Исследователи и в наши дни отмечают, что наличие в прошлом праязыка подтверждается логикой традиционализма. Ведь изначальная традиция должна была иметь какое-то лингвистическое выражение. Люди говорят на разных языках, и это подчас делает коммуникацию предельно трудной или вовсе невозможной. В пучине давних эпох, как полагают традиционалисты, все языки имели общий фундамент. К такому выводу побуждает анализ предельно архаичного пласта всех языков мира.
Об этом же свидетельствует и Библия, которая вобрала в себя древнее знание Востока, Запада, Севера и Юга. «На всей земле был один язык и одно наречие» (Бытие II, I). В дословном научном переводе это звучит еще более точно: «И были на всей земле язык один и слова одни и те же». Начало минувшего столетия ознаменовалось интенсивным изучением этой проблемы. Так, итальянский филолог Альфред Тромбетти (18661929) привел убедительные аргументы в пользу моногенеза языков. Почти в то же самое время датский ученый Хольдер Педерсен (18671953) доказал родство индоевропейских, семито-хамитских, уральских, алтайских и ряда других языков. Известны также размышления Н.Я. Марра о происхождении языков из четырех первоэлементов.
Гораздо труднее доказать противоположную версию, согласно которой каждый язык имеет собственное происхождение. Неизмеримо больше оснований видеть, что разные языки тем не менее имеют некую общую основу. В наши дни известны различные модели праязыка, к которым тяготеют лингвистические и символические системы. Можно, допустим, сослаться на версию, которая была чрезвычайно распространена в эпоху Средневековья. Она покоилась на убеждении, что таким праязыком был древнееврейский. Различные каббалистические школы строили свои выводы именно на этой гипотезе. Протосимволизм пытались отыскать в египетской традиции. Исследователи этой традиции убеждены, что огромное разнообразие языков, несомненно, имеет общую формулу, общую модель. Косвенное подтверждениеэтому эксперты находят и в Библии, где отмечается, что до вавилонского смешения существовал единый язык.
Исследователи отмечают, что Герману Вирту будто бы удалось расшифровать священный праязык человечества. Предпосылкой к разгадке тайны стала для Вирта историко-географическая реконструкция первых веков человечества. По мнению этого ученого, колыбелью человечества были арктические края. Кстати, эта версия согласуется с холистским представлением Р. Генона о северном происхождении человека. С севера цивилизация распространилась к югу. Данный концепт оценивается как прорывный, дающий колоссальные возможности для разгадки праязыка.
Однако в языкознании и культурологии есть мнение, что единого мирового языка никогда не было и нет смысла его искать. Судя по всему, на конкретном этапе исторической динамики сложились единые языки для отдельных культурных ареалов это древнегреческий (койне), латинский, церковнославянский, классический арабский, санскрит, пали, классический тибетский, древнекитайский (вэньянь) и др. Эти языки обладали межгосударственным статусом. Кое-какие языки, например классический арабский, санскрит, еще не утратили своего значения. Однако мировое развитие следует другим курсом17.
Однако в языкознании и культурологии есть мнение, что единого мирового языка никогда не было и нет смысла его искать. Судя по всему, на конкретном этапе исторической динамики сложились единые языки для отдельных культурных ареалов это древнегреческий (койне), латинский, церковнославянский, классический арабский, санскрит, пали, классический тибетский, древнекитайский (вэньянь) и др. Эти языки обладали межгосударственным статусом. Кое-какие языки, например классический арабский, санскрит, еще не утратили своего значения. Однако мировое развитие следует другим курсом17.
В современном языкознании укоренена идея о том, что единый язык может быть восстановлен. Однако даже если допустить такую возможность, то возникает вопрос: может ли такой воскрешенный код стать приемлемым для эпохи глобализации? Опыты внедрения искусственного или естественного языков, как правило, были обречены на неудачу. К тому же вполне очевидно, что восстановленный в своих правах протоязык будет весьма далек от современных реалий. Разностороннее содержание информационной эпохи не получит в нем надлежащего отражения. Следовательно, есть все основания оставить эту тему специалистам-лингвистам, а для поисков глобалистской модели коммуникации обратиться к другим источникам.
Язык символов
Судя по всему, для этой цели годится язык символов. В.Гумбольдт писал: «Языки это иероглифы, в которые человек заключает мир и свое воображение; при том, что мир и воображение, постоянно создающие картину за картиной по законам подобия, остаются в целом неизменными, языки сами собой развиваются, усложняются, расширяются. Через разнообразие языков для нас открывается богатство мира и многообразие того, что мы познаем в нем»18. По мнению немецкого философа, изучение языков мира это также всемирная история мыслей и чувств человечества.
Интернет несет сегодня особый аспект мультимедийности и интерактивности. Однако поиск универсального языка глобалистики наталкивается на имеющиеся в мире виды письма. Человечество имеет иероглифы, линейное арабское письмо, латиницу и кириллицу. И тут выясняется, что Азии гораздо легче проникнуть в Европу, чем Европе в Азию. «В этом смысле в коммуникации простых европейцев, арабов и китайцев много неудобств, особенно у европейцев. Им непривычна графика алфавитов восточных стран. А это лишает желания искать точки соприкосновения, поскольку визуально европеец попадает в тревожащую его непривычную среду»19.
Не погружается ли человечество в ситуацию «управляемого хаоса»? «Футуристические кибервойны, безлюдные технологии вместо фордовского конвейере в одном историческом времени уживаются с варваризацией и мракобесием на задворках цивилизованного мира. В мечетях лондонского Ист-Сайда публичные проповеди против неверных и набор волонтеров джихада в Сирии. Мятеж-войны и снос светских режимов на всем арабском Востоке разжигают и финансируют транснациональные компании и аравийские шейхи»20.
Природа современных конфликтов между странами, войн или мятежей в «горячих точках» (Ближний Восток Афганистан, Южно-Корейское море) действительно сегодня иная, чем в минувшем столетии. При таком агрессивном языковом разнотравье нетрудно увидеть тягу к символическому шифру. Это особенно заметно в политической практике. Разумеется, политики всегда опирались на язык иносказания и шифров. Государственные гербы, державные жезлы всегда воспринимались не просто как предмет особой власти, но и как ее символическое выражение. «В наши дни пространство политизации расширяет свои пределы Значительного размаха достигают информационные войны. Это не может не отразиться на политическом языке. Он ищет новые средства общения с массами. А современная коммуникация вообще немыслима без символа»21.
И снова в этом контексте возникает неожиданный геополитический аспект. Интернет с его неизбывной тягой к «картинке» проявляет огромный интерес к иероглифике. Это связано также с возрастающей ролью Китая в международной жизни. «Китайская книга книг Канон перемен предшественница двоичного кода всех компьютерных программ, а иероглифика претендент на роль языка международного общения в Интернете. Сегодня картинки побеждают слова. Мы живем в визуальном мире, и древняя культура иероглифических изображений обретает в нем вторую молодость. Поэтому синология становится универсальной наукой о прошлом и будущем человечества, о диалоге цивилизаций и судьбе России»22.
Не случится ли так, что на статус универсального общения будет претендовать та культура, которая представит наиболее совершенный код символики? Тогда речь пойдет не столько о совершенствовании общечеловеческой коммуникации, сколько о машинных ресурсах завоевания мира. Ежедневно, к примеру, регистрируется более трех тысяч кибератак на веб-ресурсы правительства страны и компаний ФРГ. Это настоящая война компьютеров, и приходится думать о том, кто победит в виртуальных сражениях грядущего века.
Глобализация позволила сблизить континенты и цивилизации. Но при этом выявились и огромные цивилизационные различия. Ни язык, ни символ, ни знак не являются самостоятельными арсеналами цивилизации. В них обобщен огромный духовный опыт человечества. Сближение цивилизаций оказалось непростым процессом.
250 лет назад на земли, которые принадлежат нынче США, высадились европейские колонизаторы. На территории в то время разгуливали бизоны и жили индейцы. Европейцы загнали аборигенов в резервации, поскольку считали их не цивилизованными людьми, а дикарями. Они были убеждены в том, что на свете немало народов, которых не коснулась цивилизация. Для прибывших поселенцев индейцы оказывались конкурентами в борьбе за новые земли. Церковь считала аборигенов людьми, которые почему-то сбились с истинного пути и нуждаются в христианской вере. Многочисленные индейские войны привели к созданию новых резерваций и насильственному переселению в них племен. По коллективным сообществам разных этносов был нанесен мощный удар. Позже, спустя десятилетия, американцы заговорили об «индейском возрождении». Однако целые поколения индейцев не смогли заново привыкнуть к жизни в резервации или обосноваться в новом обществе. Таковы издержки соприкосновения цивилизаций.
Спор цивилизаций, давних и современных, отсталых и развитых, давняя тема социальной философии.
Опыт истории показывает, что другие культуры никогда не стремились ни к универсальности, ни к различию. Китайцы не пытались, к примеру, «китаизировать» весь мир или, напротив, добиться еще большего отличия своего мира от остального. Ж. Бодрийяр подчеркивает: тот, кто является властелином универсальных символов отличия и различия, тот оказывается и властелином мира. Тот, кто не включается в игру различий, должен быть уничтожен. Так произошло с американскими индейцами, когда на их землю стали высаживаться испанцы. «Алакалуфы с Огненной земли были уничтожены, так и не попытавшись ни понять белых людей, отмечает Ж. Бодрийяр, ни поговорить, ни поторговать с ними. Они называли себя словом люди и знать не знали никаких других. Белые в их глазах даже не несли в себе различия: они были просто непонятны. Ни богатство белых, ни их ошеломляющая техника не производят никакого впечатления на аборигенов: за три века общения они не восприняли для себя ничего из этой техники. Они продолжают грести в своих челноках. Белые казнят, убивают их, но они принимают смерть так, как если бы не жили вовсе. Они вымирают, ни на йоту не поступившись своим отличием»23.
Историки, изучая конкретные эпохи и культуры, пришли сначала к выводу о разных ментальных навыках, присущих народам. Однако при этом никто не оспаривал непреложность и единство разума как уникального достояния людей. Теперь же толкуют о том, что европейцу вообще трудно понять разумность, скажем, японцев. Это не просто другой менталитет, но даже источник умственных операций иной, не тот, что вызвал к жизни европейскую цивилизацию. Нельзя считать универсальной также европейскую либеральную концепцию правового общества. Государственный деспотизм на Востоке не рассматривается как обнаружение варварства. Он органично совмещается, к примеру, с идеями кастовости, реинкарнации, успешности общественного развития. Присущее Западу пренебрежение к традициям, утрату религиозности и господство светскости, европейский экспансионизм, напротив, на Востоке считают варварством. Карл-Густав Юнг в свое время отмечал, что туземцы считают американцев глупыми, поскольку те говорят, будто мыслят головой. На самом деле аборигены утверждали, что мысль рождается в сердце. В те годы это считалось этнографической подробностью, не более.