Стихи. Избранное, том 3 - Римид Нигачрок 2 стр.

С брусничным соком самогонка
Любви обилие к девчонке
Во мне зажгла как, не заметил,
Красивей нет лица на свете,

Казалось мне, и страсть вскипела,
Придав уверенность и смелость,
Что с ней одной лишь танцевал,
Чужая свадьба в чудный бал,

Как в сказке словно, превратилась,
Она смеялась и шутила,
Свела в укромный уголок,
Где без свидетелей свидетельницу мог

Я целовать её, в моем воображении принцессу
Акт завершен, но есть и продолжение у пьесы.
Один я очутился среди леса,
Шагнул туда-сюда, вокруг стоят заборы.
Лес  это сад, калитку я не скоро

Мог обнаружить, музыка слышна
И смех и крики. Где я? Где она?..
Брусничный сок был слишком, видно, крепок,
Со свадьбы выпал я, как с поезда, нелепо.

Шагнул вперед, качается луна,
Иль не луна, фонарь? Качается дорога,
Пойду куда-нибудь, найду её, ей богу.

А имя как? Не Ольга, ли, Татьяна?..
Устал чуток, я вовсе и не пьяный,
Брусничный сок не нужно было пить.
Татьяна, точно, как я мог забыть!.

Я у ворот, стучусь, кричу: Татьяна!
Она как бы ждала, открыла в тот же час:
Входи , какой ты нынче странный
Что будешь пить? Нет-нет, ну разве квас.

Она в углу на стуле и в халате,
Я на диван присел, тошнило как назло.
А я одна, сегодня мама с батей
Уехали дня на три. Повезло

Пойду я, Тань, прости, побеспокоил.
Куда  такой? Останься до утра.
Спи здесь  в плечо, толкнув рукою.
Нет, Таня, извини, но мне пора

Я шел домой на ощупь, спотыкаясь,
И клял себя за слепость увлечений,
Что бабником девчонки уж считают,
Что влюбчив, за душевные мученья

Девятилетний я, масса
всплывает событий.
Я не гоню их, наоборот,
приглашаю, входите

Сусликов в поле из норок
водой выгоняем наружу,
Друг другу ведро по цепочке 
воду таскаем из лужи.

Зачем нам зверек этот рыжий,
навряд ли кто может ответить.
Вначале забава, в жестокость
порой переходит, мы, дети,

Животных любя, к беззащитным
бываем порой беспощадны.
Зверьков этих мокрых с десяток
в ведре на костер ставим чадный.

И лапки свои обжигая,
суслики рвутся наружу,
И ошалев от потопа и жара,
по полю, безумные кружат.

Забава, жестокость? Всё вместе.
Взрослых провал в воспитанье.
Если ребенку сказали толково,
Подобное делать не станет.

Всего лишь один эпизод,
из прошлого совести голос,
Многие в жизни проходят
эту суровую школу.

Какой не стрелял в воробья
камнями пацан из рогатки?
Кто в детстве из нас не играл
в лапту, выжигало и прядки?

Какая девчонка секретки
не имела в земле у забора?
От рода девятилетним
мир сказкой казался в ту пору.

Как пригляделся к камушкам, и что же?
Они на прежних ценных вовсе не похожи 
Простая галька, мрамор, крошеный гранит;
При свете дня в лучах преломленных горит
Стекло, а не хрусталь кристаллами алмаза,
Вся ценность их, приятно лишь для глаза,
Коллекция камней моих обычная порода.
Не друзы минералов хранил я эти годы,
В руках держу безделиц пыльных горсть,
Хранил бы их, как приглядеться не пришлось.

Порою кажется, что жизнь моя ничтожна:
Пронзит внезапно разум чувством ложным,
И мир скукожится бесцельных мелочей,
И вместо мыслей чувств реки души ручей,
И к жизни воля нехотя влачит существованье,
Что с миром этим не пугает расставанье.

Тут духа встряску для души я слышу голос:
Пока в осмысленном пути, ты будешь молод.
А как устанешь, я пойму, уйдешь на отдых,
Но знай, что разум твой отмоют чисто воды,
Что личность, что как «я» звучит, исчезнет,
Но отпечаток «я» не растворится в бездне.

Жизнь состоит и впрямь из тысяч мелочей,
Река прибавится  впадет в него ручей,
За ним другой, и третий, и десятый
Ты просто верь, как Бог, законы жизни святы,
Им, следуя, в дороге мудрость обретешь,
Да, разум друг  не от него исходит ложь.

Мой мир раздвинулся до крайнего предела
Вселенной видимой и той, что не открыта.
Я, мысль свободная, звезды касаюсь смело,
И Млечный путь мне виден весь, завитый

Вокруг оси сверхмощных притяжений,
Я слышу хрипа стон дыхания Вселенной,
Вибраций струн магнитных натяжений
Между собой Галактик, рвущихся из плена.

Масштаб меняю до размера в электрон,
Не тот, вращением размазанный по сфере,
А тот, покинув с квантом, атом делает в ион,
Свободный и в покое может быть измерен.

Гляжу ядра нейтрон-протонное кипенье,
И облаков вокруг в дыханьях перехода,
Нейтринный бег, как он промчится тенью
Сквозь всю Вселенную несчитанные годы.

Пока я мал условно мыслию огромной,
Пройдусь по всей структуре организма,
Я свой тельцам крови, как братец кровный,
В костях найду источник ревматизма.

На волю выпорхнув, войду я духом к Богу,
Послушать сфер серебряных звучаний
Переборщил, увы, в фантазиях немного,
Хотелось бы быть мыслью мне отчаянно.

А что за праздник нынче, Галя?
Вчера вино военные достали,
Цистерну ночью ловко вскрыли,
Мы их, как сделать, научили.
Канистру вот сержант принес.
Налить, братишка? Не вопрос.
Ну как?.. Вино какое-то густое.
Так концентрат. А пить-то стоит?
Вторые сутки пьем  живые!
Ну, гости наши дорогие!
Хочу я выпить за военных

Всплыла случайно эта сцена,
Иль нет, не знаю, но Хабзас
Я посещал не в первый раз,
И каждый раз я видел  пьют,
Не мне вершить за Бога суд,
Коль пью, то есть на то причины.
Привычно, если пьет мужчина,
Но если женщина  беда!..

Я приезжал лет пять сюда,
Иван, муж Гали, работящий,
Что пригодится, в дом притащит,
Сарай и баня, огород 
Всё он, придумал наперед,
Как воду к дому подвести,
От речки желобом пустить
В пруд небольшой и огород.
Сестра, подумал, заживет
С таким хозяином прилично,
Кроме свинарника есть птичник,
И соток пять сплошной клубники,
Кроме картофельного поля.
Не раз хвалил Ивана Толик,
Мой брат, его за ум и труд.
И если так дела пойдут,
За пару лет разбогатеют.

Но видно черт стоял за нею:
Сестра под вечер уж пьяна.
Ворчал Иван: Ты, что, жена,
С какого пьёшь ты перепуга?!
Ведь дочка малая, подруга,
Не молоко пьет из груди,
А смесь его с вином, поди.
Добром, берясь увещевать,
Немного проку: Ты же мать,
Хозяйка в доме ведь, жена
Смолчит, а вечером пьяна.

И за ночь прахам всё пошло.
Она напилась, как назло,
Пожар, и дом, сама сгорела.
Нашли под утро в углях тело
Иван с тоски себя сгубил 
Семь лет со злобой водку пил.

А что за праздник нынче, Галя?
Вчера вино военные достали,
Цистерну ночью ловко вскрыли,
Мы их, как сделать, научили.
Канистру вот сержант принес.
Налить, братишка? Не вопрос.
Ну как?.. Вино какое-то густое.
Так концентрат. А пить-то стоит?
Вторые сутки пьем  живые!
Ну, гости наши дорогие!
Хочу я выпить за военных

Всплыла случайно эта сцена,
Иль нет, не знаю, но Хабзас
Я посещал не в первый раз,
И каждый раз я видел  пьют,
Не мне вершить за Бога суд,
Коль пью, то есть на то причины.
Привычно, если пьет мужчина,
Но если женщина  беда!..

Я приезжал лет пять сюда,
Иван, муж Гали, работящий,
Что пригодится, в дом притащит,
Сарай и баня, огород 
Всё он, придумал наперед,
Как воду к дому подвести,
От речки желобом пустить
В пруд небольшой и огород.
Сестра, подумал, заживет
С таким хозяином прилично,
Кроме свинарника есть птичник,
И соток пять сплошной клубники,
Кроме картофельного поля.
Не раз хвалил Ивана Толик,
Мой брат, его за ум и труд.
И если так дела пойдут,
За пару лет разбогатеют.

Но видно черт стоял за нею:
Сестра под вечер уж пьяна.
Ворчал Иван: Ты, что, жена,
С какого пьёшь ты перепуга?!
Ведь дочка малая, подруга,
Не молоко пьет из груди,
А смесь его с вином, поди.
Добром, берясь увещевать,
Немного проку: Ты же мать,
Хозяйка в доме ведь, жена
Смолчит, а вечером пьяна.

И за ночь прахам всё пошло.
Она напилась, как назло,
Пожар, и дом, сама сгорела.
Нашли под утро в углях тело
Иван с тоски себя сгубил 
Семь лет со злобой водку пил.

Не с прямой головой смотрю в мир я открыто,
А склоненной, невольно глядящий под ноги,
Толи стыдно признаться, что жизнью побитый:
Невеселый, печален ли в грусти, ли строгий.

Боль душевная стала физической болью
Для того, чтоб чувствительность сгладить,
Телу нужно помочь  не жалеть и не холить,
Но прощеньем себя, не просить Бога ради

Смерти легкой во сне, или доли послаще,
Детство, юность, мол, только они виноваты,
Груз ошибок с тех пор шея гнутая тащит,
Или старость винить за одни лишь утраты.

Вот и молодость страсти свои не жалела,
Любовь, изливая направо, налево беспечно,

И брала, что могла, но не то, что хотела,
И спешила не там, и ждала что-то вечно.

И не вдаль, шея свесилась, в ноги глядеть,
Будто там обретет своё падшее счастье:
Потускневшее золото, бронзу иль медь,
С сердца вынуто разве не собственной властью?

Солнце светит с небес, чтобы люди смогли
Мир чудесный увидеть и в нем себя лучше,
Что искать ничего и не надо в пыли,
А вобрать, как любовь с сердце, лучик.

В тот же миг он и шею распрямит, и спину,
Распахнет всей душою глаза восхищенья.
Точно так же и я свои тяжести скину,
Встану в рост, задышу с облегченьем.

Засыпная изба, шесть на восемь, и печь,
Типа русской, в середке  громадой.
На морозе продрог, если, можно прилечь
Хоть втроем, и тесниться не надо.

Палку-конь оседлав, нарезая круги,
Я скачу и скачу вокруг печки в атаку,
На пути табурет, слышу звон кочерги,
Мне смешно, хоть и хочется плакать:

На коленке синяк, и заноза в ладонь,
Ну и пусть  я врагов победитель.
Печка дышит теплом, догорает огонь,
И меня, я на ней уже сплю, не ищите

Явился я, спрошу, на этот свет,
Чтоб доказать, есть свет другой?
И да, ответ мой будет, нет,
Не помню, сердцу дорогой.

Довольно было бы признать,
Что человек не однозначен,
Плоть создадут отец и мать,
А дух с душой придут иначе.

Их мир для нас потусторонний,
Подобен нашему, незримый,
Там вечен дух, здесь плоть хороним,
Жить в двух мирах необходимость.

Пока не станет он нейтрален,
Достроит все свои структуры,
Ему покоя нет в астрале,
Продолжит он земные туры.

И если духу все-таки потребно
Входить на время в плоть земную,
Не оттого ль, что не имеет небо
К развитью школу практики такую.

Вокруг да около вращенье
Одних и тех же тем затертых,
Былым и смертью воздух спертый,
Приход, уход и возвращенье.
Сам говорил, что мир раздвинул
В бескрайность, там, боюсь, и сгину.

Пять, восемь, десять элементов
Есть у меня собрать едино,
Приложу, вытяну, придвину,
Прибавлю чуждое зачем-то.
Как ни стремлюсь я к новизне,
А сам в былом живу на дне.

И если время поезд скорый,
Я пассажир всегда отставший,
Не сверстник ли с окна мне машет,
Со мной билет, купил который?
А я остался на перроне
Ждать паровоз, что всех обгонит.