Ворожба. Избранные стихи - Владимир Мусатов

Живи, пока живётся,
И душу не морочь,
Недаром сердце бьётся,
Стучит и день, и ночь,

Колотится в неволи,
Сжимается в комок,
Но с болью и без боли
Работает свой срок.

И ты, пока живётся,
Так бейся до конца,
Как только сердце бьётся,
Колотятся сердца.

На кладбищенских деревьях
Ястребы живут,
Значит, ангелам не время
Появляться тут.

И душа, что отлетела,
Свой не видит крест 
Сторожит родное тело
Хищников насест.

Но, взлетая в поднебесье,
Боже, сохрани,
С голубями кружат вместе
Ангелы мои.

Или ястребы не чутки?
Как же все подряд 
Души, ангелы, голубки 
Смело там парят!

Ясным ястребам не спится,
И не дремлет бес 
Ждёт кладбищенская птица
Дань свою с небес.

Это так, мой ангел, просто 
Вот рванётся вдруг
Стая ястребов с погоста
В голубиный круг,

И душа в полёте смелом,
Выше всех тревог,
Навсегда простится с телом,
Если примет бог.

Земля умеет говорить,
Не потеряв при этом лика,
И там, где лес большой горит,
Мы не услышим даже крика.

Но жарким шелестом листвы
И раскалённым жаром веток
Она взывает  Что же вы?
Мне жалко вас, глумливых деток!

И не срывается на вой
Её всегда спокойный голос,
Когда горит, ещё живой,
В огне войны пшеничный колос.

Но страшным заревом подчас
И часто вдруг подземным гулом
Она предупреждает нас,
Что должен быть предел разгулам

Людских безумий и страстей,
Обманов, жадности, пороков
Да, мать она, но без детей
Готова жить до  новых сроков.

А дожди идут ночами,
Проливные и не очень
Водку пьют однополчане
В эти проклятые ночи.

Пьют, с души срывая полог
Тяжких снов, утрат и мести,
Пьют за тех, кто был им дорог
И своей не продал чести.

Наливай, однополчанин,
Чтоб боялись даже черти
И остались за плечами
Смертным духом духи смерти.

Нам ведь, знаешь, ночью хмурой
Не забыть и с болью кроткой
Тех вертушек с десантурой,
Сбитых вражеской наводкой.

И не вычеркнуть, как мщенье,
Роту братьев по знамёнам,
Насмерть бившихся в ущелье,
Каждый  в возрасте зелёном

А дожди идут ночами,
Так идут, как, между прочим,
Водку пьют однополчане
В эти проклятые ночи.

Соберусь в Тамань, поеду
Прямо на закат
В гости к ссыльному поэту:
«Здравствуй, старший брат!»

Распахнув с порога дверцу
В хату, словно в храм,
Обращусь к святому сердцу,
К пламенным глазам:

 Знал, что здесь поговорим мы,
Душу отведём
В этот час неповторимый
Этим чудным днём».

И в глазах больших увижу
Свет через порог,
На пути к тебе предвижу
Этот свет, мой бог!

«Так впадает в море света
У небесных врат
Одиночество поэта», 
Скажет старший брат.

Я уеду из Тамани
Сквозь столетий грань,
И останется в тумане
Древняя Тамань.

Понад берегом Кубани,
Там, где лес густой,
Шла казачка на свиданье
В полдень золотой.

Шла она к лесной поляне,
Сотканной из трав,
Что там леди, что там пани,
Что там сотни пав!

Вся она  одно сиянье
Солнечного дня,
Ах, родные россияне,
Сколько в ней огня!

И такие светят снова
Синие глаза,
Словно в два ручья лесного
Льётся бирюза.

Ей поляна травы стелит
Мягкие свои,
А в листве сплошные трели 
Свищут соловьи.

И такая песнь в округе,
Рядом и окрест,
Словно певчие пичуги 
Свадебный оркестр

Вся как летнее сиянье
Солнечного дня,
Шла казачка на свиданье,
В сердце жар храня.

Мы с тобой на пароходе,
Вдаль течёт река,
Пристань старая приходит
К нам издалека.

Здесь сойдём, знакомый берег,
По тропе  наверх,
Друг, один из самых верных,
Ждёт нас дольше всех.

Поведёт под белы руки
Прямо по полям
К зеркалам в озёрном круге
С небом пополам.

Ты себя увидишь в ситце,
Я  в счастливом сне,
В нём плыву за синей птицей
По речной волне.

Ты уже и зла не держишь,
Зная наперёд 
Здесь останутся надежды
Все наперечёт.

И разлука будет долгой,
А любовь  горька
Пролегла сюда дорогой
Через жизнь река.

Пристань старая уходит,
Берег наш вдали,
Мы с тобой на пароходе
На краю земли.

Мы приходим в мир для доброты,
Для трудов и отдыха под вечер,
Все по-человечески  просты,
Каждыйбеспредельно человечен.

Нас встречает материнский взгляд
И гроза, волнующая почву,
И растём мы вверх, как говорят,
Меньше днём, а больше-тёмной ночью.

Всё живое с нами заодно,
И уже совсем не за горами
Будущее светит озорно,
Словно солнца луч в оконной раме.

Только приближается черта,
На которой в пору испытаний
Остаётся чьято доброта,
Верно, придорожными цветами.

Только на заснеженной версте
Вот уже оставлена навечно,
Что там говорить о простоте,
Человечность чьято, человечность

Мы приходим в мир для доброты,
А уходит ктото иноверцем
По частям роняя, как плоды,
Трепетноединственное сердце.

Сородич мой, лихой казак,
Кинжал мне завещал:
 Храни его, как свет в глазах,
Как голоса металл.

С ним наши предки, и не раз,
Ходили на врага,
Чтоб мирным был седой Кавказ,
Единым на века.

Я эту память берегу,
Храня кинжал живой,
И острым лезвием врагу
Грожу над головой.

А дальше сыну передам.
 Бери кинжал,  скажу, 
Он по твоим теперь годам,
Держи, как я держу.

И в главном, счастье иль беда,
Не забывай о том,
Что мирным должен быть всегда
Кавказ  наш общий дом.

Кинжал  защитник и боец,
Живёт в судьбе веков
Отвагой доблестных сердец
Геройских казаков.

И в вихре лет, где дней не счесть,
Разит врагов у ног
За нашу родину и честь
Прославленный клинок.

Накануне тёплых дней,
Самых первых вешних,
Сын сказал:» Давай скорей
Сделаем скворечник.

Прилетят весёлым днём
Птички  дорогуши
И найдут готовый дом
На высокой груше.

Там появятся птенцы,
И в саду тенистом
Будут нас встречать певцы
Звонким пересвистом.»

Сколотили всем двором
Славное жилище
И соломой, как ковром,
Застелили днище.

И уже готов и рад
Дом принять пернатых.
Заселяйте, птички, сад 
Царские палаты.

Обживайте свой дворец
Без тревог и страха,
Воробей, щегол, скворец
И другая птаха.

Отдыхая от вестей,
Будем бить баклуши:
Вы  чирикать и свистеть,
Мы  молчать и слушать.

Но пока скворечник пуст,
В день какой, не знаем,
Соловьями вспыхнет куст
Прямо за сараем,

И когда наперебой,
Праведно и грешно,
Запоёт сама собой
Новая скворечня.

За мостом Варениковским
Лес по берегам,
И Кубань река по  свойски
Льнёт к моим ногам.

Смотрит клён в речную заводь,
Шепчется с водой,
Буду я сиять и плавать
Снова как святой.

По земле такая месса
Льётся через край,
Словно здесь душа воскресла
Чья  то невзначай.

И живёт она под сенью
Даже в летний зной
Вся до слёз сродни теченью
Заводи речной.

Родные мои  на горячих конях,
Казачьи орлиные сотни,
В каких безвозвратно утраченных снах
Не гаснет ваш пламень высотный?

В степи закружился погибельный смерч,
За маревом  стоны и корчи
Твоя ль голова покатилася с плеч,
Мой прадед, зарубленный к ночи?

Летят скакуны, и в полёте весь мир,
На взмахе  калёные сабли.
Сородич полёг за свободу костьми,
Но жизнь не растратил по капле.

Сражённого всадника ржанье коня
Накрыло высокой волною
Ах, в землю не спрятаться от воронья
Той ночью, глухой, вороною!

Истлели останки под небом давно,
И даже могильному камню
Стоять в ковылях молодых не дано 
Там смерть предана поруганью!

Я знаю, чабрец на соцветьях своих
Хранит убиенную душу,
Но ради родства, и по праву живых
Ту тайну души не нарушу.

Гуляют ветра по степи без конца,
Беспамятны и беззаботны,
И только пьянящий настой чабреца
Волнует  как воздух свободы!

Вздымались волны к небу круто,
На берег падали, как гром,
И не пытались в это утро
Купаться люди  ветер, шторм.

Смотрели  изредка из окон,
И ждали  скоро ли конец?
А там, на гребне волн высоком,
Себя испытывал пловец.

Он грёб настойчиво и смело
К  далёким россыпям гряды,
И как стрела вонзалось тело
В накаты пены и воды.

Бежал спасатель с мегафоном
И крик его на взлёте глох,
Лишь чайки бледные со стоном
Переступали тот порог.

Зачем с тобой он спорит, море?
Кому бросает вызов свой
На раскачавшемся просторе,
Над бездной тёмно-голубой?

 Какого ждёте вы ответа?
Вам не понять таких сердец! 
Ревело  море рядом где-то
И пело там, где был пловец!

Вздымались волны к небу круто,
На берег падали, как гром,
И не пытались в это утро
Купаться люди  ветер, шторм.

Смотрели  изредка из окон,
И ждали  скоро ли конец?
А там, на гребне волн высоком,
Себя испытывал пловец.

Он грёб настойчиво и смело
К  далёким россыпям гряды,
И как стрела вонзалось тело
В накаты пены и воды.

Бежал спасатель с мегафоном
И крик его на взлёте глох,
Лишь чайки бледные со стоном
Переступали тот порог.

Зачем с тобой он спорит, море?
Кому бросает вызов свой
На раскачавшемся просторе,
Над бездной тёмно-голубой?

 Какого ждёте вы ответа?
Вам не понять таких сердец! 
Ревело  море рядом где-то
И пело там, где был пловец!

Я вырван с корнем: ветви разбросав,
Валяюсь у задымленной дороги.
В чём виноват, и где я был не прав,
Растя свои зелёные чертоги?

«Мы ни при чём,  щебечут голоса,
Прочерченные по небу пунктиром, 
Божественны лишь с виду небеса,
Но власть их несущественна над миром».

Земля молчала. А потом, вздохнув,
Открыла тайну гордого величья:
«Все жизни здесь сливаются в одну
И смерть любой из них мне безразлична».

И вот тогда, душою исходя,
И отлетая мыслями всё выше,
Взмолился я: «Дай, господи, дождя,
Чтоб не засохло к ночи корневище.

В раскисшей почве снова прорасту,
Не всё ещё потеряно, погибло,
И новый ствол даст новую листву
Под музыку рождественского гимна».

Но бог сказал: «Бессилен я помочь.
Жизнь не даётся дважды, даже древу»,
И душу, отлетающую в ночь,
Легко отдал космическому чреву.

Листья падают слышнее,
В ночь осеннюю дыша,
Словно вместе с ворожеей
Чья  то шепчется душа.

Мне гаданье не поможет,
И доверившись судьбе,
Слышу, как мороз по коже
Пробегает в ворожбе.

Учащённый вдох и выдох
Стынет в воздухе ночном,
Но воскреснет в разных видах
Лист под солнечным лучом.

И проявятся впервые
Жилки, линии в листве,
Как живые, как живые,
На минуту или две

Скользили взглядом, мимо протекая,
Холодно-равнодушные глаза
Кого согреет эта жизнь чужая,
Кто в ней найдёт живые голоса?

Пусть гнев в глазах и ненависть, и слёзы,
Но только не такая пустота
Осенних дней, где первые морозы
Уж леденят пространства и уста.

Искал дорогу днём с огнём
В кромешной темноте
И шёл всё время напролом
У беса на хвосте.