Говорила, дороги замокли, припомнил князь, зевнул, но встать и не попробовал. Тепло и благость покоя одолели его окончательно.
Так не солгала ни на ноготь, замокли, отмахнулась жена. Сорг этот из столицы направляется к нам озером и далее речкой, которую так раздуло, что к самому городу заводи подступают. С чем плывёт, в письме не указано. Иначе я проводила бы курьера к тебе. Не без ума, в большие дела лезть и не стала бы. А так рыбкой угостила заезжего да и отпустила далее, куда он поспешал.
Курьер выр?
Здоровенный, усатый и весь зелёный от мха, шепнула жена в ухо. Хихикнула и обняла за плечи. Сказывают, баб у выров нет, все утопли в глубинах. И то: что за красота в вырьей бабе? Подумаю, сразу смех разбирает: усатая, мохнатая и склизкая!
Князь попробовал возразить, но не смог. Видение вырьей бабы позабавило его. При таком сравнении родная жена особенно хороша. Мягкая, тёплая, в теле. Налегла на плечо легонько, смех у неё грудной, тихий Остатки мыслей изгоняет из головы вернее всякого иного средства.
Купа, синий ты мой цветочек, оживился князь, ворочаясь. Ведь я чуть стих тебе не сочинил. Хотя сел иное писать.
Стих? восхитилась жена. Хоть так расскажи, простыми словами, о чем он был-то
Девок разгони до утра, дверь прикрой потуже, задумался князь. И садись, что ли, вот сюда. Как же я думал-то? Ох, погоди Нитки веток чёрных нас с тобой связали Нет, не так. Дай соображу.
Вырьи дела перестали беспокоить. Хотя дел тех амбар трещит, сколько! Новые же все прибывают, словно прежних мало.
Месяц назад шаар Горнивы проводил в стольный город Усень выров из рода ар-Бахта. Глянул, как сходится вода над их панцирями, как затихает круговое волнение да и счёл ушедших мёртвыми. Мыслимое ли дело: так нахально и самонадеянно, впятером, лезть менять весь закон, на коем жизнь зиждется уже пять веков! Кривой закон, гнилой насквозь, иначе и не сказать. Только разве посильно кому сходу выпрямить столь древнее, вползшее корнями в каждый клок земли, в каждую душу? Привычное оно житьё-бытьё Связало накрепко традиции, свой уклад имеющее, ставшее основой мирового порядка!
Но выры не сгинули. Правда, один вроде канул в бездонную водную пропасть, но прочие утвердились в столице. И даже, что вдвойне нелепо, дотянувшись клешнями до власти, они не позабыли о случайном союзнике. Хотя много ли он, шаар, сделал для чужой победы? Встретил, пару советов дал да проводил до ближнего омута. Знака в столицу, прежней власти, не отослал и шума не поднял
Нырнули выры ар-Бахта в безымянной заводи, вынырнули в столице, велика ли затея Однако круги по воде пошли словно горы рухнули. Закон пошатнулся и ослаб. Все попритихли, ожидая окончания колебания неспокойных вод событий и судеб, взметнувших первой волной ара Шрона на вершину власти. Он получил именование златоусого, что в исконном вырьем понимании означает мудрец, первейший и верховный над прочими.
Волна перемен вполне предсказуемо смыла тех, кто был ару Шрону главным противником и преградой новому закону. Прежний кланд, происходящий из рода ар-Сарна, давний хозяин земель Горнивы, был предан позорной казни погиб от топора выродёра при согласии и наблюдении знатных выров, именуемых хранителями бассейнов. Но земли кланда никому из них не отошли. Ар Шрон собрал стариков выры весьма высоко почитают своих старых, живущих в мире более века и потому, как полагают нелюди, ума накопивших поболее прочих.
Старые подробно рассмотрели семью ар-Сарна и ужаснулись: все выры рода неумны и так тяжело ущербны, что нуждаются в опеке Как им таким править? Ясное дело, соседи немедля ощерили клешни на Горниву, принадлежащую по закону выров семье ар-Сарна. Но ар Шрон и тут проявил себя памятливым и упорным союзником. Никому не дал дотянуться до дармовой власти. Сказал: если так угодно обстоятельствам, пусть земля пребудет пока что без вырьего правления. С того и можно начать разбор новых законов. А десятину Горнива пусть платит прямо столице, Усени. Город сгнил и обезлюдел, надо восстанавливать.
И в единый миг стал он, шаар Чашна Квард, князем всей Горнивы. Его власть равна власти знатных выров, хранителей бассейнов. Почёт велик. Но с ним навалилась и новую головная боль: опека над замком ар-Сарна. Гнилым, замокшим и изрядно вонючим Неделю лучшие мастера пытаются его хоть как отскрести от плесени, приводя к должному виду, крепкому и здоровому словно без того дел мало!
Он, Чашна, должен сдержать слово и приготовить тросны с мыслями по новому закону, равно полезному людям и вырам. Только мыслей тех увы, не густо. Как написать единое право для столь неодинаковых, как люди и выры? Он сперва лихо взялся за дело. И увяз, как в болотине, в разборе имущественных вопросов.
Для людей владение оно личное и родственное, определяемое правом рождения и крови. У выров же брат тот, кто душе близок и допущен в замок, кто назван родным. Как учесть такое? И дальше не легче! Всё, что принадлежит морю исконно собственность выров. Тогда можно ли безоглядно удить рыбу, ловить сетью? Выры-то не ходят к людям на овсяное поле кушать да топтать зерно! А если с каждого улова десятину, учёт вести непосильно, во всякую рыбачью лодку не посадишь учётчика, каждому в прибрежном поселке не заглянешь в рот
Реки, вот ещё одна загадка. Вода в них течёт. Она вырье достояние? Но и людям без воды нет жизни. Как делить?
Чашна попробовал отвлечься от имущественного закона, нацелил мысли в сторону прав и свобод. Так запутался еще хуже! Убийство у людей всегда грех и тягчайшее преступление. Выры же дважды в год и это самое малое! собираются на мелководье близ города Синга, там лучшее место, известное всем. Клешнятые устраивают бои, и так калечат друг дружку глянуть на побеждённых страшно. И до смерти дело доводят, нередко. Грехом содеянное не полагают, казни за то не предусмотрено. Бои есть основа уклада жизни молодых, способ выпустить горячность и проверить силу. Не дай им права на бой, они разнесут Сингу по бревнышку, да не одну её. В боевом выре слишком уж ярко удаль играет, просится на волю.
Вместе жить трудно Не так уж глупы были древние выры, отгородившие свой народ от людей высоченной стеной запретов. Подлость в их решении очевидна, заметны корысть и несправедливость, из этого проглядывает помеха развитию всего мира Но в целом-то закон у тех выров получился работоспособный, приходится признать. Перекраивать его непросто.
И, словно мало всех сложностей, надо учесть ещё одну. Вышивальщиков. Пока-то их двое на весь мир. Но, того и гляди, явятся новые. Люди и выры, способные менять вокруг себя очень и очень многое.
До сей поры никто, пожалуй, не понимает даже приблизительно, каковы возможности вышивальщиков и что за силы им подвластны. Подчини вышивальщиков общему закону сделаешь их слугами, а то и рабами, людских князей да вырьих хранителей. Каждый, кто у власти пребывает, начнёт искать в шитье выгоду себе, благо свои землям и ущемление соседям. Тут и до войны недалеко Поставить вышивальщиков над законом а какова тогда сила и власть князя, если он кое-кому не указ? Опять же: как выявлять их, как отличать фальшивых от настоящих, как обучать? И вдобавок надо вести учёт их делам. Без учёта если, то из чьего кошеля оплачивать те дела? И в целом ведь получается: всем они в пользу Всем значит, никто и медного полуарха не даст, такова жизнь.
Вопросы, вопросы Нет к ним ответов. Только на жену глядючи, можно ненадолго забыться. Глаза у неё синие, за то, видно, и названа Купавой болотный куп всегда синий и растёт над бездной, непролазной и гиблой. Князь улыбнулся, ощущая, что утонул уже окончательно, погиб и ума лишился, что выры ему так же мало интересны, как и законы. По крайней мере, сегодня
Ар Сорг, как и указал в письме, вынырнул из мутного озера, разжиревшего на зимних дождях два дня спустя от прибытия курьера. Повёл усами, оглядел десяток опрятно одетых вооруженных людей охрану. Приметил у кромки воды и самого бывшего шаара. Рядом стоит и жена достойного человека, гордо поглядывает по сторонам. В руках поднос на расписном полотенце. Вот еще новость
Добро пожаловать, гость, ласково пропела женщина, кланяясь и двигая вперед свой поднос.
Здравствуй, князь. Всем вам желаю крепкого здоровья в сию сырую погоду, славную для нас и ненастную для вас, прогудел Сорг. Выбрался на берег и изучил содержимое подноса с немалым интересом.
Нелепую привычку людей встречать с хлебом, для выров малосъедобным, и тем более солью, словно в море её мало, Сорг давно усвоил. И порадовался: эта женщина умнее иных. Гостя привечает, не сочтя его человеком. Выложила на поднос душистую печень и мытый белый корень айры. Вкусно, полезно и уважительно.
Ты чего приплыл один? нахмурился князь, пока выр торопливо поедал угощение и одновременно хвалил его. Благо, едят выры ртом, а говорят носовой складкой. Ар, разве дело: без охраны, без брата
Мы собрались к тебе вдвоём, усмехнулся Сорг, двинув бровными отростками. Но, увы, Шрона изловили и удержали наши старые. Решили: пробуем сбежать. Устыдили. Мол, вы подняли эту муть с законами, взволновали донный ил, вам и разбираться. Я успел нырнуть и уж лапами работал так, что меня не догнали. Устал я от столицы, князь. Свои земли в запустении, покуда я решаю чужие беды. Всё я свалил на Шрона и сбежал.
Хороши ли дела у друзей ара? осторожно уточнил князь.
Ларна тоже пытался сбежать, весело отозвался Сорг. Но его успели назначить ар-клари. Дочку твою не обошли, тоже при высоком звании. Сразу его получила, как прибыла в столицу с горнивскими наёмниками. За них спасибо тебе: кстати пришлись, порядок поддерживать надо весьма усердно. Слово «свобода» люди восприняли очень странно, брэми. Мы с братом в некотором замешательстве от происходящего.
То ли ещё будет, вздохнул князь. Идём, гость дорогой. Поселю под навесом в парке, там имеется пруд. Хорошее место, вырье.
Я ненадолго. Тросны привез от брата, уже без шуток отозвался Сорг, поднимаясь от воды к дороге. Это по общим делам. И вот ещё короб. Тут наше, северное. Шаар города Тагрима желает устроить порт в северной оконечности наших земель. Вам польза, нам, ар-Рафтам и вырам замка Тадха. Я уже говорил с их старым. Трудное дело, оно потребует немало золота. Я посчитал вчерне, с кого сколько. Надо бы согласовать да определиться по срокам.
Глядя на вас, я понимаю, почему все шаары Ласмы против свободы, усмехнулся князь. Чуть не в слезах, не желают иной власти