Прошу всех соблюдать порядок. Мы вынуждены разогнать ваш несанкционированный митинг, расходитесь по домам.
Максим с Антоном переглянулись, оба пребывали в легком недоумении.
Господи Всемогущий, Священника разбудили громкие звуки вертолета. Теперь он стоял около кассовой стойки, упершись руками в прилавок, а за его спиной стояли сонные и перепуганные женщины. Что происходит? Что это за голос?
Явно не твой бог, съязвил Антон.
Из усилителя раздался радио-смех, и стало ясно, что он принадлежит человеку.
Господи Всемогущий, Священника разбудили громкие звуки вертолета. Теперь он стоял около кассовой стойки, упершись руками в прилавок, а за его спиной стояли сонные и перепуганные женщины. Что происходит? Что это за голос?
Явно не твой бог, съязвил Антон.
Из усилителя раздался радио-смех, и стало ясно, что он принадлежит человеку.
Пулеметная очередь прошлась по стае мутантов, разрывая мертвую плоть. Толпа заметно поредела. Твари попадали на асфальт. Те, кому не попали в голову, продолжали верещать и искрить. Пули вновь устремились вниз, как капли дождя, но только эти капли несли с собой смерть. Отстреленные руки, ноги и головы разлетались в разные стороны, заливая все вокруг кровью.
Выстрелы стихли.
Сделай еще кружок. Я ленту заряжу, произнес радиоголос, и пилот направил вертолет по небольшой дуге.
Если в баках под землей остался бензин, Максим посмотрел на Антона. Все же может взорваться.
Твою мать, ты прав. Ты прав! крикнул Антон и развернулся к Священнику и прятавшимся за ним женщинам. Все в комнату! Бегите в комнату персонала и ложитесь на пол.
Все ломанулись туда. Максим быстро перелез через кассовую стойку и, забежав последним, захлопнул дверь. Лидия легла на пол у стены и накрыла голову руками, Священник плюхнулся рядом, обнял супругу. Перепуганная Маша вжалась в диван и негромко спросила:
Что происходит?
Ей никто не ответил, скорее всего, девушку просто не услышали.
Я думаю, магазин не взорвется, сказал Антон, но, скорее, успокаивая самого себя. Баки никак не соединены с магазином. Взорвутся только они.
Почему он должен взорваться? Маша серьезно перепугалась из-за слов военного.
Вертолет сделал круг и вернулся. Пулеметные выстрелы вновь загрохотали, подавив отвратительные вопли тварей. Через мгновение крики мутантов исчезли совсем и до слуха доносились только звук лопастей да стрекот пулемета. Затем замолчал и пулемет. Лопасти еще какое-то время хлопали, но постепенно удалялись, пока совсем не растворились в ночной тишине.
Улетел, подытожил Максим и потянулся сквозь темноту к двери. Схожу, проверю.
Сходи, сходи, Антон подтолкнул его в спину. Мы здесь будем, если что, зови.
Мачете отдай, попросил Максим.
У меня пока будет. Твари же тебе ничего не сделают, верно?
Максим ничего не ответил и вышел из темной комнаты для персонала. Он прекрасно понимал, что в рукопашной схватке с Антоном ему не продержаться и тридцати секунд, так что силой мачете не отнять. Максим перелез через кассовую стойку и прошел через торговый зал к панорамным окнам. В ночной темноте ему оказалось сложно в подробностях рассмотреть то, что осталось от стаи мутантов. Он видел лишь гору тел, лежащих на шоссе перед въездом, но несложно представить, что эта гора представляет собой при свете дня. Разорванные останки, хаотично разбросанные на небольшом участке дороги. Если хоть одна тварь после бойни и осталась жива, то без рук и ног она не представляет серьезной угрозы.
А теперь я хочу услышать все, Антон кинул мачете к ногам Максима, и лезвие по инерции проскользило несколько сантиметров по плитке. Нож можешь забрать.
Максим развернулся и увидел Антона, который вновь угрожал пистолетом. У ног лежало мачете. Максим поднял нож и повесил на пояс.
Я не собираюсь тебе ничего рассказывать.
Максим отвернулся и начал раздвигать двери, но его остановил громкий выстрел. В ушах зазвенело, в воздухе запахло порохом. Максим подумал, что Антон все-таки решил убить его, но боли не почувствовал.
Это болевой шок. Боль придет позже. Он выстрелил мне в спину, и я буду долго умирать от потери крови, подумал Максим и медленно развернулся.
Звон в ушах практически стих. Под ногами он увидел дырку в белой плитке, от которой расходились трещины.
Следующая будет в твоей голове, сказал Антон и, в подтверждение своих слов, поднял руку и направил пистолет на Максима.
Маша выбежала из комнаты на звук выстрела. Увидела военного с пистолетом и закричала: «Антон, что ты делаешь?». Девушка попыталась остановить его, вцепившись в руку, но тот откинул Машу как назойливую кошку. Она отлетела в сторону и упала на пол.
То, как военный отпихнул девушку, вызвало в Максиме ненависть, его сердце выдавало тройной ритм, а вся кровь прилила к голове. Он дернулся к Антону, охваченный желанием ударить его, несмотря на огромную разницу в весе и росте, но пистолет остановил Максима. Он несколько раз глубоко вздохнул, кровь отлилась, а сердце вернулось в прежний темп.
Что ты хочешь услышать? спросил Максим.
Все, что ты знаешь о болезни.
4
Смелков Максим Викторович с ранних лет увлекался спортом. Когда парню исполнилось семь лет, отец (которого Максим очень любил) сказал ему:
Максим, отцу было тридцать пять лет, и на его голове уже пробивались первые седые волосы, ты уже взрослый парень, может, хочешь заняться каким-нибудь спортом? Хоккей или футбол, например.
Семилетний Максим уже две недели ходил в первый класс и чувствовал себя действительно взрослым. Он немного поразмыслил, вспомнил телевизионные трансляции футбольных матчей, которые смотрел вместе с отцом на большом старом телевизоре. Старый лучевой экран постепенно умирал, и краски начинали исчезать. Если играли команды с похожим цветом формы, то становилось сложно различать игроков.
Футбол, ответил Максим. Я хочу заниматься футболом.
Отец удовлетворительно кивнул, потрепал сына по голове и заулыбался.
На следующие выходные отец повел Максима в ближайшую футбольную секцию. Тренер посмотрел на семилетнего мальчика, попросил его три раза ударить по мячу, затем взялся пальцами за свой подбородок и несколько раз «хмыкнул».
Ну что ж, произнес тренер все с той же напускной задумчивостью. Удар у тебя плотный, но лупишь ты «пыром», а это неправильно. Над техникой будем работать.
Максима записали в секцию, но через две недели парень понял, что футбол ему не нравится. Максим, опасаясь разочаровать отца, рассказал об этом маме, а та, соответственно, передала все отцу.
Ну, не нравится, так пусть не ходит, резюмировал, абсолютно не расстроившись, отец. Может, захочет чем-то другим заниматься.
И Максим, действительно, захотел. Через несколько недель он увидел по телевизору соревнования по фехтованию, и у мальчишки загорелись глаза. Максиму тут же захотелось научиться так же махать саблей. Он, крича от радости, побежал сообщить отцу, что знает, чем хочет заниматься. Отец выслушал перевозбужденного сына, затем не спеша раскрыл «желтые страницы» и принялся искать секцию по фехтованию. Ближайшая спортивная секция оказалась в самом центре Санкт-Петербурга, но отец терпеливо возил Максима на тренировки четыре а, затем, и пять раз в неделю. Когда Максим подрос, то стал ездить один. Дорога занимала примерно сорок минут: сначала на автобусе до метро пятнадцать минут, двадцать минут под землей и еще пять пешком.
Любовь к фехтованию не закончилась, и в шестнадцать лет Максима пригласили в олимпийскую сборную. Правда, вторым номером. Но он не видел в этом проблемы. Парень планировал интенсивнее тренироваться и к восемнадцати годам занять место в основном составе. К сожалению, его планы так и остались нереализованными.
Несчастный случай с отцом.
Виктор ехал с работы домой. Ему нужно было перейти Московский проспект, сесть на 114 автобус, и тогда через пятнадцать минут он был бы уже дома. Но когда он переходил оживленный и многополосный проспект (строго на зеленый свет с толпой таких же пешеходов) у водителя тягача при торможении заклинили тормозные барабаны задней оси полуприцепа, что привело к неминуемому заносу. Огромный контейнер с надписью «TIR» повело вправо. Водитель беспомощно крутил большой руль, но это не давало должного результата и только ухудшало положение. Контейнер, полностью загруженный дешевой бытовой техникой, начал плавно соскальзывать с платформы.
Раздался женский визг.
Многотонный контейнер свалился с полуприцепа и занял три полосы из четырех. По инерции его потащило по проспекту. Скрежет металла по асфальту раздирал барабанные перепонки, словно мелом провели по школьной доске. Посыпались искры. Контейнер, как цунами, смел все на своем пути, а очевидцы еще долго помнили предсмертные крики и хруст перемолотых костей.
Виктор не успел отбежать в сторону, как и пешеходы, окружавшие его. Люди, скорее всего, тоже направлялись домой после утомительного дня, и желали как можно скорее обнять тех, кто ждет их.
В этом кровавом месиве погибло тринадцать человек, в чертов список попал и отец Максима. Газеты долго писали об ужасном происшествии, а правительство Санкт-Петербурга объявило траур по погибшим и минуту молчания.
Для семнадцатилетнего Максима смерть отца стала настоящей трагедией. Он очень любил его и не представлял, как будет дальше жить. Между ними была не просто любовь отца и сына, а нечто большее. Между ними тянулась тонкая связующая нить, которая вывела отношения на более высокий уровень, неподвластный человеческому пониманию. Максим практически всегда знал, что чувствует отец, и за минуту до его прихода с работы ждал под дверью. И Виктор ощущал тоже самое по отношению к сыну. А еще им снился одинаковый сон, в котором они всегда шли к белому лучу. Местность постоянно менялась, от пустыни до густонаселенного города, но цель всегда оставалась одна. Луч.
Для семнадцатилетнего Максима смерть отца стала настоящей трагедией. Он очень любил его и не представлял, как будет дальше жить. Между ними была не просто любовь отца и сына, а нечто большее. Между ними тянулась тонкая связующая нить, которая вывела отношения на более высокий уровень, неподвластный человеческому пониманию. Максим практически всегда знал, что чувствует отец, и за минуту до его прихода с работы ждал под дверью. И Виктор ощущал тоже самое по отношению к сыну. А еще им снился одинаковый сон, в котором они всегда шли к белому лучу. Местность постоянно менялась, от пустыни до густонаселенного города, но цель всегда оставалась одна. Луч.