Не воевал?
Нет. Отказался. Вот его сын, то есть мой дед, погиб, сражаясь в рядах Крайовы.
Просто взял и отказался?
Да, сослался на возраст. Кстати, никто не знал достоверно, сколько ему лет. Но он и тогда уже был далеко не молод, если верить рассказам. И нацистов гораздо больше интересовали наши семейные предания. Очень повезло, что наш клан оказался на территории Рейха. Это Сталин не верил ни в бога, ни в черта. А НСДАП выделяла миллионы на изучение всякой мистики.
Боюсь, я немного не поспеваю за Вашей мыслью.
Мне просто кажется, что я всё это Вам уже рассказывал. Разве нет? Озёрская покачала головой. Нет?! Значит, мне все это снилось. Ну точно. Я ведь здесь спал? Озёрская кивнула. Спал?! Всё смешалось. Эти сны. Они такие подробные, такие невыносимые.
Невыносимые, потому что реальные?
Да. Меня затягивает в прошлое. Со страшной силой. Я забываю, что делал час назад, но детские сцены вижу ясно. Зачем мозг заставляет меня переживать все это снова? Неужели я схожу с ума, доктор?!
Если бы Вы сходили с ума, то друзья порекомендовали бы Вам не меня, а Игнатия. Поверьте, безумие не задает лишних вопросов. И никогда не отвечает. Если уж психика дала трещину, то можно только замедлить или сгладить распад личности. Это в лучшем случае. Как правило, врачам остаётся только наблюдать, изучать, писать статьи, делиться опытом. Безмолвие.
Тогда что со мной?
Вы сами знаете ответ: память разбушевалась. Это норма. Посмотрите, что творится в стране. Тут каждого второго можно заподозрить в паранойе. Тяжкое зрелище. Ваша психика сохранна и целостна. Просто усталость, тревога, моральное истощение. Вот прошлое и хочет напомнить о себе.
И что будем делать?
Уже делаем. Разговариваем. Освещаем темные углы памяти, выметаем оттуда всю пыль, грязь, кровь, снег
Нда. Снега к ночи будет много. Вот такая же зима была, когда мы к прадеду приехали.
Которого нацисты очень ценили?
Скорее побаивались. Ходили же легенды по всей Польше, что Янковские с лесной жутью водятся. Поэтому и живут в доме на отшибе, у самой границы дремучего леса. Да только ерунда все это! До раздела страны все Янковские жили в крупных городах и управляли Про промышленную империю я уже говорил? кивок. Так что лес прадед увидел впервые только в 1939. И охотно кормил байками нацистских любителей мистик. Дурачил им головы по полной программе, в общем.
Нда. Снега к ночи будет много. Вот такая же зима была, когда мы к прадеду приехали.
Которого нацисты очень ценили?
Скорее побаивались. Ходили же легенды по всей Польше, что Янковские с лесной жутью водятся. Поэтому и живут в доме на отшибе, у самой границы дремучего леса. Да только ерунда все это! До раздела страны все Янковские жили в крупных городах и управляли Про промышленную империю я уже говорил? кивок. Так что лес прадед увидел впервые только в 1939. И охотно кормил байками нацистских любителей мистик. Дурачил им головы по полной программе, в общем.
А новые власти?
Коммунисты как-то его потеряли из виду. Может, забыли. Может, старые связи помогли. В общем, мы оказались в маленьком поселке, почти на самой границе Украинской ССР и Польши. Никому не нужные, никому не интересные. Но живые. Самый старый и самый молодой.
А мать?
А мать он выгнал.
Как?!
А не признал. Отец же не спросил согласия на женитьбу.
Разве была возможность?
Да даже контакта не было. Это сейчас скайп есть даже у столетних бабушек. А тогда Но, едва нас увидев, прадед схватился за ружье. Помню, как он кричал что-то про ведьму и гнилую кровь. Будто мать чуть ли не своими руками донос на отца написала И больше я ее не видел.
Она умерла?
Для меня да. Когда архивы открыли, я по своим каналам собрал всю информацию. У нее половина городского исполкома в любовниках ходила. Да и сама она была ярой коммунисткой. Когда пошла новая волна охоты на врагов народа, она быстро уловила суть: брак с выходцем из семьи польских промышленников Надо было отрекаться как минимум. Или как максимум Вот она и пошла по максимуму. Вы меня слушаете?
Да. Я пытаюсь посчитать, какой это был год. Сталина Вы застать не могли. А там Хрущев, оттепель.
То, что оттепель, еще не значит, что никого не расстреливают. Шестидесятые годы, братские республики из Варшавского Договора захотели свободы. Само по себе преступление.
Повисло молчание.
Так. Вьюга утихла. Надо лететь, пока есть возможность, Янковский достал бумажник.
Лететь?
Конечно. Это каждому мелкому чиновнику по тридцать две мигалки положено. А мне надо радоваться, что живу. Да если бы и была мигалка. Дороги чистить кто будет? Бастующие снегоуборщики? Или разбежавшиеся от гнева осмелевших нациков мигранты? А вертолет стоит сущие копейки. Даже военный.
Военный?!
Акула. Кстати, с полным боекомплектом. На всякий случай. Простите, что не предлагаю прокатиться. Он одноместный.
Ничего, ничего, облегченно вздохнула Света, панически боявшаяся высоты. Но Вы завтра обязательно прилетайте.
Обязательно. Сколько с меня?
Как за стандартный сеанс. Сегодня мы уложились в час.
Вот видите, как вредно спать. До свидания.
До свидания, Светлана выглянула в пустой холл и проводила Станислава к выходу. Администраторам такую деликатную задачу никогда не доверяли, ведь именно в дверях у пациента часто наступает дополнительное озарение. Вот опять.
Я проснулся от Вашего стука по стеклу, помните? И еще сказал, что в детстве по ночам так же просыпался.
Конечно, помню.
А я говорил, кто стучал в окно?
И кто же?
Собака.
Янковский расправил плечи, сбрасывая с себя груз человечности. И двинулся к вертолетной площадке, утопая по колено в сугробах, с величием настоящего польского маршала, ведущего в последний бой свою армию Крайову.