Пятая Империя (термин введён Антониу Виейрой (16081697, бразильский писатель, дипломат, миссионер), о которой говорит Пессоа это не материальная империя, воспетая Камоэнсом в «Лузиадах», но это духовная империя, вневременная, к которой имеют доступ только посвящённые. Так, сверх-Камоэнс Пессоа стал посланником Новой Империи Поэтов. Как писал Пессоа: «Империализм поэтов длится и властвует; империализм политиков проходит и забывается, если только он не воспет одним из поэтов».
Таким образом, возможность космического освобождения, искупления, которую Пашкоайш видел в саудаде, Пессоа видит в духовном мессианизме Португалии, раскрытом в «Послании». Национальный миф напоминает нации о героях, таких, как Вириáту и инфант Дон Энрúке. Миф порождает мечту, порождает в душах вечную жажду Абсолюта, идущую от призывов героев прошлого, рисковавших жизнью, ради величия родины. Способность мечтать позволяет человеку преодолевать страх, стремиться к Бесконечности, видеть невидимое.
Основатели Пятой Империи, как рыцари Круглого Стола в легенде о Граале, очищаются страданиями земного пути. Мистический национализм Пессоа в «Послании» переходит географические, исторические и человеческие пределы Португалии. Пессоа обращается в нём к человечеству, утверждая, что Время наступило и это происходит всегда сейчас для всех стран и всех людей, что надо быть внимательными к символам и предупреждениям Судьбы, всегда жить настоящей одухотворенной жизнью.
Португальское фаду, столь близкое к чувству-идее саудаде Пашкоайша, чувство, становящееся песней, трактуется Пессоа несколько по-иному.
Вот текст, написанный Фернандо Пессоа в 1929 году:
Вся поэзия а песня это поэзия, сопровождаемая музыкой отражает то, чего нет у души. Поэтому песня печальных народов весела, а песня веселых народов грустна. Фаду же и не весела, и не грустна. Это некоторый промежуточный эпизод. Его создала португальская душа в то время, когда ещё не существовала и всего желала, не имея сил желать.
Сильные души принимают всё от Судьбы, только слабые доверяются собственной воле, поскольку её нет.
Фаду это усталость сильной души, презрительный взгляд Португалии на Бога, в которого она верила, но оставила эту веру
В фаду Боги возвращаются настоящими и далёкими. В этом и заключён скрытый смысл фигуры короля Дона Себастьяна.
14.04.1929.
Как известно, именно Пессоа считается одним из великих истолкователей португальской или лузитанской души. Осознание Пессоа своих культурных португальских корней постоянно возрастало, начиная с 1905 года года его возвращения из Южной Африки (Дурбан) в Лиссабон. Своё исследование португальской души Пессоа не прекращал в течение всей жизни, выражая свои мысли по этому поводу то в стихах, то в кратких очерках о Португалии и португальцах. Вот фрагмент одного из таких очерков:
14.04.1929.
Как известно, именно Пессоа считается одним из великих истолкователей португальской или лузитанской души. Осознание Пессоа своих культурных португальских корней постоянно возрастало, начиная с 1905 года года его возвращения из Южной Африки (Дурбан) в Лиссабон. Своё исследование португальской души Пессоа не прекращал в течение всей жизни, выражая свои мысли по этому поводу то в стихах, то в кратких очерках о Португалии и португальцах. Вот фрагмент одного из таких очерков:
Есть три типа Португалии внутри самой Португалии; или, если предпочесть другое выражение, есть три типа португальцев. Один появился с возникновением народности: это типичный португалец, составляющий основание нации и основание её расширения; работая безвестно и скромно в Португалии и в любой из многочисленных частей этого Мира. Этот португалец встречается с 1578 г., разлучённый со всеми правительствами и всеми покинутый. Существует, потому что существует, и именно поэтому нация тоже существует.
Другой это португалец, которого нет. Он начался с иностранного интеллектуального вторжения, ведущего начало от, по всей вероятности, времени Маркиза де Пумбал. Это вторжение обострилось с конституционализмом и достигло завершения с республикой. Этот португалец (а он и составляет большую часть средних классов, более зажиточных, буржуазии, определённую часть народа, и почти всех людей из руководящих классов) является тем, кто правит страной. Он полностью разлучён со страной, какой он руководит. Он по своей воле модный парижанин. Против своей воли он тупоумен.
Есть ещё третий португалец, он начал существовать во времена короля Дона Диниша, когда нация начала уже образовывать империю. Этот португалец совершил открытия, создал современную заокеанскую цивилизацию, а потом ушёл. Ушёл в Алкасер Кибир, но оставил некоторые родственные души, которые всегда есть и продолжают существовать в ожидании его. Последним настоящим королём Португалии был тот самый король Дон Себастьян, павший при Алкасер Кибире (предположительно, там умерший) на этом символическом возвращении короля Дона Себастьяна португальцы, испытывающие ностальгию по распавшейся империи, и основывают свою веру в то, что род его не прекратится.
Эти три типа португальцев имеют общий менталитет, ведь они все португальцы, но их отличает друг от друга то, как этот менталитет проявляется в каждом из типов. Португалец, в своей психической основе, определяется, с разумным приближением, тремя характеристиками:
1 преобладанием воображения над разумом;
2 преобладанием эмоций над страстью;
3 инстинктивной способностью к адаптации.
Первой характеристикой он отличается, по контрасту, от античного эго, с которым имеет много сходства в способности к быстрой адаптации и в сознательном непостоянстве и мобильности. Второй характеристикой он отличается, по контрасту, от среднего испанца, с которым так сходен в интенсивности и характере чувств. Третьей характеристикой он отличается от среднего немца; сходен с ним способностью к адаптации, но у немца эта способность рациональная и устойчивая, а у португальца инстинктивная и неустойчивая.
Каждый из этих типов португальцев соответствует определённому типу литературы.
Первый тип португальца это португалец типичный, «нормальный». Португалец «официального типа» подобен воде; воображение продолжает господствовать над разумом, но не существует; эмоции продолжают преобладать над страстями, но они бессильны господствовать над чем бы то ни было; способность к адаптации сохраняется, но является чисто поверхностной способность к ассимиляции заменяется способностью к мимикрии.
Португалец «имперского типа» впитывает свой разум посредством воображения; его воображение настолько мощно, что, можно сказать, интегрирует в себе разум, образуя новое умственное качество. Отсюда открытия, которые являются результатом умственного, даже практического, упражнения воображения. Отсюда недостаток большой литературы в то время (Камоэнс, несмотря на его величие как поэта, не достигает в литературе той высоты, которой достигает совершённое Инфантом Энрике и императором Афóнсу де Албукéрком, создателями, соответственно, современного мира и современного империализма). И это новое умственное качество влияет на два других умственных качества португальцев: под его влиянием активизируется способность к адаптации, бывшая пассивной, и то, что было умением делать всё, превращается в умение быть всем.
«О Португалии Введение в национальную проблему». Фернандо Пессоа, Лиссабон, Аттика, 1979.
Критичность ума, склонность к иронии и самоиронии, присущие Пессоа, заставили его написать небольшой текст, в котором он горько высмеивает свои же самые горячие стремления. Из его содержания видно, что великий португалец сам понимал безнадёжность мечты о желанном возрождении родины, отсюда та глубинная тоска, непреходящая боль, какими пронизана его главная несоставленная книга, сохранившаяся в виде громадного количества фрагментов «Книга непокоя». Вот этот текст:
Внутренняя эхолалия[2]
Португалец способен на всё, но на словах, пока никто у него не требует этого. Мы великий народ героев, которые всё время откладывают свои подвиги. Смело бьём по лицу всех отсутствующих, завоевываем расположение всех воображаемых женщин, и просыпаемся весёлыми, поздним утром с красочным воспоминанием о великих поступках, которые должны совершить. Каждый из нас имеет Пятую Империю в своём районе и считает самого себя королём Себастьяном в уменьшенном виде из серии фотографий, сделанных в Гранделе[3]. Несмотря на всё это, республика ещё не умерла.
Сегодня мы капля сухой краски, капнувшей с руки, что чертила контуры Империи с запада на восток. Трудно отличить, наше ли прошлое является нашим будущим или наше будущее является нашим прошлым. Мы поём фаду всерьёз в этом неопределённом промежутке. Как говорится, лиризм главное достоинство расы. Каждый раз мы поём ещё одно фаду.
Атлантический океан остаётся на своём месте, даже символически. И Империя всегда остаётся, поскольку есть Император.
Пессоа не говорит о своей любви к родине. Устами Бернарду Суареша («Книга непокоя») он утверждает, что его родина не Португалия, но португальский язык. В одной из Од доктора Рикарду Рейша одного из гетеронимов Пессоа (созданных им писателей, поэтов) говорится даже: «розы я предпочту, милая, родине». Но, обратите внимание на один из небольших отрывков-эссе в разделе «Большие отрывки» «Книги непокоя». Он называется «Кенотаф» символическая могила. В этом эссе или стихотворении в прозе говорится о человеке, умершем за родину: «Он не думал, что умирает за родину; он умер за неё. Он не решил выполнить свой долг, он его выполнил Его вело то, что заставляет розы расцветать и заставляет быть прекрасной смерть листьев. Ни жизнь не знает лучшего основания, ни смерть лучшей награды».
Пессоа понимал, что прежнее величие его родины империи было построено за счёт страданий других народов, что ему в удел досталась бедная, отсталая и неграмотная страна. Если Тейшейра де Пашкоайш был одним из лидеров движения «Возрождение Португалии», выпускал печатный орган этого движения «Орёл» («A Águia»), сотрудничал в других журналах, в том числе туристическом, написал «Искусство быть португальцем», пособие, какое, как он надеялся, будут изучать в школах, то и Фернандо Пессоа делал всё, от него зависящее, для развития своей страны, не только в литературе, но и в торговле, и в промышленности, в туризме и других областях экономики. Создание литературных журналов, основание издательств, в одном из которых он выпускал ежемесячник журнал, посвящённый вопросам коммерции и бухгалтерии, и пр. всё это сверх постоянной литературной деятельности, оставившей такое колоссальное наследие. Жаль, что большинство его начинаний просуществовали в течение недолгого срока.