Ну что ж, молодой уольвигунк, нам не стоит задерживаться здесь. Иначе опоздаем к утренней трапезе.
Фаульн отважился взглянуть в глаза волшебнику. Он вновь боялся, что мысли, вихрем пронесшиеся в голове, ясны его собеседнику. Если тот и слышал их, с первого взгляда не понять. Доктор маг оглядел худенькую фигуру принца с головы до носков сапог.
Ваши ноги промокли.
Волшебник прислушался.
Даже кроны деревьев не надежная защита от северо-восточного ветра. Он скоро доберется сюда. И принесет с собой похолодание.
А правда, Доктор маг, этот ветер сопутствует вам, куда бы вы ни отправились?
Может и так.
Глаза Фаульна преисполнились восхищения. Волшебник усмехнулся.
Раз так хотят обо мне думать жители Уольвига. Иногда полезно поддерживать домыслы о себе.
Фаульн второй раз за утро улыбнулся и выскользнул из-под ветвей карника.
Доктор маг протянул руку, обнять Фаульна за плечи и тут же отдернул, повинуясь заведенному у людей этикету.
Фаульн приметил жест волшебника, и его улыбка стала еще шире. Он поежился.
И правда холодно.
Мгновение спустя Доктор маг и наследный принц королевства Уольвиг не спеша отправились в сторону города, куда полчаса назад ушел расстроенный Альтур.
Глава 8. Совет
Хвороб поставил в центр длинного дубового стола восьмисвечник на высокой витой ножке и принялся зажигать факелы на стенах совещательного зала. Окна Советума выходили на северо-восток, и сюда редко заглядывало солнце. Хвороб поднял голову. Потолок терялся в полумраке. Он тотчас скрадывал редкий солнечный луч, что отваживался заглянуть в главный зал дворцового замка. И все-таки Хвороб любил вид, открывавшийся из окон Советума. Никогда не упускал случая полюбоваться округой, особенно после того как, по настоянию Тиббелуса Гала, в оконные проемы залили какой-то бесцветный раствор. Раствор затвердел, сделался прозрачным, и теперь не нужно было летом открывать ставни, а зимой сидеть в духоте. Застывший раствор делал окна непроницаемыми для холода, но хорошо пропускал воздух, так что в зале никогда не бывало ни холодно, ни душно. Двери Советума отпирались лишь в особых случаях, по распоряжению короля, происходило это не часто. И сейчас, воспользовавшись возможностью, Хвороб поспешил к среднему из четырех, располагавшихся полукругом, окон.
Внизу, у Анварта восточных ворот замка суетилась троица кентавров Орнов из отряда дворцовых лучников. Хвороб усмехнулся, признав в них вчерашних дебоширов. Патруль дворцовой стражи задержал их в кабачке Мориуса прошлой ночью. Они распугали всех посетителей, занявшись метанием пустых бутылей из-под сойла14 в бочку швапеля15. Когда патрульные доставили их в замок, Хвороб беседовал с капитаном стражи Пеплумом. Они как раз сошлись на том, что и приличные женщины, вроде их жен, к старости становятся совершенно невыносимыми.
Пеплум расхохотался и подытожил: «Похоже, мне еще повезло. А помнишь, когда я женился на Арен, ты говорил, она мне жизни не даст? Так теперь моя угомонилась. Накуралесилась в юности. А твоя Лиина, какая была тихоня, словно Сторожевая речка в безветренный день. Так теперь она наверстывает упущенное».
Подытожил, хлопнул приятеля по спине, а Хвороб обиделся. В этот момент дверь в караулку распахнулась, и в помещение ввалились патрульные, таща за собой буянящих кентавров. Правду сказать, сначала было не понять, кто кого арестовал. Настоящая куча мала. Хвороб сразу ушел и не видел, чем кончилось дело. Судя по суматохе у ворот, кентавры были примерно наказаны.
«Хороший народ кентавры. Особенно Орны. Лучше воинов и не сыскать. Верные, отважные. Вот только пить им нельзя ни капли. А уж от такого крепкого напитка как сойл они вовсе теряют голову. И тогда держись! Со всеми подряд затевают стычки. Даже со своими. Как в этот раз с Мориусом. Он хоть и Савр16, все одно! Того же рода-племени. А им, пьяным, и не разобрать», Хвороб вздохнул.
Он не раз советовал трактирщику перебраться подальше от дворцового замка в более спокойное место. Но тот отмахивался. Рядом две казармы куэртов, от посетителей отбоя нет. А что пару раз в месяц загулявшие кентавры устраивают в его заведении разгром, так это с лихвой окупается в последующие дни. Родственники буянов обычно щедро оплачивают убытки.
Слуга услышал шаги в коридоре. Скоро начнется совет. Ему больше не хотелось думать о кентаврах-гуляках. Он взглянул чуть выше и дальше, туда, где чернели голые верхушки Альттуна. Вчера вечером прошел снег. Хвороб нахмурился. Что там ни говори, а люди зря болтать не станут. Два дня назад приехал Доктор маг и оттепели настал конец. Подул северо-восточный ветер. Хвороб тронул рукой стену. До того, как в окна залили чудодейственный раствор, зимой даже через закрытые ставни в зал задувал пронизывающий ветер. Теперь каменная кладка внутри хранила тепло, и руку уже не хотелось отдернуть. Ветер задул и снег нападал, а настоящей метели не случилось. Снег задержался лишь на тропинках дворцового сада. Хвороб с удовольствием прошелся по хрустящему, еле заметному покрову, когда утром разносил завтраки в домики крылатых гонцов. Король Стауг давно собирался освободить любимого слугу от обязанности кормить воронов.
Хвороб поморщился. В свои сорок восемь король для него мальчишка. Сложно представить, что его сыновья вот-вот достигнут совершеннолетия. Также трудно, как и молодому хозяину понять своего престарелого слугу. Хворобу в начале ноова исполнилось семьдесят семь. По людским меркам солидный возраст. Да только что делать в этом возрасте, если не служить прилежно? Больше всего Хвороб боялся, что его с почетом отправят на отдых. И сейчас, заслышав звук приближающихся шагов, он суетливо переступил с ноги на ногу, пригладил куртку, чтоб ткань в складках не топорщилась, обернулся и огляделся кругом. Он остался доволен увиденным. Спокойно, отчеканенной за годы придворной службы поступью направился к закрытым дверям Советума. Распахнул высокие узкие створки и выглянул в коридор. Со стороны трапезной приближалась говорливая толпа. Хвороб отступил к правой створке, вытянулся и замер, почти слившись с каменной стеной. Несколько мгновений спустя пространство Советума заполнилось голосами. В отсутствие короля, который по традиции входил в зал совещаний последним, гости замка не чувствовали себя связанными дворцовым этикетом.
Братья-книжники прибыли в столицу на рассвете. И король, обычно встававший не позже семи утра, ввиду важности представленного ими донесения, решил собрать совет в одиннадцать, сразу после утренней трапезы. Книжники шумно рассаживались за столом, когда на пороге показалась высокая фигура Доктора мага. Тотчас задвигались отставленные стулья, братья поднялись, приветствуя волшебника. Доктор маг быстрым шагом прошел к столу и занял одно из двух, остававшихся свободными кресел. Издавна его место было рядом с королем, никакие заслуги кого-либо из подданных его величества не могли этого изменить. Гул за столом затих, как по мановению волшебной палочки. Доктор маг оглядел знакомые лица.
Не так давно мы расстались с вами, отец Вигнат, обратился он к сидевшему напротив книжнику. Я отправился сюда с тревожным предчувствием, которое, так случилось, ненадолго опередило воспоследовавшие ему важные события.
Не так давно мы расстались с вами, отец Вигнат, обратился он к сидевшему напротив книжнику. Я отправился сюда с тревожным предчувствием, которое, так случилось, ненадолго опередило воспоследовавшие ему важные события.
Отец Вигнат ответил не сразу, словно раздумывал, как начать:
Да, дорогой друг, мы прибыли ко двору по делу, не терпящему отлагательств. И будь на то моя воля, вопрос, для разрешения которого мы с братьями прервали намеченный путь, имел бы менее болезненное решение. Но увы, это не в моей власти. Меня удручает одно. Я переживаю о братьях, оставленных нами в плену больше, чем о возможной войне с детьми Волеволда.
Книжник замолчал. Последние слова прозвучали как обвинение всем, и никто не отваживался нарушить внезапно воцарившуюся тишину. В коридоре послышались тяжелые шаги. И все взгляды невольно обратились к дверям.
Оставим пока рассуждения, вполголоса предупредил Доктор маг. Его величество.
Как только в проеме показалась фигура короля, гости повскакивали с мест. Король поспешно направился к своему креслу. Он шел чуть наклонив голову.
Тяжелый недуг, терзавший правителя Уольвига последние три года, давал о себе знать все настойчивее. Король Стауг понимал, что своим видом теперь вызывает у подданных скорее жалость, нежели почтение. И это обстоятельство мучило его сильнее болезни. Некогда высокий статный воин превратился в тень себя самого. Худоба, которую не могла скрыть просторная одежда, дополнялась землистым цветом изможденного лица. Большие карие глаза на фоне впалых щек выглядели еще значительнее. С тех пор как болезнь превзошла в успехах старания медиков, движения короля сделались стремительными, хотя и в прежние времена вряд ли кто-то назвал бы его неторопливым. Разве что теперь походка сделалась тяжелее, и голову король Стауг всегда держал слегка наклоненной, чтобы оставить придворным меньше возможностей разглядеть свое лицо.
Усаживаясь на место, король сделал рукой едва заметный знак в сторону дверной створки, у которой застыл старый слуга. Вопреки обычаю Стауг сам придвинул за собой кресло. Получилось не очень ловко и он, все еще глядя в стол, нахмурился. Устроившись поудобнее, почувствовал себя лучше и поднял глаза на советников. Отец Вигнат едва сдержал горестный вздох и с тревогой оглядел братьев. Книжники, на его счастье, хранили непроницаемо-серьезные выражения лиц, Доктор маг нередко гостил у своего друга, внешность короля не смутила его. Отец Вигнат не сразу отважился смотреть прямо в лицо его величеству. Мгновение он даже хотел воспользоваться монаршей хитростью вести разговор не глядя в глаза собеседнику. Но пришел в себя и понял, что тот сразу догадается о причине столь странного поведения, а нанесение оскорбления венценосной особе не входило в планы книжника. Он пересилил себя и посмотрел королю прямо в лицо. И вовремя. На него в упор глядели бездонные карие глаза, боль и страдание оставили в них неизгладимый отпечаток. Сдавалось, их обладатель уже не раз побывал между жизнью и смертью, и сейчас с трудом удерживался на тонкой грани между ними. Отец Вигнат содрогнулся. Он не представлял, как можно заставить человека в таком состоянии принять тяжкое решение, не испытывая при этом угрызений совести.