Размышления о роли закона в социальной жизни мы находим уже в древнерусской литературе. Самым известным мыслителем древнерусской культуры, который пытался осмыслить роль закона в народной жизни, является митрополит Иларион первый предстоятель Русской Православной церкви. Поскольку христианство пришло на Русь из Византии, митрополитами назначались греческие иерархи. И вот в XI веке появляется русский предстоятель. Чем же он знаменит? Широкой популярностью пользовалось его «Слово о законе и благодати» эссе, как мы бы сказали сегодня. Здесь он ставит вопрос: «Где кончается действие закона для человека и что такое «благодать»?». Как говорил протоиерей А. Мень, благодать это способность (и возможность) воспринимать некую духовную силу, в данном случае божественную силу, которая помогает человеку преобразовывать свою личность, формировать духовное самосознание [10].
В духовной сфере открывается источник новых возможностей: она предоставляет человеку свободу, чтобы он нашел силы в своем внутреннем мире, а не под давлением внешних запретов. «Закон дан народам, говорит Иларион, а благодать человеку», ниспослание ее есть акт «личностной встречи» с Богом.
Как это понять? В богословском плане Закон символизирует Ветхий Завет и всю систему норм и запретов, связанных с формированием социальной общности и её духовной соборности. «Благодать» духовный дар Нового Завета, это сообщение о «Благой Вести», открывающей возможности для совершенства и постижения основ духовной жизни.
С точки зрения средневекового мыслителя, «Божественные энергии» наполняют Космос, Мироздание и самого человека. Между событиями и деяниями людскими, по мнению Илариона, существует неразрывная связь: когда оскудевает добро, наступает возмездие как экологическая катастрофа духа. И люди могут не принимать эту Благую весть, иногда они не просто отвергают ее, но даже с нею борются. И это, с точки зрения Церкви, самый страшный грех, поскольку тем самым отвергаются духовные основы мироздания, побуждающие человека к творчеству, добру, истине.
Эту антитезу Закона и Благодати в дальнейшем блестяще раскрыл русский религиозный философ В. Соловьев в своей книге «Духовные основы жизни», что позволило концептуализировать духовно-нравственные ориентиры социального бытия.
После митрополита Илариона русская религиозная мысль развивалась преимущественно в нравственном аспекте. Это, прежде всего, проповеди Климента Смолятича и Кирилла Туровского, составленные по византийским образцам. Именно проповеди в контексте русской религиозной традиции служили формами наставничества, истоки которых мы находили еще в античной культуре. Именно в проповедях разъяснялись границы добра и зла, смысла жизни и добродетелей.
В XII веке Владимир Мономах незадолго до смерти пишет свое знаменитое «Поучение», которое обращает к своим потомкам. Интерпретируя библейские правила, этот князь говорит о тех формах поведения, которые в тот период формулировались как «благочестие». Их можно представить как нормативы древнерусской этики: «Научись, человек, ума смирению, <> очам управлению, языка воздержанию, тела подчинению, гнева подавлению, иметь помыслы чистые, побуждая себя на добрые дела»; «лишаемый не мсти, ненавидимый люби, гонимый терпи, хулимый молчи». И дальше Владимир Мономах говорит о том, что главная добродетель человека «милосердие к ближнему» [5, с. 54].
Это говорит человек XII века, повторяя догматы нравственности еще более древние, которые большинство современных людей понять не в силах. Им кажется противоестественной этика, которая учит бескорыстию в отношениях между людьми. Очень трудно современному человеку понять, что такое «милосердие к ближнему»: милостыня, подачка, благотворительность? все это лишь части того, что в древнерусской культуре понималось как проявление духовности, нравственности.
Таким образом, можно сказать, что уже в древнерусской культуре формировались основы духовно-нравственного воспитания. И многие из тех вопросов, которые ставились мыслителями Древней Руси, были в дальнейшем продолжены философами Серебряного века В. Соловьевым, И. Ильиным, Н. Бердяевым, П. Флоренским. Но наши современники очень мало знают о выдающемся русском религиозно-философском наследии. Объяснить это можно не только тем, что в советский период религиозно-философские трактаты искоренялись беспощадно как «суеверие» и «средневековое мракобесие», но и укоренившимся представлением западной секуляризированной культуры, утверждавшей, что в России не было не только этики, но и философии вообще, что вся русская философия сплошь эклектична и заимствована с Запада.
При этом совершенно очевидно, что если отсутствует самостоятельная философия, достаточно трудно сформулировать и национальное самосознание, и духовные идеалы, и критерии нравственности. Между тем существует огромное множество источников по древнерусской и средневековой литературе, свидетельствующих о том, что на Руси существовала богатая философская традиция. Но русская философия развивалась в недрах религиозного миросозерцания, в этом ее специфика и самобытность, хотя в данном случае этот фактор не является особенностью именно русской философии: общеизвестно, что философия возникает из религии так было и в античной Элладе, и в древнейших культурах Востока. В этом смысле генезис русской философии даже близок западной модели развития.
Конечно, в Западной Европе философская мысль развивалась быстрее, поскольку Запад стал наследником античной культуры. В дискуссиях о «запоздалом» развитии русской философии большое значение имел фундаментальный труд Г. Флоровского «Пути русского богословия» [16], в котором он выявил весь комплекс философских и этических проблем, которые первоначально развивались в богословском контексте.
Почему в богословском? Потому что образовательные институты на Руси с гуманитарным уклоном и началами философии формируются в духовных академиях и монастырях. Поэтому иные были первоисточники и учителя, чем на Западе. Истоки русского мировоззрения следует искать не в латинских или греческих переводах, которые были в изобилии на Руси, но в духовно-философских трудах отечественных мыслителей.
Помимо упоминавшихся духовно-нравственных произведений древнерусской культуры, высокого развития достигает иконописание. Это иконы Андрея Рублева, в том числе его знаменитая «Троица», ставшая апофеозом русской духовности, а также фрески Дионисия и Феофана Грека.
Русский философ Евгений Трубецкой охарактеризовал иконописное творчество как «умозрение в красках» и видел в них проявление высочайшей духовности.
Здесь, вероятно, нужно прояснить вопрос о том, как иконопись может являться «умозрением», то есть мировоззрением, и может нести философские представления? Какие именно? Ведь живопись это невербальный вид творчества, она воздействует на зрителя образами, а не логикой. И здесь мы касаемся очень сложного вопроса о сути творчества и выразительности художественных средств.
Творчество в живописи и вообще в искусстве достигается сложным символическим выражением и высочайшей художественной образностью, воплотившей национальные идеалы и символы русской культуры, которые представляли основы национального самосознания и духовной идентичности.
И только наш век пришел к релятивизации нравственности, то есть идее о том, что моральные нормы и отношения относительны: в какой-то ситуации целесообразной может быть и безнравственность, если требуют «интересы дела». Другими словами, нравственность в контексте постмодернистской парадигмы стала пониматься как некая конвенция, соглашение, достигнутое между людьми насчет понимания-различения добра и зла.
Но если нравственность это всего лишь «договор» между людьми, то его условия всегда можно изменить в выгодном для себя отношении. Средневековое мировоззрение было иным: если человек переступал «заповедь Божью», он не просто нарушал договор, но посягал на весь нравственный миропорядок и законы духовной жизни; более того, на законы Универсума. Нравственный миропорядок в известной мере отождествлялся с космологическим устроением мира и законом Вселенной. Поэтому христианские заповеди были направлены не только на сохранение социума через организацию «правильных» социокультурных взаимодействий, но трактовались более масштабно: как «делание добра» для Вечности. И древнерусские мыслители, хотя и не были «теоретиками» в собственном смысле этого слова, но в реальной жизни, реальной истории отстаивали высокие нравственные идеалы. Например, Сергий Радонежский содействовал возрождению русской духовности и нравственности, которые были поколеблены в период иноземного завоевания. Историк В. О. Ключевский назвал преподобного Сергия «благодатным воспитателем народного духа»: своим подвигом, своим примером он способствовал формированию русского национального самосознания. Это отразилось и в иконописи Андрея Рублева, посвятившего свою икону «Троица» великому наставнику.
И только наш век пришел к релятивизации нравственности, то есть идее о том, что моральные нормы и отношения относительны: в какой-то ситуации целесообразной может быть и безнравственность, если требуют «интересы дела». Другими словами, нравственность в контексте постмодернистской парадигмы стала пониматься как некая конвенция, соглашение, достигнутое между людьми насчет понимания-различения добра и зла.
Но если нравственность это всего лишь «договор» между людьми, то его условия всегда можно изменить в выгодном для себя отношении. Средневековое мировоззрение было иным: если человек переступал «заповедь Божью», он не просто нарушал договор, но посягал на весь нравственный миропорядок и законы духовной жизни; более того, на законы Универсума. Нравственный миропорядок в известной мере отождествлялся с космологическим устроением мира и законом Вселенной. Поэтому христианские заповеди были направлены не только на сохранение социума через организацию «правильных» социокультурных взаимодействий, но трактовались более масштабно: как «делание добра» для Вечности. И древнерусские мыслители, хотя и не были «теоретиками» в собственном смысле этого слова, но в реальной жизни, реальной истории отстаивали высокие нравственные идеалы. Например, Сергий Радонежский содействовал возрождению русской духовности и нравственности, которые были поколеблены в период иноземного завоевания. Историк В. О. Ключевский назвал преподобного Сергия «благодатным воспитателем народного духа»: своим подвигом, своим примером он способствовал формированию русского национального самосознания. Это отразилось и в иконописи Андрея Рублева, посвятившего свою икону «Троица» великому наставнику.