Стали осторожно пробираться к выходу в темноте. И тут я сшибла какое-то ведро, оно как загремело! Такой шум поднялся, тут же на чердаке свет зажёгся.
Колька помчался по огороду, крикнул мне:
Виляй, виляй!
Бегу за ним, виляю. Колька первый в тень за забор выскочил. Оглянулся на меня, схватился за живот и в траву упал. Лежит и от смеха стонет. Даже пакет с яблоками выронил.
Я тоже выбежала, ничего не понимаю:
Что ты ржёшь? Меня чуть не подстрелили солью, а тебе смешно. Тоже мне друг!
Колька отдышался и спрашивает:
Я что тебе кричал?
Виляй, виляй! Что же ещё.
Правильно! Но только я тебе кричал, между грядками виляй, по огороду, а не задом!
Долго потом ещё Колька у костра показывал, как я бегала по Павкиному огороду, виляя задом, чтобы дед его в меня солью не попал
Алина Бестужева
Машина времени для «писак», или «Да Винчи» сия Руси
Мне кажется, я так и не понял, чем было «происшествие», так поразившее меня в прошлый четверг, научным экспериментом или иллюзией. Дело в том, что друг, к которому я направлялся сегодня, был уж очень умен, в сравнении со всеми нами. Вот коли бы этот «фокус» с исчезновением пепельницы устроил какой-нибудь студентишка из Академии, я и не усомнился бы в истинности произошедшего. А тут Вдруг он пошутил надо мной?
Алина Бестужева
Машина времени для «писак», или «Да Винчи» сия Руси
Мне кажется, я так и не понял, чем было «происшествие», так поразившее меня в прошлый четверг, научным экспериментом или иллюзией. Дело в том, что друг, к которому я направлялся сегодня, был уж очень умен, в сравнении со всеми нами. Вот коли бы этот «фокус» с исчезновением пепельницы устроил какой-нибудь студентишка из Академии, я и не усомнился бы в истинности произошедшего. А тут Вдруг он пошутил надо мной?
Я поднялся в знакомые комнаты и не успел оглянуться, как на шею мне кинулся «непредвиденный» в данном доме Райзер.
О, Димитрий Виноградов! Я так скучал по тебе и Петербургу! Ну и по всем остальным тоже. Что случилось? Месяц назад я получил письмо от нашего «да Винчи» с просьбой срочно приехать именно сегодня 16 декабря 1749 года! А ведь я должен был закончить этот чертов Уткинский завод в этом чертовом Висимо-Уткинске!
Густав, как же рад тебя видеть! воскликнул я в ответ, пытаясь отодрать от своей груди не в меру приветливого покорителя уральских сел.
Без меня Висимо-Уткинск встанет! Никто не хочет брать руководство строительством на себя!
Не беспокойтесь, мой друг. На Урале и не такое бывало, вальяжной походкой к нам подошел Якоб Штелин. На самом деле, я знал «царского библиотекаря» только по рассказам «да Винчи» все-таки между нами с десяток годков разницы, да и положением теперь разнимся.
Но где же человек, ради которого мы собрались? Заметив на полу никому не нужный номер «Санкт-Петербургских ведомостей» я с интересом поднял его. Поверх статьи была надпись.
Друзья, кажется, мы пропустили записку! Здесь значится: «Садитесь за стол, жена принесет хорошего вина!»
В тот же момент, как я произнес это, дверь в глубине гостиной приоткрылось.
Садитесь, пожалуйста! Муж скоро прибудет, Елизавета подошла к столу и поставила большую бутыль красного. Нимало не смутившись наших прилипших к ее платью взглядов, обрусевшая немка достала стаканы и удалилась. В дверь постучали.
Неужели он! воскликнул переволновавшийся Густав Ульрих Райзер. Наверное, ему не терпелось вернуться к своим заводам.
Это был не он. Вернее он, но не тот он, которого мы ждали.
Граф Разумовский, представился мужчина, Я пришел повидаться с
Знаем-знаем. Мы тоже к нему-с, перебил графа «царский библиотекарь».
Делать было нечего, мы сели за стол. С вином как-то лучше ждалось. Не успели мы выпить и по стакану, как из дверей буквально вывалился хозяин крепкого напитка. Нет, он не был пьян, с ним было что-то другое. Все разом вскочили.
Все нормально. Я просто долго бежал, успокоил нас «да Винчи», пытаясь отдышаться.
Простите, мой друг, но это не объясняет наличие белого хм мешка на вас и отсутствия обуви, заинтересовался обликом прибежавшего Якоб Штелин.
Это не мешок, это медицинский халат. Подождите минутку, мои друзья, и я все вам объясню!
Обеспокоив нас загадочной фразой, он убежал переодеваться. Вернувшись, сел на стул, плеснул себе красного и, попросив не перебивать, начал свой рассказ. Это был наш студенческий друг и «да Винчи» сия Руси Михайло Ломоносов.
Все началось очень давно, еще до знакомства с моей замечательной супругой Тогда я, вы, Дмитрий, и вы, Густав, учились в Марбурге. Да-да, я не только вместе с вами, мои дорогие друзья, безбожно пропивал выделенные Академией 300 рублей, влезал в долги и предавался плотским усладам. О, нет! Я жаждал знаний больше, чем нежных лобзаний! Именно тогда я начал разработку своего величайшего изобретения!
Помните, Дмитрий, в прошлый четверг я продемонстрировал исчезновение пепельницы? Я обманул вас. О, она не исчезла! Пепельница переместилась во времени. Вы можете усмехаться, Якоб, но это так, и я вам докажу!
Эксперимент с пепельницей был испытанием моей разработки. Сегодня, за час до вашего прихода, я сам переместился. Не стоит вскакивать, Густав. Переместился я весь, а не умом. Достаньте ваше письмо. Я отправил вам его из прошлого, посмотрите печати! Прошлое было моей первой точкой назначения. Тогда я не умел настраивать машину точно. Так что оказался в этот же час, день и месяц и, почему-то, в Москве. На дворе был 1702 год
16 декабря 1702 года я очутился в тогдашней столице. Правил, к слову, Петр I. Я был поражен тому, что моя задумка осуществилась! Я так удивился, что стоял на месте и не мог двинуться. Но хозяйка лавочки, в которую меня занесло изобретение, громко закричала, увидев мое восторженное лицо. Не знаю, что ее больше напугало: то, что я оказался на втором этаже в жилой комнате, или то, что она оказалась в панталонах перед моим восхищенным взглядом. В любом случае, бежать пришлось быстро.
16 декабря 1702 года я очутился в тогдашней столице. Правил, к слову, Петр I. Я был поражен тому, что моя задумка осуществилась! Я так удивился, что стоял на месте и не мог двинуться. Но хозяйка лавочки, в которую меня занесло изобретение, громко закричала, увидев мое восторженное лицо. Не знаю, что ее больше напугало: то, что я оказался на втором этаже в жилой комнате, или то, что она оказалась в панталонах перед моим восхищенным взглядом. В любом случае, бежать пришлось быстро.
На улицах я обнаружил старую Москву! О, как возбуждающе было ходить по этим одинаково знакомым и незнакомым местам! Я гулял до следующего утра. Нет-нет, не спрашивайте, где я ночевал, Дмитрий. Так вот, я гулял, пока не понял: что-то меня смущает. Смущало меня отсутствие газет. Тогда я вспомнил, что не было журналистики в России в те дни! Я не удержался, я не смог! Я не только изобретатель, я журналист!
Пришлось выкрасть перо и бумаги. Не смотрите так осуждающе, Густав, другого выхода не было. Я не мог лишить людей информации! Я стал писать стихи на листовках и прибивать их к столбам! Почему стихи? У меня не было времени на посещение балов и разговоров о событиях в стране! Я прибивал и прибивал листовки, пока меня не схватили
Через пару часов я предстал перед царем сея Руси. Да нет же, Дмитрий, императором он стал намного позже, не перебивайте. Итак, я был немного побит и испачкан, но гордость изобретателя и журналиста заставляла мои глаза сиять. Меня буквально втолкнули в покои государя, но сначала он даже внимания не обратил
Европа! Как бы мне так сделать, чтобы Русь моя родная с тобой сравнялась, задумчиво произнес Петр I и, скатав карту в рулон, засунул ее за пазуху, Сравнялась, а потом и превзошла!
Царь в задумчивости мерил комнату шагами, не обращая на меня и стражников внимания.
Бороды я им отрубил, длинные рукава срезал. Новый год перенес, а что толку! Как были неучами ленивыми, так и остались! с этими словами он уперся взглядом в стражников. На минуту мне показалось, что он им карту эту скатанную ну показалось, слава Господу.
Чего вам?!
Вот. Глупости всякие на листках писал и по столбам прибивал, ответил один из стражников и потащил меня за шиворот вверх, Называет себя как-то странно.
Я не позволил им самоуправствовать и гордо вскочил на ноги.
И ничего странного, великий царь! Журналист я! Жур-на-лист.
Журналист, говоришь? Точно! Журналистов мне только не хватало!
Что, казнить его? странные у них тогда порядки были, у стражников.
Зачем же казнить?! Пускай на благо родины трудится! Петр I говорит, а у меня как от сердца отлегло, Будем с тобой, журналист, народ просвещать. Газету сделаем для всех!
Для всех? А как же назовем, газету? растерялся я.
А так назовем, чтобы даже глупому понятно было, про что газета. И запоминалось чтоб. Пиши, давай.
Я сбивчиво достал из кармана листок и карандаш: волновался.
Ведомости медленно, с расстановкой продиктовал царь, Ведомости о военных и иных делах, достойных знания и памяти, случившихся в Московском государстве и в иных окрестных странах!
Я записал и понял, что если бы не моя машина времени, не бывать журналистики на нашей земле!
Не хмыкай, Якоб, радовался я не долго. Заставили меня работать день и ночь. Пришлось срочно сбегать. Вот только еще плохо управлял машиной времени. Хотел в сегодня попасть, да перекрутил чуток
29 мая 1769 года я оказался в Санкт-Петербурге. Вот только осознал свою промашку я не сразу. Думал, только месяц перепутал оказался в зеленых кустах, ободрав себе все что можно. А в декабре, как известно, кусты не зеленеют.
Не успел я выбраться из кустов, как услышал недовольное мяуканье в три кошачьих голоса. «Откуда здесь столько кошек?», удивился я, оглядываясь вокруг. То, что я увидел, отвлекло мое внимание от всех представителей рода «крысоловителей». Передо мной был Зимний Дворец! Бросьте свои усмешки, Дмитрий. Он был совершенно другим: огромный, высоченный дворец в желтоватых тонах, на месте той, извиняюсь, развалюхи, которую мы можем наблюдать сейчас. Вы не представляете, как этот факт взбудоражил меня! Энтузиазм заставил мои ноги бежать вперед, к прекрасному зданию, а точнее к прекрасному отрытому окну, манящему своей открытостью.
Нет, дорогие друзья, я не мог думать ни о чем, кроме чистоты эксперимента, влезая в императорские палаты! Да и кусты, в которых я оказался, были зелеными, а дворец Зимним. Эта мысль подталкивала меня по пути в юго-восточную часть здания. Но как же я был удивлен, внезапно столкнувшись со статной пышнотелой дамой, при входе в чью-то спальню. Как оказалась, спальня принадлежала Самой императрице. Хуже было то, что дама, на которую я налетел в порыве исследовательской экзальтации, была хозяйкой комнаты Самодержицей Всероссийской.