Жабий жрец бил в бубен и выл в потолок:
Плачьте, женщины, плачьте! Ваша сестра усмирит гнев богов. Мы долго скрывали красоту этой девы. Но чары созревшей лилии заметил Кецалькоатль у водоема слез
Ойух! закричали воины.
Жрец снова ударил жезлом о пол:
Так сказал мне Пернатый Змей: «Восполни поруганный источник слезами, которые чище росы на весенних цветах, иначе твой род погибнет».
Ойух-ойух! Иначе род погибнет! повторили мужчины, топая ногами.
Ритм барабанов стал тяжелым, как дыхание борца, накурившегося маккао.
Немало слез должна пролить преступная дева, чтобы разрушить каменную гордость господина, с этими словами жрец ударил бубном по лбу, а потом прошелся им по преклоненным головам воинов.
Ойух! Ойух! кричали они, словно жрец благословлял на войну.
Да свершится! жрец вытащил из мешка большую жабу и вместе с ней принялся скакать по кругу, подпрыгивая чуть не до потолка.
Ийуйя! гудело племя, поднимая руки к летящему жрецу.
Дом Побед превратился в желудок, изрыгающий в небо утробные крики, плач и проклятия. Меня схватили за руки, и, не позволяя вздохнуть, бросили в ноги отца. Сквозь бой тамтамов и завывание жрецов я прокричала:
Взгляду Несокрушимого подчинилась арена Вождя-всех-Вождей! Воины повинуются только тебе, отец. Ты не отдашь меня жрецам!
Он ответил:
Дочь моя, мы гордились твоей красотой в жизни, да возгордимся же кончиной. Помни: всем умирать Но не каждый погибнет так, чтоб навеки остаться в сердцах людей. Каждый стон, вырванный из груди мастерством палача, мы сохраним в летописи нашего рода.
Над моим ухом с приторной ухмылкой заворковала Крученая Губа:
Будет больно. Очень. Но не плачь, Синевласая. Порадуйся, что войдешь в обитель сладострастного бога в столь юном возрасте.
Подожди, узнаешь, что я сделаю с тобой, когда позабудется эта история.
Эта история не позабудется никогда, шепнула Крученая Губа, приблизив к уху распаренное, как кукурузная лепешка, лицо. Попроси у бога красивых и здоровых детей для несчастных подруг, жена Пернатого Змея. В твоих глазах я вижу страх. Ужас вывернул душу, как шкурку мертвой капибары.
Я видела его кости на дне Святой Чистоты.
Ты видела кости гигантской жабы, а не бога. Бог жив. И мы любим его. Любовь к нему наша судьба. Разве не так? Кто думает по-другому? закричала Крученая Губа, окидывая прищуренным взглядом притихших подруг. Кто осмелится сказать, что бог умер? Расскажите преступнице, как вы любите его.
Женщины испуганно переглянулись и вдруг заговорили разом, стараясь друг друга перекричать.
Пернатый Змей велик!
Он сияет морской волной!
Свист его топора нежен, волшебен!
Кецалькоатль владыка снов!
Он превращает слезы в ослепительный оникс!
Он в пламени самоцветов купает тела избранниц!
Так вопили чванливые подруги, подлые завистницы и ревнивицы. Я хорошо знала, почему они спешат спровадить меня к мертвым богам. И уж тем более Крученая Губа, тайно влюбленная в Храброго Лиса. Соперница давно мечтает сплясать на моих костях танец осемененной куропатки.
Ты поняла, что мы любим нашего бога? Он нужен нам. Да, милая, на скале Виноватых Женщин тебе не понравится. Ты пожалеешь, что родилась. Об этом специально попрошу отца.
А жрец продолжал:
Прольется океан крови, и гейзеры возликуют, целуя небо, а струи талых звезд хлынут обильной грозой! Ручьи наполнятся прохладой, когда руки палача закроют мертвые глазницы преступницы на скале Виноватых Женщин.
Его помощники связали мне руки за спиной и бросили в ноги Несокрушимого. Тамтамы умолкли. Мне позволили говорить:
Отец, неужели в твоем сердце нет жалости к дочери, не познавшей первой брачной ночи?
Несокрушимый отвернулся от меня:
Мы скрываем созревших дев от выбора богов. Ты сама виновата, что великолепие твоего совершеннолетия заметили жрецы.
Лейтесь слезы дождями и реками кровь! снова завыл старший жрец, кружась с жабой на голове.
Мама, что же ты молчишь?!
Мать издали ободряюще кивнула. Или мне показалось? Неужели все предали меня? А жрец со свитой уже направился в мою сторону. На вытянутых руках он держал жабу. Чтобы она не убежала, он ее надул дымом. Жаба тяжело дышала и смотрела в мои глаза. Я знала, что сейчас жрец разорвет жертву и замажет мое лицо кровью. И тогда я стану для соплеменников ничуть не ценнее какой-нибудь лягушки.
Тут Храбрый Лис с топором в руке выскочил из толпы и прикрыл меня собой.
Стойте! Злой навет невыносимее жажды. Я не отдам невесту! заявил он, отсекая резкими взмахами топора любую попытку жрецов подступиться ко мне.
Жрец подал знак глазами, и на юношу бросились воины. Схватка не состоялась. Храброму Лису в одно мгновение вывернули руки, отобрали оружие, напинали по ребрам, а потом связали и бросили у входа, как поверженного каймана.
Этот воин тоже там был, Ухо Пса заглянул в лицо юноши. Да, он тоже там был, но не остановил надругательство над святыней. Более того, он прелюбодействовал. Причем в неподобающем месте.
Старший жрец хищно разглядывал тело связанного воина, который извивался в путах и рычал:
Не смей, жрец, прикасаться к невесте! Я вызываю тебя на скалу состязаний!
Отныне ты, Храбрый Лис, никто. Преступник потерял привилегии воина. Ты не сможешь вызвать на состязание даже бобра, прошептал Старший жрец вполголоса. Разве твоя грязная плоть не коснулась хотя бы капли Святой Чистоты? Разве ты не должен был остановить неразумную деву? Почему бы тебе не пойти по дороге мертвых вместе с ней? Ты сделал ее женой не по заветам предков.
Я не тронул пояса невинности!
Вас видели!
Синевласая Лань так же чиста, как святой источник!
И тут, наконец, вмешалась мать:
Слава Кетсаткоатлю! Мы все услышали, что сказал милый юноша. Нет причин не доверять двоим, поверив одному. О, непоруганная святыня! Наши дети не виноваты! Они сама Святая Чистота! воскликнула она, пристально глядя в глаза жреца.
Жрец не смог выдержать ее взгляда. Он уставился на жабу, которая уже испустила дух. Стало очень тихо. Жена вождя была единственной женщиной в племени, которой дозволялось встревать в спор мужчин.
Если юноша не воспользовался и не нарушил табу, то источник девственно чист. К тому же, по нашим законам жених может искупить вину избранницы, продолжила она, обводя ряды воинов нежным взглядом. Народ чтит законы предков. Они гласят, что лучший воин, победитель победителя получит любую деву на выбор. Дайте Храброму Лису шанс стать героем.
О, мудрая, она спасла свое дитя, прослезились женщины.
Вздох облегчения пронесся по толпе, воины закричали:
Жабий жрец, закрывай праздник!
Нет, прошипел жрец. Поздно. Дева принадлежит Кецалькоатлю. Это закон. Она избранница. Ни один юноша не сможет забрать добычу бога.
Пусть юноша выкупит Синевласую Лань, предложила мать. Он достаточно храбр, и мы это знаем. Он сделает то, что не по силам сотне доблестных мужей. Он сделает даже то, что не по силам самому Пернатому Змею. Дайте ему задание. Я знаю, что он выполнит его. Он отвоюет невесту у бога.
Нет, прошипел жрец. Поздно. Дева принадлежит Кецалькоатлю. Это закон. Она избранница. Ни один юноша не сможет забрать добычу бога.
Пусть юноша выкупит Синевласую Лань, предложила мать. Он достаточно храбр, и мы это знаем. Он сделает то, что не по силам сотне доблестных мужей. Он сделает даже то, что не по силам самому Пернатому Змею. Дайте ему задание. Я знаю, что он выполнит его. Он отвоюет невесту у бога.
Эти слова не понравились Жабьему жрецу:
Ты богохульствуешь, жена вождя. И знаешь это. Уравнивать человека с богом великий грех. Нет прощения благородной матери, как бы не плакало ее сердце, прощаясь с дочерью. Смирись и ты с волей богов!
Богам подчинен весь мир, но бессмертные не успевает следить за порядком. Они забыли про наш край. Им нужен помощник. Позволь Храброму Лису стать соратником Пернатого Змея в воинских делах.
Нет у бога таких дел, которые может исправить человек.
Нет? Вот, как? удивилась мать, гневно сверкнув глазами. А мне казалось, что война с омельгонами слишком затянулась. И не во власти богов вернуть мир племенам.
Война племен закончена. Храброму Лису не с кем воевать.
Как не с кем? Несокрушимый ударил жезлом об пол. Жрец, ты забыл о плодовитости дикарей. Война с омельгонами бесконечна.
Безмозглые дикари добыча охотника, но не воина. Взрывные стрелы валят их, как безумных бобров. Не надо много ума, чтобы разогнать стадо, ответил Жабий жрец.
Воины переглянулись, раздались возмущенные голоса:
Что говорит Жабий жрец! «Не надо много ума, чтобы разогнать стадо? Он унижает погибших героев.
Людоеды опустошили Север и Восток. Тьма на подступах к Солнечной долине, а жабий жрец называет их стадом? Всего лишь стадом?
Он позорит нас. Мы воины, а не пастухи.
Жрец не прав. Омельгоны сильны. Их сила в отсутствии разума.
Слава погибшим героям!
Несокрушимый снова ударил жезлом об пол:
Не оскорбляй, Старший жрец, память храбрецов. Омельгоны хитры и многочисленны. Лавина голодных племен перекатила через горы, осквернила Долину Гейзеров, спалила Шоколадные Холмы. Дикари точат зубы, визжат и прыгают у костров, показывая дубинками на дым наших очагов.
Воины перестали удерживать Храброго Лиса, развязали веревку. Он вскочил на ноги, схватив боевой топор. Жабий жрец поспешно отступил, скрывшись в толпе женщин. Храбрый Лис, встав на колени, склонил голову перед Несокрушимым:
Вырви мое сердце, вождь. Позволь умереть. Я воин. Мою кровь боги оценят дороже плоти неразумной девы.
Пусть твою судьбу решит Старший жрец. Он ближе к богам. Он искусен в общении с ними, ответил вождь.
Жабий жрец с ненавистью глянул на Храброго Лиса, и вороньи перья на маске задрожали от скрытого гнева. Он сказал:
Дело будет трудное, непосильное для буйной головы.
Говори, жрец.
Ты пойдешь за перевал Жажды, разобьешь стойбище омельгонов, пленишь четырех женщин и четырех мужчин. Когда нанижешь их плоть на печать воссоединения, приведешь к дому Побед не позднее восьмой десятины луны.
Храбрый Лис вскочил на ноги. В глазах метался огонь:
Ты жаждешь пожара войны? Я сделаю это, клянусь. Я разобью стан дикарей. Братья помогут мне.
Двое отважных воинов встали рядом с ним. Их лица и плечи скрывала подсохшая красная глина, но никакая краска не смогла бы затмить великолепие боевых шрамов.