На нашей шее еще и транспорт повис. Где вы видели в те времена Народного Артиста, который поедет на «Жигулях» или «Москвиче» из аэропорта в гостиницу? Или будет жить в номере с туалетом в конце коридора? Это же абсурд.
А город, между тем, готовился встречать САМОГО.
От аэропорта «Анапа» до города Новороссийска срочно взялись асфальтировать дорогу. Не то чтобы ее не было. Она была, но ей, как моей Лидушке, было сто лет в обед. Везти по ней драгоценный зад Его Генсековского Величества было, прямо скажем, очень череповато для карьеры. А еще в сторонке от дороги находился знаменитый блиндаж, в котором САМ как раз и отсиживался во время войны. Руководил. Дороги к блиндажу не было изначально. Поэтому от основной дороги тут же заасфальтировали аппендицит прямо к порогу этой цитадели
Землянку привели в полный порядок дажевыложили керамической плиткой. У входа повесили новую шинельку с полковничьими погонами. Ну не блиндаж получился, а ванная комната после евроремонта.Сама видела.
Землянку привели в полный порядок дажевыложили керамической плиткой. У входа повесили новую шинельку с полковничьими погонами. Ну не блиндаж получился, а ванная комната после евроремонта.Сама видела.
В самом городе тоже навели полный шик. Ноги у деревьев выбелили, асфальт заштопали, входные двери, фасадные стены, балконы покрасили. Урны поставили. Скамейки завезли в скверики новые.
Я удивлялась на эти приготовления, и усмехалась про себя: как же силен в нашем народе дух потемкинских деревень! Никогда, наверное, этого из нас не выбить и не вытравить ничем. Даже дустом.
В ночь перед началом торжеств выяснилось, что сам не приедет. Дорогу как дотянули до перевала через небольшую горку в трех километрах от города, так и бросили. На моей памяти эта дорога в недоделанном состоянии с тех пор лет десять так и простояла
И вот наступил предторжественный день!
Жара Репетиция Согнали кучу народу Хоры местные, хоры завозные, хоры сводные, хоры краснознаменные имени и без имени. Ансамбли и песни, и пляски. Человек четыреста. Так и подумалось: меньше будет зрителей, чем исполнителей. Во как шустренько Большую землю заставили крутиться вокруг Малой!
Мы с Лидушкой и местный совет ветеранов сидели перед сценой руководили. Ветераны дружно мешали. Они же лучше нас знали, как концерты проводить! Где ставить автобусы, чтобы еще и переодеваться в них можно было. Когда кого подвозить, чтобы без сутолоки. Когда кого отвозить и по какой трассе. Как должна вести себя милиция. Где сидеть, где стоять, куда двигаться. Но они же ветераны, они войну прошли потому к фестивалю с полной серьезностью! Вот и разозлили меня эти «ветеринары», Господи прости. Я возмутилась:
Блин! Вы что, одни воевали? А остальные что? Ленинградцы! Сталинградцы! Хрен собачий, что ли? Вон у нас Лидия Яковлевна, хоть и еврейка, а в пехоте, между прочим, Берлин брала! И всю войну на пузе проползла, с первого дня и до последнего! И вообще!!! Вы что защищали? Вот этот вот пустырь? Да кому он был нужен? Тоже мне, стратегический плацдарм!
Весь день мы промучились. То Кобзон отказался репетировать, заявив, что и так все знает наперед. То Казацкий хор где-то солиста потерял. То Украинский свои шаровары. То не довезли балалайки Русского Сибирского хора и так до бесконечности
Так, с грехом пополам, к вечеру концерт выстроили. Заканчивалась репетиция знаменитой в те времена песней «День Победы». Хорошая, между прочим, песня, Тухмановская. В исполнении звезды советской эстрады Льва Валериановича Лещенко.
Представляете? Сзади хор. Точнее, сводный хор в двести пятьдесят или больше глоток, впереди он. И вдруг на третьей строчке уже не поет, только рот разевает. Как рыба на воздухе. Фонограмма порвалась. Из Лидушки выскочило предынфарктное состояние! Она стала закатывать глаза
А фонограмма порвалась очень неудачно. Если склеить, получается, что артист голосом споткнулся, целых три ноты проглотил. Так нам сообщил инженер по звукозаписи. Надо было принимать решение. Лидушка проглотила горсть таблеток и говорит:
Мне еще как-то рано помирать, еще внука надо поднимать, позднего, Аркашку. Значит, поем!
Отправляем машину и московского администратора в аэропорт, на любой рейс в столицу. И чтоб к утру, как штык, был с запасной фонограммой.
Возвратились в город Анапу, разбитые вусмерть, особенно Лидушка. Я ее понимала, нелегко брать Берлин, особенно Новороссийский! Ночная прохлада успокоения не приносила. Лев Валерианович сидел у нас в номере, ждал. Водителя из аэропорта не видать, некому сообщить нам улетел, не улетел? Один Бог знает. Наконец, к часу ночи, появился водитель, без администратора.
Ура!!! Улетел! Можно было ложиться спать. шепотом кричу я.
Лидушка с ног валилась, но как человек интеллигентный, не могла себе позволить выставить Лещенко за дверь. Я же, как человек неинтеллигентный, да еще и наглый приколист-пофигист, могла себе позволить у-сёё. И позволила:
Уважаемый Лев Валерианович! А не пошли бы вы, родной, спать! Или хочешь увидеть Лидушкин хладный труп? Может, дорогим гостям надоели, таки, хозяева?
Утро выдалось таким же жарким, вчерашним. Не успело взойти солнце, а дышать было уже нечем. В одиннадцать ноль-ноль в дверь постучали. В ней нарисовался счастливый Лев Валерианович, а за ним выглядывал невыспавшийся, но такой же счастливый столичный администратор. Выезд в город Новороссийск был намечен на два часа дня (еще один, ну очень прохладный час на дню). Открытие мемориала на пять. Лидушка решила не высовываться на эту жарищу, но я позволила себе сбегать в моря на пару заплывов, все полегче.
Программа дня выглядела так:
Вначале ветераны торжественно открывали памятник, затем молодое поколение нашей страны, в лице пионеров и школьников, возлагало венки и цветы, громко радуясь, озвучивало свои действия патриотическими стихами и поэмами. Тогда это литчастью называлось. Затем все передвигалось от мемориала к импровизированной сцене, сооруженной в ста метрах от него. Зрители рассаживались перед ней на стулья, точнее рассаживались только приглашенные ветераны и высокопоставленные гости, остальные жители города, опять же, громко радовались, стоя сзади на взгорке.
И начался концерт «Мастеров искусств» часа на четыре Четыре часа нервов. Для нас с Лидушкой точно. А вдруг что-то опять: авдруг балалайки опять, авдруг машина где с Кобзоном, авдруг сарафаны у песни и пляски, авдруг сцена провалится
Ну вот, наконец, и «День победы». Торжественно начинается вступление. Хор поет:
Лаа-лаа-лаа, ла-ла-ла-лааа, ла, ла-лаа-лаа
Лев Валерианович начал и допел до конца
Лидушка села на траву между автобусами и заплакала. Это же надо было так мою железную подружку довести, что б она заплакала, а?
Вдруг слышим слоновий топот. Смотрим, на нас бегом бежит Лещенко, а за ним толпа. Он мимо нас, и в автобус, водитель еле успел за ним дверь захлопнуть. А толпа до автобуса добежала, чуть-чуть нас с Лидой не растоптала, и давай Леву из автобуса добывать. Мы с Лидушкой бочком-бочком, по-пластунски, по-пластунскистали медленно отползать, отползать
Правильно! Смена поколений. Вот и я по-пластунски Малую землю осваиваю. Боец эстрадного фронта.
А набежавшая толпа давай автобус раскачивать. И возмущаться при этом! Почему это он народное признание не хочет принимать от населения? А у самих глаза выпучены. Одна бабка вообще около автобуса на коленки встала и что-то к автобусу протягивала. Подарок какой-то.
Дикость Одно слово совки.
Так и закончился фестивальный бум! Я так заработалась, что забыла вам рассказать о том, что за это время Толик звонил в Анапу много раз. Он уже месяц как сидел дома. Чечни в округе было не видать. Чисто. Наверное, крутой кавказский парень не мог так долго держать таких неуловимых дураков, как мы, на прицеле. У него были и другие заботы. Появилось кого и без нас потрясти Или отложил нас на зимний период? Зимой делать нечего, можно будет опять за нас, придурков взяться
Но то, что я застала дома, было сверх моего ожидания! Супер! Хоть кино снимай. Там меня ждал очередной блин и большим комом
Прилетела я в Москву, а меня никто не встретил. А у меня все неподъемное и груши, и персики, и помидоры, и огурцы, и дыни, и арбузы, и рыба вяленая, и еще чего-то много всякого, включая виноград. Конец лета. С величайшим трудом добралась от аэропорта до дома. По дороге раздумывала о любви и дружбе, верности и уверениях, и констатировала проходимость нашей жизни.
А дома меня ждал СЮ-ПРИС-СС
Наташка открыла дверь, и на ней, как на лакмусовой бумажке, отпечаталось и сразу стало видно все! Пасмурная, трезвая, губы в гусиную гузку, лоб в стиральную доску. Спрашиваю:
Что стряслось? На тебе лица нету!
На тебе сейчас тоже не будет, ответила она вместо «Здрасьте».
Вошла я в комнату тихо, почти на цыпочках. За столом сидело двое. На столе перед ними лежало тоже две Повестки в милицию По одной на душу населения. Одна душа Толик, вторая муж Жанны Рождественской Виктор Кривопущенко. Хотя вся эстрада за глаза звала его Криводрищенко. И это правильно.
Но что было поразительнее всего, так это то, где эти двое умудрились друг друга найти. Где был назначен сбор идиотов? Знакомы-то были почти шапочно. Я Жанне шила, а они где снюхались? Загадка природы. Хотя всем давно известно, что оно всегда всплывает и сбивается в кучку
Ну и что вы тут натворили? Опять «авантюрина» обожрались? подковырнула я.
То, что они мне рассказали, могла сочинить только набитая мозгами под завязку голова Толика. Я даже вначале подумала, что это шутка такая. И так хохотала, что у меня лифчик расстегнулся. Смотрю, а они не смеются Все трое.
Короче, помните, уезжая на юг, я поручила Наташке собрать деньги за товар и отдать одному из моих «блэков». А это ни много ни мало, а пять тысяч рублей. Она все и выболтала Толику. Муж же, как-никак. Ну, он у нее денежки и выманил. Сказал, что сам возвратит. Абалденная девушка поверила и отдала их со спокойной совестью. Ему как это все в руки попало, так они у него и зачесались, зачесались Представляете? Тут как раз и компаньон отыскался, Витя Криводрищенко. И решили они, пока меня нету, опять срочно бабок наварить. Очередную кашу сварить