Разумов спросил с усмешкой:
Нового кредитора нашел?
Слушайте дальше Прошло какое-то время. Редакционные дела привели меня на завод по производству коньков. Оказался в кабинете директора. Мне сразу показалось, что директор как-то странно на меня смотрит, с неким подозрением. Стал выяснять. Не сразу, но директор выложил. И закончил монолог словами: «Ходите тут Вынюхиваете, ханыги. А после» Оказалось вот что. Соколов каким-то образом узнал о неких некрасивых делишках директора завода, которые имели место, сел и написал фельетон (директор мне показал копию фельетона, хранившуюся в его сейфе) «Грязные делишки директора», сам отпечатал на машинке и на редакционном бланке, пошел к своему герою и сказал: «Если не хотите, чтобы фельетон был напечатан, стакан спирта на стол!» Спирт у директора водился и использовался для технических нужд. Ничего не поделаешь: директор, припертый к стенке, выставил стакан спирта. Соколов тут же выпил и ушел. Директор обрадовался, что так дешево и быстро отделался. Не тут-то было. На другой день Соколов с утра уже был в кабинете директора и с тем же требованием. И это, оказалось, продолжается давно. Соколов надоел директору до чертиков со своими ежедневными визитами по утрам, но ссориться не решался.
Фельетон действительно хотели опубликовать? спросил Разумов.
Нет, конечно. Да и не фельетон это был, а захудалая расширенная заметка. Но откуда было знать обо всем этом директору? Поверил. И как было не поверить, если перед ним был не корреспондент, даже не заведующий отделом, а сам ответсек, второй человек, от которого многое зависит.
И чем же закончилась история?
Ничем.
Что вы хотите этим сказать?
Только то, что я не придал огласке сведения, ставшие мне известными по чистой случайности. Я вернулся в редакцию. Когда никого поблизости не было, завел разговор с Соколовым, а тот заартачился: брехня, мол, все. Тогда выложил ему на стол копию, которую хранил директор. Соколов на глазах стал трезветь. Короче говоря, договорились: он больше к директору ни ногой, а я, в свою очередь, буду молчать Этим все и закончилось, Сергей.
Вы поступили неправильно: мерзавца надо было вывести на чистую воду.
Возможно, сказал Окунев и встал. Ну, мне пора. Отдохнул, отдышался и будет Окунев посмотрел на мужичка. Ну, что теперь скажете о моральном облике советского журналиста?
Разумов тоже встал.
Все хороши, он сделал паузу и добавил, вы, в том числе Вы не вправе были скрывать В результате зло не было наказано. Боялись сор из избы вынести, да?
Окунев грустно усмехнулся.
Нет, зло, по большому счету, было наказано. Если не нами, то Всевышним.
Вы о чем?
О том, что Соколов плохо кончил: напившись до потери пульса, пошел на пруд, решив искупаться, и утонул. А ведь ему не было и сорока. Так-то вот, Сергей Прощайте Так сказать, мило пообщались. Мой совет: не кивайте на «светлое прошлое», потому как в нем грязи было ни чуть не меньше нынешнего. Да и, подумайте сами, откуда взялась нынешняя грязь? Оттуда, из прошлого.
Торжество справедливости
Сережка Савиных и Дениска Оноприенко выросли на глазах друг у друга. Сдружились, бегая в одном дворе и играя в одной песочнице, когда обоим было по три года. Один детский сад, что неподалеку от дома; одна на двоих воспитательница, так как и в группу ходили одну и ту же. И школа, куда определили родители, была общая, даже за классной партой сидели вместе. И оба влюбились в пятом классе в Ленку Николаеву, как им тогда казалось, в самую-пресамую классную чувиху: ходили вокруг, вздыхали да охали, с грустью отмечая, что та, Ленка, значит, не отдает предпочтения ни одному из них, а благосклонно принимает ухаживания Юрки-хулигана. Наверное, потому, что тот сильно крутой и за ним Ленка как за каменной стеной. Оба были рады, что Ленка не стала между ними яблоком раздора. Наоборот, зависть к Юрке еще больше парнишек сблизила.
Все-таки было между ними отличие: водораздел проходил по уровню интеллектуальных способностей: Сережка все схватывал на лету, а Дениска соображал туго. Скорее всего, из-за лени, которая, как говаривала его матушка, вперед Дениски на свет родилась. Спасибо Сережке: тот всячески помогал другу. На выпускном экзамене по математике Сережка передал «шпору» и Дениска получил четверку.
А потом? Сережка отнес документы в техническое училище. Не в ремеслуху, понятное дело, а в то, что имени Баумана. Дениска вслед за ним. По наущению родителей: престижно, мол, карьера обеспечена, дорога в науку широкая открывается.
На вступительных экзаменах Дениска рассчитывал на Сережку. И не зря. На сочинении Сережка за отведенное время не только сам успел уложиться, но и Дениске, выбрав другую тему, сочинил, а потом передал. Дениске осталось только начисто переписать. Переписывая, сделал-таки две ошибки, из-за чего получил четверку.
С математикой (устно) сложнее, но, сам сильно рискуя, Сережка предложил единственно возможный выход: пойти и за Дениску самому сдать. Чтобы преподавателям не бросилось сильно в глаза, решили, что за Дениску друг зайдет в аудиторию первым, а за самого себя в числе последних. Расчет строился на том, что преподаватели устанут и бдительность притупится. Все получилось. Зачислили обоих. Благодаря стараниям друга и у Дениски оказался проходной балл.
Дальше же Их пути-дорожки стали расходиться. И довольно-таки стремительно. Сережка с головой ушел в учебу, а Дениска пропускал лекции, кое-как сдавал (со второго или даже с третьего захода) экзамены и курсовые зачеты.
Это был 1990-й год. Горбачевская вольница кругом: делай, что вздумается, и не ленись. Студент Оноприенко зря время не терял. Он фарцевал: скупая у заезжих иностранцев заморское шмотьё (пятачок у «Метрополя» обычное место его тусовки), перепродавал нашим втридорога. Навар имел хороший. До уха Сережки доходили слухи, будто его друг Дениска сумел прибрать к рукам кое-кого из преподавателей, позарившихся на модные заграничные тряпки. Сережка не слишком верил, но факт был налицо: теперь Дениска сдавал все экзамены без дружеского участия Сережки.
Дениска поначалу попытался приобщить и Сережку, взять в долю, но тот наотрез отказался, сославшись на полное отсутствие свободного времени. Дениска махнул рукой и отстал от друга. Теперь они стали видеться еще реже.
Дениска с грехом пополам защитил диплом и как в воду канул. Будто бы, ушел на вольные хлеба, вычеркнув из памяти обретенную только что профессию инженера-электронщика. Сидеть и корпеть в полутемной каморке научного института над какими-то там схемами? За гроши?? Полноте! Это не по нему. Ему нужна свобода, размах, простор.
Сережка, получив на руки красный диплом, распределился в институт космических исследований, где с головой ушел в науку. Ушел в науку настолько, что не заметил, как стал нищим, то есть живущим на грошовые подачки нового государства. Через три года защитил кандидатскую. Назначили «завлабом». Зарплата увеличилась на несколько грошей, но и ту выплачивали с большими задержками. Люди, сидевшие на денежном мешке, вовсю прокручивали деревянные и имели серьезный навар, становясь состоятельными.
Сережке повезло: фонд Сороса объявил конкурс научных разработок. Услышав, представил свое детище, над которым работал два последних года. Сережка выиграл конкурс и получил грант в бешеную сумму по его меркам в тридцать тысяч долларов.
Сережка потратил с умом, то есть на науку, и сумел написать, а затем успешно (ни одного голоса против) защитить в «Бауманке», докторскую.
Гранд мистера Сороса незаметно растаял. Но Сережка не впал в отчаяние. Что деньги, когда у тебя любимая работа?
Прошло несколько лет. Про Дениску ни слуху, ни духу. На глаза Сережке не попадается. И не мудрено, если тот, Сережка, значит, с утра до ночи в лаборатории. Друзья разошлись окончательно.
Как-то Сережка вернулся с работы поздно. Мать, а он продолжал по-прежнему жить в двухкомнатной «хрущобе» на окраине Москвы вместе с родителями, встретив у порога любимого сыночка, невероятно утомленного, покачала головой.
Было бы из-за чего, проворчала мать, поджав губы, а то
Сережка, по привычке чмокнув мать в щечку, шутливо спросил:
Это еще что такое? Кто тут недоволен? Чем недоволен? Кем недоволен? Неужто родимым сыном?
Мать махнула рукой и ушла на кухню, чтобы разогреть борщ, и лишь оттуда послышалось ворчание:
Не сыном, а его заработками Вон другие лопатой гребут успевают.
Сын, садясь за стол, смеется.
Это про кого, мам?
Есть про кого, уклоняется мать от конкретного ответа.
Например?
Хотя бы Дениска.
А что Дениска? Преуспевает?
Да уж, отвечает мать и поджимает губы. Сегодня во дворе столкнулась с его матерью. Думала, что не остановится. Нет, остановилась. Скорее всего, чтобы похвастаться передо мной. Сказала, что ее Дениска успешный предприниматель. Недавно, сказала она, купил хоромы в доме, на Кутузовском, там, где нынешняя элита обживается.
Рад за Дениску, сказал Сережка, дохлебывая остатки борща. Родичи-то, что, вместе с ним перебираются?
Мать отрицательно замотала головой, и Сережке показалось, что в ее глазах промелькнуло что-то, напоминающее торжество.
Нет.
Почему? Что в «хоромах» места родичам не нашлось?
Выходит.
Через месяц после разговора, перескакивая с канала на канал в поисках чего-нибудь интересного, Сережка к несказанному удивлению увидел на экране Дениску. Не сразу узнал: такой весь респектабельный. Одет с иголочки. Наверное, от Кардэна. Но не это удивило Сережку больше всего, а то, что Дениска запросто здоровается с самим Президентом. Встреча у Президента с предпринимателями, что-то там обсуждают.
Сережка хмыкнул и переключился на другой канал.
Прошло полгода. Сережка, вынырнув из метро «Красные ворота», устремился к остановке маршрутного такси: опаздывает в институт. И сзади рявкнула автомобильная сирена. Оглянулся. Видит «AUDI», открытую заднюю дверцу и ухмылку развалившегося Оноприенко. Остановился.
Дениска, ты?!
А кто же еще-то, Серега? он сделал приглашающий жест рукой. Давай в машину. Сидевший бритоголовый мордоворот на переднем сидении, рядом с водителем что-то сказал, но Сережка не разобрал.
Опаздываю, знаешь ли, Сережка в растерянности развел руками. В институт.
Вот и кстати: подброшу. Заодно, поболтаем чуть-чуть.
Сережка величаться не стал и юркнул в роскошный салон. Машина помчалась. Дениска предложил вечерком встретиться и поболтать: у них, мол, есть что вспомнить. А через несколько минут машина уже стояла у подъезда института.