуся.

Посмотрите, очень разный
На картинках я везде.
Ваш же вид жабообразный
Не увидишь в ней нигде.

Вот  украшен черносливом,
Вот  я в яблоках лежу,
Вот  в зелёных я оливах.
Вам завидно, погляжу, 

Продолжает Гусь задорно,
Всем вещая свой рассказ. 
Вот  я в красных помидорах
Со стола гляжу на вас.

Я  звезда, и не иначе.
Все картинки про меня.
Ваш же облик лягушачий
Я давно бы поменял.

Посмотрите, в этой книге
Вся цветная лишь печать.
Вы гуся из высшей лиги
Начинайте замечать».

«Что же это за изданье? 
У Гуся спросил Петух. 
Прочитай его названье,
Если можно, громко вслух».

Гусь уставился в обложку,
Книгу к клюву поднеся,
И прочёл, присев немножко:
«Сто рецептов из гуся».

Без шипа почти на больших оборотах
Ожившая тихо Пластинка кружит.
Звучать необычно Пластинке охота,
Но голос её под иголкой дрожит.

Пластинка на диске лежит Патефона,
Из дырки Пластинки маячит штырёк.
По правилам, видно, хорошего тона
Пластинке, хрипя, Патефон вдруг изрёк:

«Вертись, не вертись, не получится песни.
Трагедий желать я тебе не хочу,
Но только тебе-то должно быть известно,
Ты вертишься, так как тебя я кручу.

Как будешь ты петь без трубы и иголки?
Звучаний немало от них рождено.
Без них никакого в тебе нет и толку 
Не сможешь стать тем, кем бы быть суждено.

Не в шутку тебе говорю, а ехидно,
Без всяких сюсюканий, нрав мой крутой.
Иглу подниму, пусть тебя будет видно,
Но только пойдёт оборот холостой.

Ты, вижу, уже четвертак разменяла,
Чтоб новую жизнь начинать, наконец.
Таких же, как ты, вон на полке немало,
И каждая в мыслях, что я ей отец».

«Да, я не певица, я просто артистка, 
Пластинка замедлила в голосе темп. 
Тебе попадались одни аферистки
И дуры, а я-то другое совсем.

Ты лучше смени вечный гнев свой на милость,
Меня закали, нужный звук мне придай,
Чтоб я с каждым разом сильней становилась,
Нормально и клёво работать мне дай.

Пока столько лет я на полке пылилась,
Собой заполняя конвертик простой,
Иголка твоя о пластинки тупилась,
Вот я оттого и звучу с хрипотой».

«Себя с кем сравнила? Кто есть ты? Откуда?
Кому подводить ты решила итог?
Во мне ты как дочь. Я отец тебе буду,
Какой не прошёл бы по времени срок.

Кто ты без меня? Просто чёрная точка,
Публично изнеженное существо.
Ты хочешь сказать, что ты папина дочка,
Чтоб в звёздной семейке наладить родство?».

Пластинка сидела на гвоздике в шоке,
Среди тишины детонатор взведён:
«Ты  гений. Мне взять у тебя бы уроки.
Ведь каждый в таланте твоём убеждён.

Движений сценических знаю я мало.
Крутиться начну  подступает комок.
В тебе бы я сутками если торчала,
То, как я пою, ты услышать бы мог».

Тут стал Патефон потихоньку смеяться:
«Хоть утро не скоро, пока ещё ночь,
Но голосом можно серьёзно заняться,
И я в этом деле не прочь бы помочь.

Во мне ты не сможешь разочароваться,
Ведь голос же можно создать из всего.
Раз так ты решила, то можешь остаться,
А я подстрахуюсь на случай чего.

Иглу для тебя подберу поострее.
На штучки такие я ловок и скор.
Хоть стар, механизмом своим я владею.
Ты будешь такая вся, просто фарфор.

Тебя как никто я раскручивать буду».

Пластинку крутил неуверенно он.
Слышны были шипы и скрипы повсюду.
А что ещё может ей дать Патефон?

Не попав в бульон под крышку,
Кто белее, кто пушист,
Стали спорить Кочерыжка
И капусты верхний Лист.

«Чем со мной бы мог сравниться
Ты, без цвета кожура?
Я умею серебриться
Серебрее серебра.

А ещё во мне все соки, 
Кочерыжкой начат спор, 
Что вошли в мои протоки,
Сохранились до сих пор.

Плоть моя тверда, упруга
И заточена под клин.
Поперечный как у круга
Будет срез один в один.

Я свежа тебе на зависть.
Ты меня в вилке душил,
Тем не менее, признаюсь,
Тонус мой уже ожил.

Ты не в форме, даже слишком,
Не ровны твои края.
Не тягайся с Кочерыжкой.
Даже в цвет белее я».

Лист немного распрямился,
Трудно быть прямым в ведре:
«Я сегодня не умылся,
Потому не в серебре.

Хоть кругла ты, но ершиста.
Край не ровен всё равно.
А мои края пушисты.
Так задумано давно.

Посмотри, какие плечи.
А взгляни на мой хребет.
Я прямее, нет и речи.
Ты ж острее, спору нет.

Но от этой остроты-то
Есть, скажи, какой-то прок?
Остриё твоё открыто,
Но торчит как бугорок.

Прижимался я, не скрою,
Но душил тебя шутя.
Ты ж ведёшь себя порою
Как невинное дитя.

Я по всем статьям матёрый,
Так что будь ко мне добра».

Продолжался спор тот скоро
Вне помойного ведра.

Кто в траве был самый прыткий,
Состязалась раз Улитка.
А соперником в том ей
Оказался Муравей.

Муравей, уйдя со старта,
Финишировал с азартом.
А соперница со зла
Лишь немного проползла.

Муравей на пьедестале.
Поздравлять его все стали.
Тут Улитка всем в ответ
Говорит про свой секрет:

«Оттого ползу я тише,
Что жемчужинка под крышей.
Надо медленно ползти,
Чтоб её не растрясти.

Я нашла её у моря.
Покажу её вам вскоре.
А пока сюрпризик тот
Пусть немного подрастёт».

Хоть известно всем на луге,
Моря не было в округе,
От Улитки всё ж на бис
Ждут обещанный сюрприз.

В огороде по привычке
Обсуждали три клубнички,
Кто сегодня был им мил,
Кто и как их опылил.

«Провела я день не плохо
У Зелёного Гороха.
Хоть зелёный он душой,
В поперечнике большой», 

Говорит одна подружка.

«Ну, а мне попался душка, 
Тут другая ей в ответ, 
В огороде слаще нет.

И во мне есть перемены 
Я теперь со вкусом Хрена.
Не встречала до сих пор
От других такой напор».

«Как же я, подружки рада,
Что висела с Виноградом.
За его бралась я ус
И кислю теперь на вкус.

Через месяц я, похоже,
С виноградной стану кожей.
Только жаль, не заползу
Никогда в его лозу.

У него повыше где-то
Есть жена и много деток.
Виноград собою горд.
Я же стала пятый сорт.

Вы, подруженьки не спорьте,
Я не в третьем, в пятом сорте,
И того, кто с сортом пять,
Надо срочно отыскать.

Мне теперь с моим-то грузом
Быть не плохо и с Арбузом.
Хоть Арбуз тот мне знаком,
Я схлестнулась с Чесноком.

Он просил, чтоб я украдкой
Приползла к нему на грядку,
Только лишь наступит ночь,
В чём-то там ему помочь.

Я давно не недотрога,
Знаю, в чём нужна подмога.
Я горда, и потому
Не полезу я к нему.

Лучше я пристроюсь рядом
Пятым сортом с Виноградом.
Буду ночью я и днём
Не женою, но при нём.

Может, он, глядишь, когда-то
Тоже станет сортом пятым,
Надоест своей жене.
Вот тогда попрёт и мне».

От рассказа у подружек
Проливались слёзы лужи,
Ведь пришлось подружке их
Натерпеться за троих.

Как былых времён изгоя,
От безделья, просто так,
Начищали пастой ГОИ
Медный старенький Пятак.

Вновь Пятак потёртым краем
Отражает солнца свет:
«Почему ж такого рая
Я не видел много лет?

Как покинул я конвейер,
Был во всех руках умел,
Потреблён я в полной мере,
Только телом зеленел.

Шёл в расчёт и шёл на сдачу,
По сто раз на дню мелькал,
Был под пяткой наудачу
И звенел по кошелькам.

Стал сверкающей монетой,
Слава Богу, наконец.
Завершилась пляска эта.
Я  коллекции венец.