Сразу оговоримся, что некоторые из далее рассматриваемых видов таких посягательств на доказательственную информацию могут совершаться и по иным причинам. Характерными примерами этого являются случаи отказа от дачи показаний свидетелями или дача ими ложных показаний по мотиву нежелания быть вовлеченными в процесс судопроизводства (эта же причина зачастую лежит в основе недонесения о преступлении, проблема которого будет также рассмотрена нами далее).
И здесь, до начала исследования включаемых в данный параграф нашей работы отдельных видов посягательств на доказательственную информацию, на наш взгляд, уместно следующее, довольно пространное, быть может, несколько еретическое с точки зрения ортодоксального уголовного права отступление.
Нам думается, что все они могут быть расценены как соучастие после факта преступления.
Заметим, что возможность рассмотрения таких деяний как вида соучастия в преступлении обсуждалась со времен Римской империи. В римском праве они определялись или как вид соучастия, или как особое преступление, именуемое crimen extraordinarum. В уголовном законодательстве дореволюционной России, как об этом писал, например, ординарный профессор Киевского университета св. Владимира Л. С. Белогриц-Котляревский, они выделялись как особый тип совиновничества, отличный от соучастия в узком смысле этого понятия, но находящийся с ним в органической связи74.
В современном уголовном праве зарубежных стран, в частности США, понятие и институт «соучастия после факта» как уголовно-наказуемого соучастия после совершения преступления разработан весьма детально.
Приведем два раскрывающих его сущность положения:
если лицо оказывало помощь исполнителю или пособнику с целью воспрепятствования его поимке, осуждению или отбытию наказания за совершенную фелонию (в современном англо-американском уголовном праве всякое тяжкое преступление. Авт.), то оно является пособником после факта совершения преступления;
соучастием после факта также является «укрывательство лица, совершившего преступление, предупреждение его о возможном обнаружении или аресте, во избежание обнаружения или ареста обеспечение его транспортом, деньгами или другими средствами, сокрытие, изменение или уничтожение доказательств, которые могут помочь обнаружению, аресту или предъявлению обвинения против него (выделено нами. Авт.), оказание ему помощи в сохранении добытого в результате преступления или получении выгод от этого, а также другие действия, совершаемые с намерением воспрепятствовать обнаружению, аресту или преданию суду лица, которое, как известно обвиняемому, совершило или предположительно совершило такое преступление, либо которое в связи с этим разыскивается правоохранительными органами»75.
Таким образом, под соучастием после факта мы предлагаем понимать противоправные умышленные действия лиц, не являющихся соучастниками преступления в смысле, придаваемом этому понятию ст. 33 УК РФ (далее везде УК), направленные на удовлетворение своих и других лиц интересов в отношении осуществляемого по делу уголовного преследования.
Так же как «соучастие после факта» следует классифицировать и большинство других из числа рассматриваемых далее преступлений, посягающих на доказательственную информацию и/или доказательства (уничтожающих, скрывающих, искажающих ее, придающих искусственно сконструированной информации ложную доказательственную значимость, и т. п.), совершаемых сотрудниками правоохранительных органов.
Нам представляется, что если бы и отечественное законодательство в соответствующем контексте использовало понятие «соучастие после факта совершения преступления», то это не только более точно отражало содержание таких противоправных деяний (сущности различных форм уже опосредованных уголовным законом прикосновенности к преступлению). Оно и подчеркивало бы их повышенную социальную опасность, большинство из которых (повторим) являются посягательствами на доказательственную информацию и/или доказательства, а потому, возможно, психологически предупреждало бы отдельных лиц от совершения этих преступлений.
Конечно же, каждое уголовное дело, каждое расследование процесс сугубо индивидуальный, в каждом из них невозможно обойтись без принятия решений на основе субъективного усмотрения соответствующих правоприменителей; к уголовному судопроизводству таблица умножения не применима. Но при этом усмотрение может и должно реализовываться исключительно в рамках закона закона уголовного и закона уголовно-процессуального76.
А потому анализ наиболее распространенных видов «соучастия после факта», предусмотренных действующим уголовным законодательством, следует начать с изучения их правовых проблем, что находится, по нашему разумению, в прямом контексте с темой всего нашего исследования и предопределено необходимостью оптимизации в первую очередь правового механизма защиты доказательств в области уголовного судопроизводства.
Сразу оговоримся: процессуальная составляющая этого правового механизма есть основа собственно тактической деятельности соответствующих субъектов по защите доказательств, реализуемая исключительно в рамках процессуальной компетенции каждого из них путем производства предусмотренных уголовно-процессуальным законом действий (с привлечением для этого в случае необходимости в установленном порядке результатов деятельности оперативно-розыскной). В этой связи большинство процессуально-правовых норм, направленных на защиту доказательств, будет нами рассматриваться и анализироваться далее, при освещении проблем тактических операций по защите доказательств.
Как уже отмечалось ранее, есть в целом две разновидности угроз для доказательственной информации и формируемых на ее основе уголовно-процессуальных доказательств внутренние и внешние. Тут же обратим внимание на то, что эта классификация достаточно условна: и те и другие угрозы могут исходить как от «частных лиц», заинтересованных в определенном исходе осуществляемого по делу уголовного преследования, так и от должностных лиц, таковое преследование осуществляющих; в то же время одни из рассматриваемых ниже угроз чаще всего тем более, с учетом очевидных, на наш взгляд, недостатков в редакциях отдельных уголовно-правовых норм наиболее часто реализуются первыми из названных субъектов, другие могут быть актуализированы и первыми, и вторыми.
Как уже отмечалось ранее, есть в целом две разновидности угроз для доказательственной информации и формируемых на ее основе уголовно-процессуальных доказательств внутренние и внешние. Тут же обратим внимание на то, что эта классификация достаточно условна: и те и другие угрозы могут исходить как от «частных лиц», заинтересованных в определенном исходе осуществляемого по делу уголовного преследования, так и от должностных лиц, таковое преследование осуществляющих; в то же время одни из рассматриваемых ниже угроз чаще всего тем более, с учетом очевидных, на наш взгляд, недостатков в редакциях отдельных уголовно-правовых норм наиболее часто реализуются первыми из названных субъектов, другие могут быть актуализированы и первыми, и вторыми.
Так, к примеру, фальсификация доказательств и результатов оперативно-разыскной деятельности может быть осуществлена лишь сотрудниками правоохранительных органов. Принуждение к даче ложных показаний «дело» рук «частных» лиц. Провокация взятки либо коммерческого подкупа может быть организована и сотрудниками правоохранительных органов, и «частными» лицами (в том числе, и по обоюдному плану) и т. д.
Наиболее распространенными противоправными посягательствами на доказательственную информацию и доказательства (которые в этой связи будут подробно анализироваться далее) являются следующие.
Противоправные виды посягательств на доказательственную информацию и доказательства
Глава 2. Уголовно-правовые средства защиты доказательств и проблемыих совершенствования
§ 1. Уголовно-правовой анализ отдельных видов противоправных посягательств на доказательственную информацию и доказательства
1.1. Фальсификация доказательств; проблемы уголовной ответственности за умышленное уничтожение материалов уголовного дела
Из числа внутренних угроз, доказательственная информация и доказательства от которых нуждаются в защите, нам представляется необходимым в первую очередь остановиться на таком их виде, как фальсификация доказательств профессиональными участниками уголовного судопроизводства.
Самостоятельная уголовная ответственность за этот вид посягательств на доказательства была впервые установлена в УК РФ 1986 г.; ранее лица, учинявшие фальсификацию доказательств, несли ответственность как за злоупотребление служебным положением или за должностной подлог, что, думается, существенно нивелировало повышенную социальную опасность этой разновидности противоправных посягательств на правосудие.
В то же время в своей первоначальной редакции ст. 303 УК не предусматривала ответственности за фальсификацию результатов оперативно разыскной деятельности.
Это обстоятельство позволило Ю. П. Гармаеву в свое время сформулировать следующее, на наш взгляд, несколько парадоксальное предположение: в соответствии с ч. 2 ст. 50 Конституции РФ не могут быть положены в основу обвинения доказательства, полученные с нарушением закона, а в ходе и по результатам ОРД доказательства не получают (они формируются только в рамках процессуальных действий по возбужденному уголовному делу). Следовательно, нарушения закона об ОРД не должны с необходимостью повлечь недопустимость использования результатов ОРД в процессе доказывания77, а потому, если логически в контексте нашего исследования продолжить мысль данного автора, фальсификация результатов оперативно-разыскных действий как самостоятельное преступление против правосудия не наказуемо.
Так, действительно, в полном соответствии с ранее действующей редакцией ст. 303 УК не были признаны субъектами фальсификации доказательств сотрудники оперативно-разыскной службы в следующем случае.
При судебном рассмотрении уголовного дела по обвинению главврача одной из больниц г. Воронежа Б. в получении им в мае 2008 г. взятки в размере 1 млн. рублей за оформление документов, дающих Т. право на отчуждение земельного участка, находящегося в бессрочном пользовании больницы, были бесспорно установлены такие факты фальсификаций, сопровождающих производство ОРД:
а) постановление о производстве в отношении Б. оперативного эксперимента было утверждено начальником ГУВД после фактического его проведения; дата его утверждения была впоследствии исправлена на дату проведения эксперимента;
а) постановление о производстве в отношении Б. оперативного эксперимента было утверждено начальником ГУВД после фактического его проведения; дата его утверждения была впоследствии исправлена на дату проведения эксперимента;