Война в Афганистане привела к наплыву в эту страну боевиков из арабских стран, Турции, Ирана, Пакистана. Но после распада СССР большинство этих людей, превратившихся в профессионалов-наемников, отправились в различные «горячие точки» СНГ или Югославию, на помощь мусульманам Боснии и албанцам в Косово. Наиболее же значительным было их участие в первой и второй чеченских войнах, которые явились крайним выражением этносоциального, политического и идеологического кризиса, охватившего все постсоветское пространство.
Этот кризис породил этнократии, т. е. специфические властные этногруппы, выдвинувшиеся на волне массового недовольства людей, их идейной и моральной дезориентации, хаоса и разрухи, спасения от которых они искали в этнонационализме и этносепаратизме. Подобные настроения всячески разжигались и стимулировались этнократами и поддерживавшими их местными мафиозными группировками. В Чечне, где были низки экономические показатели и особенно крепки мафии, опиравшиеся на традиционные клановые структуры, все это умножалось еще и исторической памятью народа о кавказской войне 18171864 гг. и сталинской депортации 19441956 гг. Сказались и ошибки центральных властей, дестабилизированных событиями августа 1991 г. В результате эти власти сначала не сумели должным образом противодействовать захватившему власть в Чечне генералу Дудаеву, а в 1994 г. решили силой ликвидировать к тому времени укрепившийся в Чечне авторитарно-мафиозный сепаратистский режим.
Однако Дудаев подготовился к войне настолько хорошо, что даже после его гибели чеченская армия, организованная военными профессионалами, могла долго сопротивляться, а чеченская этнократия затягивать решение проблемы, используя в своих интересах помощь арабских и прочих «ветеранов Афганистана», финансовую, техническую и иную помощь чеченской диаспоры, соперничество различных кругов России, Запада и Востока, в том числе замешанных в «теневой» торговле наркотиками, нефтью и оружием. Очень большую роль при этом сыграли геополитические амбиции Турции, именно в 90-е годы стремившейся максимально повлиять на ход событий в Югославии, на Кипре, в Центральной Азии и на Кавказе в целом. Война 19941996 гг. подняла в Турции волну солидарности с чеченцами, тем более что около 1 млн. турецких граждан потомки мусульман, эмигрировавших с Кавказа в XIX в. К тому же, Турция была объективно заинтересована в сохранении напряженности в Чечне с целью дать выход радикальным настроениям внутри страны, а также обеспечить доставку нефти из Азербайджана в Турцию через Грузию, а не через мятежную и ненадежную Чечню.
Первая война в Чечне закончилась перемирием в Хасавюрте в 1996 г. Однако ни одна из спорных проблем не была решена, включая восстановление Чечни и суверенитета России над ней. В Чечне стали все больше задавать тон исламисты ваххабитского толка, т. е. выступавшие за «чистый» ислам и против традиционно влиятельных в Чечне вирдов, т. е. ветвей суфийских братств. При отсутствии легальной экономики процветал криминальный бизнес всех видов, включая торговлю людьми, похищенными в России. Все больше укреплялись связи с зарубежными центрами исламизма, а также с нелегальной сетью подготовки исламиских боевиков в России и за ее рубежами. Росло влияние ваххабитов в соседнем с Чечней Дагестане и других регионах России (например, в Поволжье). В самой Чечне неуклонно снижался авторитет президента Масхадова и подотчетных ему органов власти, но непрерывно усиливались командиры различных отрядов и групп боевиков, идеологи ваххабизма и исламоэкстремизма, нередко возглавлявшие банды полукриминального характера. Серьезным фактором внутричеченской жизни стали иностранные наемники и добровольцы во главе с авантюристом Хаттабом.
Все это вело к постоянному провоцированию мелких стычек на границе с Чечней, а также к выступлениям прочеченски настроенных ваххабитов в Дагестане. В августе 1999 г. это привело к началу второй чеченской войны. Вторгшиеся из Чечни боевики попытались соединиться с мятежными ваххабитами в горах Дагестана, но были отброшены при поддержке большей части местного населения. После подавления гнезд мятежников в Дагестане российская армия снова вошла в Чечню, преследуя отступающих боевиков. Довольно быстро была занята равнинная часть Чечни, но в горах война снова приняла затяжной характер. Она характеризовалась более широким применением современных средств ведения войны и новейшей техники, нежели первая война. Вместе с тем она имела и более широкий международный отклик, вызвав затруднения России в Западной Европе и охлаждение ее отношений с некоторыми странами ислама. Расширилась и география деятельности чеченской диаспоры, распространившей свои пропагандистские акции, кампании солидарности и сборы средств в пользу боевиков на все страны ислама и на мусульманские общины в Европе и Америке. Вместе с тем удары по исламо-экстремизму в Чечне, судя по всему, свидетельствуют об определенной стабилизации позиций России на Кавказе, об ослаблении и откате (если не прекращении) охвативших ее на рубеже 80-90-х годов дезинтеграционных процессов. Судя по всему в XXI в. наряду с Ближним и Дальним Востоком, будет существовать и российский Восток.
Подводя итоги, следует подчеркнуть, что распад СССР открыл новые пути и возможности для модернизации российского Востока, как и восточных республик СНГ. Ясно, что Центральная Азия и Кавказ сохранят связи с Россией, но будут испытывать не меньшее воздействие Турции, Ирана, Китая, Японии, Южной Кореи, уже сейчас имеющих там определенные позиции в сфере экономики и культуры. Нельзя исключить и обратного влияния Центральной Азии и Кавказа на Иран и Афганистан, учитывая расселение азербайджанцев, туркменов, узбеков, таджиков по обе стороны проходящих в регионе границ. Новая Россия, возвращаясь на Восток уже в ином качестве, еще скажет свое слово и определит свое место на перманентно меняющемся Востоке, где «русский фактор» всегда был важной составляющей общей ситуации.
§ 6. Социальные процессы на Востоке
Основные направления социального развития
Вторая половина столетия была отмечена резким убыстрением социального развития стран Востока. Речь шла не только о зарождении новых социальных слоев, классов, прослоек и категорий, но и об изменении качества самого общества. Печать модернизации и даже «вестернизации» все более отчетливо определяла социальный облик Востока, тем не менее оставшийся пестрым и многообразным. Если можно себе представить западное общество в виде образца геометрически правильных форм и четких прямых линий, то восточное общество напоминает скорее сложный и прихотливый орнамент с асимметричностью и внешней алогичностью разнотипных узоров. Поэтому, наряду со все более часто встречающимся в социальных структурах Востока, особенно в конце XX в., западно-восточным синкретизмом, сохраняется и безусловное различие между обществами Запада и Востока, причем не только в культурно-цивилизационном измерении.
Оставаясь многоукладным, пестрым и многообразным в социальном отношении, восточное общество качественно менялось. В его составе увеличивалась доля современных, модернизированных структур и соответственно уменьшалась доля традиционных, архаичных. Модернизация любого восточного социума (сельской общины, региона или землячества, города или отдельного его квартала, этноконфессии или входящего в нее религиозного братства) шла либо через «капитализацию», т. е. развитие частного предпринимательства и рынка, либо через насаждение государством «сверху» более современных методов хозяйствования, политической и производственной культуры, новейшей технологии и организации труда. Обычно сочетались оба канала модернизации. Но первый преобладал там, где инициатива принадлежала иностранному капиталу (почти во всех колониях или бывших колониях) или где успел заявить о себе национальный капитал (например, в Индии, Турции, Египте до 1952 г. и после 1970 г.). Второй канал имел преимущество в странах с военными или революционными режимами, в частности, в Бирме, Индонезии, Египте 19521970 гг., Сирии). Но и во втором случае огосударствление экономики всегда было неполным и объективно преследовало цель защищать слабую национальную экономику от внешних конкурентов, дав крышу и помощь местному предпринимательству, находившемуся в трудной стадии становления.
Монополистическая буржуазия
Капитализм на Востоке стал развиваться во второй половине XX в. намного быстрее, чем в первой. Но шло это развитие разными путями и потоками, принимало разные формы и питалось из разных источников. Оно привело примерно в 19701980-х годах к образованию нескольких капиталистических укладов. Из них важнейшим следует признать монополистический капитализм, представленный предприятиями транснациональных корпораций (ТНК) наиболее крупными и современными, оснащенными новейшей техникой и непрерывно усваивающими самую передовую технологию, использующими самую квалифицированную и высокооплачиваемую рабочую силу. Однако господство ТНК ограничивалось в основном наиболее прибыльными (например, нефтедобывающими) или технически авангардными (например, электронными) отраслями. Кроме того, и в этих отраслях их стали теснить национальные монополии государств Востока, наиболее характерные вначале для Японии, Индии, Египта, Южной Кореи.
Южнокорейские «чеболи», т. е. монополии семейно-кланового типа, стали возникать уже в 1950-е годы. В 1980 г. полсотни «чеболей» давали до 10 % ВВП страны, а в 1990 г. до 16 %. Объем их продаж тогда составил 130 млрд. долларов, причем 60 % этой суммы пришлось на 5 «чеболей» во главе со знаменитым Самсунгом, крупнейшим концерном в сфере электронной, тяжелой и нефтехимической промышленности. Его владелец Ли Кун Хи за счет постоянного внедрения новейших научно-технических достижений добивался роста производительности труда в отдельные годы на 2527 %, неуклонно наращивая объемы производства и продаж, а также создавая свои филиалы за пределами страны. В частности, сборку телевизоров осуществляют его предприятия в 20 странах, включая Словакию. Концерн Дэу, уступая Самсунгу по объему продаж (26 млрд. долларов против 49 млрд. в 1991 г.), охватил более широкий круг отраслей, включая машиностроение и автостроение. Его продукция теснит продукцию известных японских «дзайбацу» (монополистических трестов) на рынках самой Японии! Кстати, все «чеболи», сотрудничая и с «дзайбацу», и с западными ТНК, постоянно стремятся занять второе после японцев место. В 1995 г. из 100 крупнейших компаний Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР), наряду с американскими и японскими было 6 южнокорейских, но 13 тайваньских. Тайвань благодаря своим банкирам, судовладельцам и коммерсантам стал вторым после Японии крупнейшим кредитором в мире. Он является крупнейшим инвестором практически во всех странах Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии.