Вышивальщица
Книга первая. Топор Ларны
Оксана Борисовна Демченко
© Оксана Борисовна Демченко, 2016
© Willyam Bradberry, фотографии, 2016
© https://pixabay.com, фотографии, 2016
Редактор Борис Демченко
Автор выражает благодарность ресурсу https://pixabay.com за возможность проиллюстрировать книгу. А еще моему папе за терпеливую вычитку; и всем моим постоянным читателям за их поддержку и общение при работе над книгой
Пролог.
Сказка, вплетенная в канву мира
А нитки бывают белыми?
Всякое случается. Иди, не топчись на кочке. Болотник за пятку ухватит.
Ты мне сказки-то не плети, не маленькая. Нет в мире болотников, есть дед Сомра. Только он спит и по мелочам не проявляет себя. Так что насчет ниток? Кимка, стой! Да что ж за напасть, ни слова толком
Кимка уже во весь скок спасался от необходимости держать ответ. Мелькал рыжим беличьим хвостом в пестроте сочной зелени, забрызганной тенями. Шил её лучиком солнечной иголки скреплял, плотнее сдвигал ветви, и прятался в их лохматой гуще. Вот и нет его Только стрекот вдали качнулся и отпрянул, с ветром укатился за дальний увал, в самое сердце топей дедушки Сомры.
Эх ты А еще друг! И не подкупай после орехами, ни единого ядрышка не приму! Понял ли?
А ему хоть кричи, хоть молчи. Умчался. Он сегодня взялся в белку играть. Вчера весь день прыгал бессловесным зайцем. Тоже, ловкач. Как будто я обычного косого от перекинутого Кимки не отличу. Уж всяко десять лет знакомы. Он весь мой круг знакомств и есть, вот так гораздо вернее. Кимка, невидаль лесная, небыль хитроватая из Безвременного леса. Никому сюда нет прохода. И людям, и даже вырам, за опушку не заглянуть, земляники Кимкиной с прогалин, лиловым марником украшенных, не обобрать, а на чернику, что хоронится в глубине векового сосняка так и не глянуть.
По какой такой великой нужде я среди запретного леса объявилась? Человек, да из самых обычных. Обычнее уже и некуда. Косица бурого цвета, невнятного. Глаза тоже карие, обыкновенные. Ни роста, ни стати, ни голоса. За что привечает? Может, ему скучно без приятельства? Так ведь еще и пригляд держит, год за годом, без отлучек и передыху Спросите у Кимки сами что да как, если хотите глянуть на беличий скок. Он ответов давать не желает. И всегда был таков, сколь бы вид свой ни менял
Первый-то раз я его хорошо рассмотрела, он на кочке смирнехонько сидел. Благообразный он тогда явился. Пожилой, лукаво-кареглазый, и волосы серебрила седина. На коленях ох ты, радость для дитяти шапка валяной шерсти, да вся как есть земляникой полна. Аж черной, пахучей, всякая ягодина крупнее ногтя. Угостил, приветил, на опушку сам завел. А каким таким способом я в лес вошла, хотя тень его пересечь никто не в силах это к Кимке Он верно знает, но молчит и того вернее.
Кимка!
Теперь до ночи можно шуметь, все без толку. И не стану звать! Пусть хоть раз поймет, каково это без ответов и без приветов
Идти по лесу и огорчаться, свой нелепо растревоженный гнев хранить дело неблагодарное. Лес сегодня ясен и весел. Шелестит, листьями плещет, с тетушкой тучей о дожде сговаривается. Уже заметно: дело двигается. К ночи засинит небушко, тень опустится до заката и лиловеть будет из-под спуда, от большой горки западной, от увала, где кимкины черничники всего гуще. В сумерках ветер падет на сосны, стон из них вырвет, чтоб тишина после легла полнее да глуше. Первой капле эхо дать надобно, без того и дождь не дождь
Когда такое событие готовится, когда тетка туча в гости в наш ближний лес собирается, не худо и поспешить домой. Вон уже шумит переполох по верхушкам, старые листья лоскутьями полетели, аж в воздухе пестро. Скорым бегом да по тропочке домой! Кимка такой, заботливый: он сам не выглянет, а тропку под ноги обязательно бросит. Удобную выберет: чтобы шла без коряг, не по самым затылкам увалов и затейливо, с должной красивостью. Мимо озерка, вдоль ручья, через заросли рябины. Бегом-бегом, пока нитки дождя небо вовсе не заштопали.
Дом в Безвременном лесу такое и звучит-то странно. Сам дом и того чуднее. Так уж оплетен и врос в корни дубовые, что и не понять: дупло или нора? Но и на избу похоже. Дверь имеется. Кимка её изукрасил резьбой: белочка прыгает, заяц низом скачет. Поверху, шею выгибая, лебедушка летит Я все имена небылиц ведаю. Кимка любит их повторять и рисунки показывать. А то и в сны зверей придуманных засылает: смотри, мне не жаль. Все для тебя. Только вопросы не задавай лишние. Но как не задавать, если не знаешь, какие они лишние?
По чести если, из-за белых ниток он уж больно резво взвился, обычно так не улепетывает. Видно, не то спрошено, ну вовсе дурное. Того и гляди, дед Сомра пошевелится да пригрозит из-под топей, забулькает от возмущения.
Вот и дверь. Сухая совсем, не упала еще первая капля. Хотя сосны стонут, самое время прятаться. Ох и радость нырнуть в свой дом да и прикрыть дверь! Сюда, в Кимкино владение, никакая напасть не сунется. Он, может, и прыгает зайцем, а только страха в нем нет, ну ни капельки! Одна лихость.
Дверь захлопнуть не получилось. Совесть ножку подставила, за косу веткой дернула. Оглянись: а ну там Кимка имеется, за спиной. Он ведь какой? Застенчивый, от обиды не скоро отходит. Орехи грозилась не брать, так он и домой в дождь не явится, если не позвать
Кимка, страшно ведь без тебя в такую ночь лиловую! Кимочка
Все мы на лесть падки. Оборонять вон сразу явился. Одним прыжком из дубовой кроны упал да и юркнул в нашу нору. А в сказках говорится: не лазают зайцы по стволам. Хотя, чего уж, никакой он не заяц.
Ох беда, вне тени Безвременного леса и слово такое давно истлело в людской памяти заяц. У людей теперь мало слов. Но не к ночи разговор, и так тетка туча багровеет всерьез, наползает на низкое солнышко. Борется, к земле его давит и ночь манит. Пусть. Сложно ли закрыть дверь да не глядеть на их очередной разлад.
Первая капля стукнула в деревяшку, едва она мягко сошлась с косяком, словно дождинка попросилась в гости. Поздно, у нас все свои дома. Кимка уже старичком разгуливает, песенку под нос бормочет. На стол собирает. И гриб дождевой принес, и орехи, и малину пахучую, и молоко оленье. Заботливый
Бездельница ты. Нитки и не глянула новые.
Прости. Я сейчас займусь.
Опосля ужина. Я гнилушек разожгу, светляков позову. Тогда и работай.
Что тебе за польза с моего шитья? Я вижу: нет её, будто обман вершу, а не дельное дело. Ты объясни, может, оно верно и сложится. Я стараюсь. Честно.
Все объяснил, что умел. В лес ты вошла, а вот шить моими нитками не научилась ну и не надо. С тобой мы и так славно коротаем время.
Разве в этом лесу есть время?
Ты на себя глянь. Было шесть лет, десять минуло Есть время. Еще как есть. Вокруг людей оно завсегда водится, оно вроде мошкары. Не отвяжется ни за что.
Тебе не вредно? Я раньше и не подумала, что я тут не к месту.
Ишь, раззаботилась. Мне уже почитай все не вредно. Кушай.
А нитки ты где берешь?
Да везде Разве ты их не замечала никогда? Так ясное дело, оттого и нет прока в твоем шитье. Не замечала Разучился я сказки выплетать. Разучился. Беда А может, и это уже не беда? Кушай.
Ну как с ним разговаривать? Все вроде внятно да ясно, только не осело ни единой крошечки понимания в лукошке моих разумений. А Кимочка огорчился так тяжело и даже безнадежно Поник весь, меньше стал на вид. В чем вина и как исправить? Остается лишь снова разбирать нитки, раз принес и велел. Он ведь не шуткой считает их, а чем-то важным и даже, кажется, главным.
Нитки сегодня красивые. Лиловые, как марник под солнцем. Золотые с розовым вроде сосновых стволов по утру. Черничные, какие тетке туче в пору подарить, так на её тушу похожи. И серые есть с ивовым глянцем дождинки. И зеленые в крапинах теней, прямо лиственные. И земляничные, аж запах от них идет. Остается взять иглу, рукой провести над тканью, восстанавливая натяжение. И начать шить. Сперва, знамо дело, небо. Синее оно, в нем покой и надежда. В нем свет. И туча, но и она благо.
Нехорошее ниже копится. Там, где мы живем люди да выры. Вся грязь вокруг нас лепится Разве я виновата, что кимкиными нитками грязи не вышить? И не надо, а только и этот лес у меня не получается. Совсем. Сколь пробовала даже иглы ломаются. Бестолковая я, огорчение кимкино, крах его надежд. Вижу, больно ему а в чем беда, не сказывает. Ушел в дальний лаз, завозился на ночь устраивается. Тяжко ему глядеть, как я не справляюсь с делом. Чернику ем, молоко пью, расту Время в лесу из-за меня роится, не переводится. Но вот пользы нет и малой.
Небо, как обычно, получилось замечательное. И тетка туча, и штопка проливного дождя.
Ты не плачь, окончательно расстроился Кимка. Еще такой напасти мне не хватало Живем не тужим, складно дружим. И еще сто лет проживем.
Кимочка, от твоих слов опять вопросы копятся. Сто а дальше?
Небо, как обычно, получилось замечательное. И тетка туча, и штопка проливного дождя.
Ты не плачь, окончательно расстроился Кимка. Еще такой напасти мне не хватало Живем не тужим, складно дружим. И еще сто лет проживем.
Кимочка, от твоих слов опять вопросы копятся. Сто а дальше?
Не твоя забота. Шей, бездельница. Может, оно и сладится. Но белых ниток не проси.
Отвернулся, завозился так сердито и не скажи более ничего, всяко не отзовется. Только и без того многое вдруг ясно сделалось, вот как бывает. Чего уж себе врать? Вижу я нитки. Много их, и все как есть старые. Некоторые с оттенком, а иные так уже залиняли, что вовсе костью мертвой белеют. Настоящие нитки, главные. А эти, какие Кимка носит в них веса нет, оттого и не ложится стежок: канва-то не проста, это он смог мне втолковать.
Вредна я лесу, сильно вредна. И Кимке неполезна. А уж про сто лет слушать вовсе жутко. Словно далее нет безвременья этому лесу. Нет, не так! Далее и времени ему нет. Безвременье сгинуло, когда я в тень сунулась. Если припомнить, тогда Кимка был другой. Не уставал, спать и вовсе не спал. Зато теперь по полной ночи беспробудно сопит, ворочается кости у него ноют.
Значит, надо всерьез дело делать. Понять бы, как? И что за дело мне полагается в жизни Раз молчит Кимка, добрая душа, непростое оно дело. Может, вовсе трудное. Он потому и сердится, хочет огородить меня от тягот. Без пользы только и дело губит, и себя заодно. Вон: мерзнет, озноб его пробил. Худо, первый раз такое.
Остается мне решиться на крайнее средство. Тетка туча говорит громом, я её слов не разумею. Ветер сплетник, сам верных слов не знает, а чужие треплет без разбора и разумения. Зверье здешнее не умнее обычного, что вне заветного леса обитает.