Вырвал Арнольд у меня многострадальную кинокамеру и разлетелась бедолага об стену на мелкие составные части. Сам я отделалася пинком.
Как я потом узнал, физкультурник получил выговор от парткома, и у него из зарплаты вычли стоимость кинокамеры. А ко мне до самого окончания школы ни одна душа не подходила с комсомольскими поручениями.
Ремень как средство формирования личности
Нда. Уж. Как-то с утречка ровнял свою бороденку. Естественно, в зеркало глядел. Размышлял. Ну и рожа у тебя, Егоров Натуральный советский армейский кирзовый сапог третьего срока носки. А, чтоб не впасть в расстройство и депрессию, поспешил себя утешить: «А зато тебя вон скоко девок любило!» И тут же во избежание умственных взбрыков переключился на другую тему.
Воистину, все возвращается на круги своя. Прошло пятьдесят пять лет и опять я в Германии, костылями груши околачиваю. А был ведь когда-то первоклассником в четырехклассной школе при советском посольстве в ФРГ (ГДР тогда еще отдельно была). Вот жизнь была тогда! Уже в том возрасте я ухитрился столько косяков напороть. А расхлебывали их папа с мамой. Не то, что сейчас
Я не знаю, кто научил меня читать в пять лет. И почему никто не смотрел какие книжки я читаю. Но в результате я чего-то развивался так шустро, что папаня меня, бывало, разглядывал с пристальным любопытством.
Уже в том возрасте я начал лезть туда, куда меня совсем не звали. Был в посольстве один сотрудник по имени Армен. Как я понимаю теперь, он был армянин. Потому, что на городошной площадке ему всегда говорили под руку: «Ну-ка, Армен, давай по-еревански!» Этот дядька очень классно играл в городки, ловко вертелся на турнике и играл с нами, детьми, в футбол. Он мне очень нравился, поэтому, когда я подглядел, что красавица-жена Армена обнимается с посольским доктором, я тут же донес на нее мужу. Теперь я бы, конечно, вряд ли так поступил.
Уже в том возрасте я начал лезть туда, куда меня совсем не звали. Был в посольстве один сотрудник по имени Армен. Как я понимаю теперь, он был армянин. Потому, что на городошной площадке ему всегда говорили под руку: «Ну-ка, Армен, давай по-еревански!» Этот дядька очень классно играл в городки, ловко вертелся на турнике и играл с нами, детьми, в футбол. Он мне очень нравился, поэтому, когда я подглядел, что красавица-жена Армена обнимается с посольским доктором, я тут же донес на нее мужу. Теперь я бы, конечно, вряд ли так поступил.
Ох, и скандал же был! Армену, как кавказскому человеку, ситуация не понравилась. И он с городошной битой носился по территории и что-то орал на непонятном языке пополам с понятным русским матом. Но жену его сердобольный женский коллектив где-то спрятал. А доктор успел сесть в машину и смыться.
Потом пришли посольские чекисты с моим папаней и утихомирили армянского Отеллу. Все пошли в бильярдную, где Армена накачали французским коньяком «Камю». И он притих на время.
Когда папаня мой не работал в своем вечно закрытом на ключ кабинете, я все время ходил за ним хвостом. Поэтому в бильярдной я тоже, на свою голову, присутствовал. Остальные взрослые меня терпели с папаней, как я теперь понимаю, никто не хотел связываться.
И Армен, накачанный коньяком, меня узрел. Схватил за руку, обнял и заявил: «Вот один мой настоящий друг! Даже брат! Брат, как тебя зовут, а?» Батя мой не успел удивиться, как Армен выдал: «Вот благодаря кому я узнал, что моя жена шлюха!» И он громко заскрежетал зубами.
Папаня сказал своим, чтобы присматривали за Арменом, взял меня за шкирку и отвел домой. Меня и допрашивать не пришлось все мое нутро распирало от гордости. Ну, как же! Я на равных участвую во взрослой жизни! Меня назвали другом и братом!
Отец, помню, так брезгливо сморщился, помолчал. Потом махнул рукой: «Снимай штаны». И офицерским ремнем выдрал меня так, как не драл даже за кражу денег с тарелок самообслуживания.
Представьте себе дошло до меня. От тех пор и до сих никогда больше не влезал в такие дела. И, что самое интересное подействовал на меня не столько ремень, а то, как папаня, глядя на меня, брезгливо морщился. Типа, вроде он неожиданно в говно вляпался
Куда упало яблоко от яблони
Не помню уже, когда я вычитал у Василия Макаровича «Если хочешь быть мастером, макай свое перо в правду. Ничем другим больше не удивишь». А Шукшину я поверил сразу, после первого рассказа. Потому и перестал взвешивать-оценивать в башке типа, это можно написать, а вот это и грубовато, и антисоветчиной попахивает, и вообще срамота какая-то. Стал писать о том, что было. И как оно было на самом деле. И как люди себя вели которые не с плакатов и не из статей советских газет.
Это я к чему такую увертюру завернул? Да к тому, что невиноватый я. Оно само так вышло.
Дело было в конце 60-х, в посольстве СССР в Финляндии. Папаня мой там работал, маманя была при нем, а я приехал туда на лето после окончания восьмого класса.
Жизнь в Хельсинки мало была похожа на заграницу. Выход из посольства, в отличие от ФРГ начала шестидесятых, был свободный, чуть не каждый второй встречный говорил по-русски. Так что я быстро насмотрелся всяких достопримечательностей. Жопа начала рваться на поиски приключений. Ну, было бы желание. А приключения они всегда найдутся.
Был там у меня приятель Женя постарше меня лет на пять который тоже приехал на лето к родителям. И он начал крутить всякие хухры-мухры с дочкой посольского садовника. Садовник этот был финн, и, что интересно дочка тоже.
Вилла посла, где садовник приводил растительность к общему знаменателю, была недалеко от города, на берегу моря. Женя, пользуясь авторитетом отца, брал машину с шофером и каждый день ездил к своей Джульетте. Которую звали Ева. А, во избежание лишних разговоров в адрес своего отца, Женя уговорил меня ездить с ним. Типа, на рыбалку. Подпрягся я. На свою же, как обычно, голову.
Мы приезжали, нас усаживали за стол. Отец семейства шлялся по территории со своими комбайнами-косилками-копалками. Женя беседовал с Евой по-английски, а я с ее мамой по-русски (она хорошо знала наш язык, потому, что родом была из Гамбурга).
Потом Женька с Евой как-то незаметно пропадали в купырях, а я оставался с Ингрид так звали маму дочки.
Ну, в общем, все кончилось кошмарным для меня потрясением. По ходу, свобода нравов уже тогда была в Европах. Ингрид поняла, что она не может ждать милостей от природы. И взяла инициативу на себя. Боже ж мой! Чего только ни творила со мной эта совершенно распущенная особа!
Ну, в общем, все кончилось кошмарным для меня потрясением. По ходу, свобода нравов уже тогда была в Европах. Ингрид поняла, что она не может ждать милостей от природы. И взяла инициативу на себя. Боже ж мой! Чего только ни творила со мной эта совершенно распущенная особа!
В последующие дни я с утра разыскивал Женьку и сразу спрашивал: «А сегодня на рыбалку поедем?» Женька ржал и с легким удивлением на меня поглядывал.
А кончилось все это безобразие тем, что я под хорошее настроение подкатил к отцу с вопросом насчет возможности интернационального брака. Батя набычился и потребовал конкретного изложения проблемы. Выслушал и у него шея как-то в сторону поехала: «Нда-а Что-то рановато». Потом малость успокоился и сказал: «Домой тебе пора ехать. А с невестой твоей новоявленной я разберусь».
А на следующий день папаня с утра пропал. К вечеру вернулся, на вопросы матери отвечал: «Срочные дела были по работе».
А мне батя, когда были одни, взъерошил волосы и как-то смущенно засмеялся: «Ну, вкус у тебя, прямо скажем ничего. На такой бы и я женился»
Служба в армии, или пивной кружкой по башке
В шестидесятых годах прошлого, я извиняюсь, века желающие откосить от армии тоже были. Но настолько редко попадались такие экземпляры, что мы на них смотрели, как на бегемотов в зоопарке. Типа, во какая хреновина уродилась.
Если у кого-то из одноклассников старшие братья приходили из армии, то они появлялись в школе в пилотках, фуражках и бескозырках. Остальные им жгуче завидовали и я в том числе и говорили: «Подумаешь, бескозырка! Давай, я тебе пугач дам пострелять, а ты мне бескозырку поносить».
А потом я свои обстоятельства сложил так, что пришлось мне попытаться стать бегемотом. В том смысле, что при поступлении на журфак МГУ у меня хватило духу только на вечернее отделение. И осенний призыв ласково помахивал мне рукой.
Не знаю, какие там подводные течения рояль сыграли. То ли папанина работа, то ли мой баскетбол, то ли старший брат, который уже был на третьем курсе журфака. Но добрые люди мне сказали: «Тебе надо только от этого призыва отбрыкаться. А потом тебя на дневное переведут».
И тут же мне подвернулся один крендель, который похлопал меня по плечу: «Не бзди, Боря! Знаю я одного специалиста сто процентов гарантии. Он уже вон скоко народу насовсем от армии избавил. И берет недорого».
Ну, пришли мы с кренделем к этому специалисту. Как два нелегала то в какое-то окно рукой помахать и в ладошки похлопать. То в дверь выстукивать какую-то хитрую дробь хрен запомнишь.
Ладно. Мужик в белом халате. Прям доктор натуральный. Вот только халат у него был до того чумазый, что я как-то начал сомневаться во всей этой авантюре.
Господи! А уж когда я узнал, что он собирается со мной творить я нервно захрюкал и рванул оттуда галопом.
Технология избавления от армии у этого целителя была такая. Пивная кружка заворачивалась в полотенце. И этой самой кружкой дохтур стукал по башке клиенту пятьсот раз! Не особо сильно, но целеустремленно. В результате на клиентской башке образовывалась здоровенная шишка-опухоль. Потом страдальцу скармливались какие-то пилюли, от которых он через полчаса начинал неудержимо блевать. Но к этому времени клиент уже был на улице лежал где-нибудь в людном месте. Вызывали ему скорую, клиническая картина натуральное сотрясение мозга. И все. Прощай, армия.
Крендель-посредник потом встретил меня и начал орать: «Ты меня подвел, это серьезный человек, у меня будут неприятности!» И отвязался от меня только тогда, когда я внятно ему пообещал устроить сотрясение мозга. И не после пятисот ударов кружкой, а после одного удара кулаком.
Меня действительно успели перевести на дневное отделение до осеннего призыва. Но к весне я уже по завязку наелся советской журналистикой, сам пришел в военкомат и попросился в армию. Куда меня с удовольствием и забрали. Где я с удовольствием и отслужил два года.