А тебе, Костя, этот клоун тоже предлагал деньги? настороженно спросил тренер.
Не, Николай Иваныч, я ж за сто кило тяну, а в ём и семидесяти не будет, ответил розовощекий Костя, явно гордясь.
В Шалашкине тоже сто было и взял, буркнул смуглый парнишка с верхней полки. Я ещё когда говорил берет, змей бесстыжий, а долю судье отстегивает
Коротким взглядом тренер прервал щекотливую тему:
Станешь судьёй, тогда и будешь других судить. А пока молод ещё болтать.
Полюбасу ничего больше не возьмет тот Шалашкин, встрял в разговор ещё один смуглый, узкоглазый борец с грузным торсом восточного пехлевана. Доигрался он в Мончегорске, на «Белом медведе». Слил бой, шел по улице злющий, сцепился с местными гопами. Одному руку выдернул, другого башкой об асфальт уложил и готово превышение обороны. Скучает теперь на нарах.
Помню я того клоуна, угрюмо пробормотал Санек. Всю жизнь буду помнить. Он Данилу Щуренка порвал. Мы с Данилой дружили, даром, что тот за Львов выступал. Дело было на Киевском чемпионате в две тыщи восьмом ещё. Я тогда первый раз на взрослый ковер вышел. И в раздевалке ко мне Даня подходит, смеется мол, прицепился какой-то богатый чудик, три штуки баксов сулил, чтобы под него лег. Я, говорит, сперва отшучивался, потом послал подальше. Тот взбеленился, глаза бешеные стали ну, я его и поприжал малех. Мы посмеялись, а потом этот гад против Даньки на ковер встал. Минуты не прошло свалил его болевым. Данька руку поднял, что сдается а гад его жах и плечо из сустава напрочь. Врачи год бились, не починили.
Помню я того клоуна, угрюмо пробормотал Санек. Всю жизнь буду помнить. Он Данилу Щуренка порвал. Мы с Данилой дружили, даром, что тот за Львов выступал. Дело было на Киевском чемпионате в две тыщи восьмом ещё. Я тогда первый раз на взрослый ковер вышел. И в раздевалке ко мне Даня подходит, смеется мол, прицепился какой-то богатый чудик, три штуки баксов сулил, чтобы под него лег. Я, говорит, сперва отшучивался, потом послал подальше. Тот взбеленился, глаза бешеные стали ну, я его и поприжал малех. Мы посмеялись, а потом этот гад против Даньки на ковер встал. Минуты не прошло свалил его болевым. Данька руку поднял, что сдается а гад его жах и плечо из сустава напрочь. Врачи год бились, не починили.
Я тоже слыхал, свесился с полки парнишка. Клоун этот к армянину подкатывал как его бишь?
Сароян? Петросян? спросил тренер.
Петросян. Смешной такой, всегда с крестом на шее выходил драться. Говорили, чемпионом Украины станет. И тут проиграл бой бог весть какому ботану болтали, тот взятку дал, чтобы не в свой вес пойти, а выше, и армянину тоже деньги совал зазря. А вышел на ковер отмутузил громилу Петросяна, как пацана из Жмеринки. Все ахнули, судью потом коньяком отпаивали. А Петросян из самбо ушел. В семинарию вроде подался, а сперва вообще в монастырь хотел.
Теперь понял? тренер тронул за плечо хмурого Илью. Понял, олух царя небесного, почему я тебя с соревнования снял?
Нет, отстранился Илья, по-детски дрогнув обиженным ртом. Не понял, и понимать не хочу.
Мосластые кулаки тренера сжались, казалось, он вот-вот шарахнет по столику нет. Медленно взял воды, глотнул, поставил на место маленькую бутылочку, тщательно прикрутил крышку.
А ты все же попробуй понять, дружок чай не боксёр, чтобы в голову есть. Коломийца Петра, донецкого мастера, помнишь?
Понурый Илья кивнул. Тренер продолжил:
Коломиец взял деньги, овдовел, спился. Иванов Юрка взял, под машину попал. Шабанов не взял, проиграл бой, покалечил колено. Олег Липинский чемпион Харькова, богатырь проиграл, получил гематому в мозгу, умер. Он у меня учился, Олег, ещё мальчишкой. Я за этим клоуном давно следил, да все никак он мне под руку не попадался. Так что скажи богу спасибо, что ты ко мне сразу пришел. И я скажу, а как доедем в Лавру схожу.
Это к нему «скорая» приезжала, Николай Иваныч? догадался Илья.
Нет, поморщился тренер. Ко мне. Ему врач как мертвому припарки Да что вы, как маленькие?
На лицах спортсменов проступила одна и та же громкая мысль. Но тренер от неё отмахнулся.
Не убивал я клоуна. Он сам умер. По правилам. Знаете, что говорят японцы?
Что именно? осторожно спросил молчавший до сих пор Гриня.
Что учитель в ответе за своих учеников. Я клоуна поутру ещё в клубе приметил щуплый, рыжий, волосы до плеч, глаза яркие-яркие, зрачки широкие, взгляд плывет. Подумал ещё наркоман. А потом Илья подошел и пальцем ткнул вот, мол, покупает победу неопознанный гражданин. Ну, я дождался, пока отборочный тур прошел, подобрался к нему в коридоре и вызвал. Раз, мол, мой ученик, нынче не готов к бою, так, простите великодушно, я за него. Рыжий аж побелел. А я ему улыбаюсь вопросы? Нет вопросов, по правилам, говорит, биться будем. Условились на девять вечера, благо ключи от зала достать невелика проблема. Посудить я с Кондратьевым Михал Юричем договорился он калач тертый и приятельствуем мы давно. Пообедать сходил, вас, дураков, проведать, размялся, попрыгал и никак вникнуть не мог, что не так. Понял, только когда мы с клоуном на ковер вышли. От живого человека всегда пахнет. Табаком, потом, одеждой, одеколоном каким ни есть. Бывает, куртка за день так пропитается, что хоть соль соскребай и разит от неё за версту, и стирка не помогает. А от клоуна вообще ничем не пахло.
Под пристальными взглядами учеников тренер снова глотнул воды, отер со лба испарину и продолжил:
Гонга не было. Михал Юрич в ладоши хлопнул, мы поздоровкались, разошлись и тотчас я почуял: зал полон. Знаете этот шорох дыхания, вздохов, шарканья ног, шороха глупых бумажек, шипения газировки, убегающей прочь из бутылки? Я спиной чувствовал взгляды, обернулся даже а вокруг ни души. Михал Юрич тоже, смотрю, озирается, протирает глаза, как сонный, потом говорит: бой. И тут клоун меня по лбу щелкнул, сволочь такая обозначил, какой он быстрый. И пошел лупить в голову с обеих рук. Я ухожу, а перебивать не пробую вижу, удар у него как копытом у лошади, того ему и надо, чтобы кости перешибить. Но по правилам. Все по правилам.
Я раскрылся, он, как муха на сало, вперед полетел и тут я ему подсечку-то и закатил. И сам сверху на спину норовлю. Он-то шустрый, да легкий, а мои девяносто кило поди скинь. Давлю его к ковру со всех сил, аж нога скользит я босиком вышел. И вдруг встает клоун. Со мной на спине встает. Ррраз и уже я на ковре лежу, дурак дураком, а рыжий у меня на груди сидит и плюхами угощает. Словно куски льда в морду вколачивает. В глазах у меня потемнело, ещё чуть-чуть и сознание потеряю. И тут Михал Юрич как ангел над нами рисуется все, расходимся товарищи, первая схватка закончена. Победа в схватке присуждается кому её присудить-то? «Мне!» смеется рыжий. Смех у него неприятный, как ножом по стеклу. «А по имени-отчеству вас как?» «А неважно». И ускакал в свой угол.
Во второй схватке я ещё осторожней пошел плясать. Учитесь, пока я жив самое главное в бою силы беречь, чтобы одним ударом их выложить. Особенно если немного сил-то Сделал круг рыжий и с места меня ногой жах под ребра. Я ему ногу перехватил, чтобы бросить, он выворачиваться пошел. Спиной чувствую зал орет, свистит, хлопает, аж кипит от восторга. Глядь а рыжий свой сустав рвет, словно боли не чует, колено выкрутил как кузнечик ушел. И тут же меня через спину бросил, сам навалился, болевой на руку норовит закатить. Я в захват «треугольником», ногами шею ему охватил, душу. А ему хоть бы хны даже щеки не покраснели. Лезет и лезет, сволочь, глазами блестит, улыбается сладенько так бы и вбил гада. Понимаю, что злит он меня специально. Выхожу из захвата, бросаю его, держу и тут снова Михал Юрич над нами. «Один-два-три». Чувствую, рыжий уходит и тут у него куртка развязывается. Все, вторая схватка кончилась. Стою в углу, вдохи считаю, чувствую колени трясутся, руки свинцом налиты, дыхалку перехватило, во рту кровищи полно словно целый день дрался. Не взять мне клоуна силой, никак не взять. И такая меня горечь одолела этот поганец, этот хихикающий убивец надо мной, Николаем Подгорным, куражится будет, что меня взял и учеников моих взял, как щенков. И судачить пойдут, вот как ты, дружок, давеча, мол, победу купил клоун, за баксы продался старик Подгорный. Хоть стреляйся потом Дай-ка выпить, сынок! Знаю, у тебя есть.
Смущенный донельзя Санек достал откуда-то из большой сумки маленькую, прячущуюся в ладони фляжку. Тренер сделал большой глоток, охнул и вытер рот.
Смачно. Перцу переложил, с медом поскупился, а так дюже смачно.
А дальше что было, Николай Иваныч? Кто победил? подал голос Гриня.
Дед Пихто, ухмыльнулся тренер. Стариков надо слушать, да и своим умом жить. Вспомнил я, что мой учитель, Симон Бурячек а он в свое время у Харлампиева поучиться успел, рассказывал. Мол, когда фашисты Киев взяли, жил там одесский борец Ефим Дуконя и наших и ненаших, всех клал, что на арене что на стадионе. И решили фашисты вроде как матч устроить. Взяли своего Ганса, мастера по французской борьбе, взяли Ефима, жителей в цирк нагнали. И сказали мол, покалечишь, красная сволочь, нашего бойца, уронишь его расстреляем. А Ефим не из тех был, кого напугать можно. Вышел он бороться и давай так бой вертеть, что Ганс об свои же приемы падал, сам себя, получается, оземь бросал. Раз упал на спину, два упал, три упал, на четвертый раз за ковер выкатился и назад идти отказался. Делать нечего, присудили Ефиму победу.
А потом? спросил Гриня.
Суп с котом. Расстреляли. Слышу: «бой» кричит Михал Юрич. Выхожу так неспешно. А рыжий скачет, захват проводит, меня за шею взять хочет. Ну я и подмогнул пригнулся (спина-то широкая), довел движение он и вылетел с ковра, как миленький. Сам себе поражение сляпал. По правилам, спрашиваю? Все тебе, гражданин дорогой по правилам? Будешь ещё людям деньги совать, к моим ученикам подкатываться с землей смешаю! А он молчит. И зал молчит, как опустел. Глянул я а клоун белый, как смерть стал, глаза раскрыл и не дышит. Испугаться не успел вонь пошла. Чуял кто, как лежалая падаль пахнет? Оно и было, только раз в двадцать сильнее. Я-то не евший был, а Михал Юрич успел поужинать, ему хуже пришлось стравил ужин и бац в партер отдохнуть. Там где клоун лежал, туча мух собралась вдруг, тело червями вскипело. Я «Отче наш» вспоминаю, а у самого зуб на зуб не попадает. Черви схлынули, косточки проступили, череп показался, чистенький, словно сахарный. Ухмыльнулся в последний раз, челюстью клацнул и рассыпался прахом. Тут у меня сердце-то и захолонуло. Думал, инфаркт. Обошлось. Врач укол в пятую точку поставил, велел не нервничать и конец. Теперь всё поняли?