Всё озеро было белым-бело. Мы оглядывались на дубы (не сидят ли снова!) и видели, как сзади на белом поле озера чернели две одинаковые цепочки следов под нашими валенками проступала вода. Ноги у нас давно уже были мокрыми, а мы будто на крыльях летели к своему дому. На ходу строили новые планы, говорили, что в мороз стая вернётся, а может, и не одна
В понедельник я опять пошёл в школу за три километра. Во вторник всё растаяло, а в ночь заморозило снова, уже без снега. Лёд на озере опять был гладким, но только мутным и толстым.
На неделе Борис ходил на охоту один и в оттепель, и в мороз. Потом, в субботу, я сидел с ним в шалаше прямо со школьной сумкой, пропустил два первых урока и ушёл совсем без радости, хотя идти до школы было от шалаша ближе.
В воскресенье мы снова почти с ночи были у своих дубов. Но будто всё вымерло
А место на дубах действительно было привольное. Бывало, мы специально спускались на озеро, издали любовались чучелами.
Как живые, говорил Борис.
Не отличишь! соглашался я. Особенно мне нравились их хвосты, которые пришили мы от первых добитых нами тетеревов.
Всё реже и реже Борис ходил в этот шалаш до самой настоящей зимы. Но они так и не прилетели.
А почему? Я не могу этого объяснить. Охота, вообще, дело необъяснимое. Для меня до сих пор остаётся загадкой: почему они прилетели? Что их гнало, куда? И в такую непогодь, и такой тучей!..
Всю зиму мы собирались спросить об этом Фёдора, он наверняка знал. Но стеснялись как-то да и боялись. Так и не решились.
А летом Фёдор умер.
Хоронили его хорошим июльским днём. Я беспечно шёл улицей, ослеплённый полуденным солнцем, и оказался «первой встречей» покойному. Когда мне передавали хлеб, который несли впереди процессии на полотенце, кто-то сказал из провожавших: «Охотником будет»
Я не поверил своему счастью.
Но так оно всё и вышло.
И я не каюсь. Много разных охот и погод испытал я за жизнь. Но до сих пор, когда подымается первая осенняя вьюга, всё во мне замирает. Я жду какого-то счастья, выхожу на балкон, мёрзну, ловлю холодный ветер, по-собачьи внюхиваюсь в него И мне чудится тот редкий удивительный запах, запах предзимнего тетеревиного пуха, слаще которого нет ничего в мире.
Владимир Чугунов
Церемонова заверниха
Церемонова заверниха самая маленькая улица в нашем Городце. На улице три деревянных дома, окна которых день-деньской смотрят на Церемоново болото. Вкруг болота растут плакучие ивы, на ветвях по утрам сидят с удочками рыбаки, ловят карасей, плотву, иногда попадаются криволапые лягушки. У берега, на мели, кишмя кишат головастики.
Владимир Чугунов
Церемонова заверниха
Церемонова заверниха самая маленькая улица в нашем Городце. На улице три деревянных дома, окна которых день-деньской смотрят на Церемоново болото. Вкруг болота растут плакучие ивы, на ветвях по утрам сидят с удочками рыбаки, ловят карасей, плотву, иногда попадаются криволапые лягушки. У берега, на мели, кишмя кишат головастики.
На Церемоновой завернихе живёт моя бабушка. Поскольку родители постоянно в разъездах, практически всё время я провожу у бабушки. С утра до ночи со своими ровесниками я, по словам бабушки, «незнамо где» пропадаю, но как только занепогодит, и особенно в длинные зимние вечера, бабушка, усадив меня за стол, наливает кружку топлёного молока, отрезает ломоть сладкого пирога с черникой, малиной или смородиной и рассказывает какую-нибудь интересную историю.
А всё началось вот с чего.
Когда был насажен Рай на востоке, сотворил Господь Бог Адама из того же, что и все звери, праха земного, только с обликом человечьим. Собственным дыханием оживил его. И таким он сделался умненьким, таким хорошеньким, что вся тварь поднебесная стала охотно служить ему.
И всё бы ничего, да не с кем было Адаму слово молвить. Со зверями да птицами много ли наговоришь?
И тогда навёл Господь Бог на Адама крепкий сон, вынул из груди его ребро, обложил плотью, дунул и получилась писаная красавица! Адам даже ахнул, когда проснулся, от удивления. А поскольку в Раю ни зимы, ни осени нет, круглый год лето, ходили они нагишом. И жили бы себе да жили, а от них такие же справные и послушные люди пошли, кабы не погубил их змей.