Я ведь ее не видел в прошлую смену, сказал я.
И я ее не видел. Но сегодня опять слышал. Я проснулся от того, что будто несколько кошек надрываются точно режут их. Я кинулся, включил телевизор, и сразу все утихло, только возня на складе какая-то. Я и сам ведь в такие штуки не верю, но говорят Говорят, нечистая сила всех этих новомодных штучек-дрючек не любит, телевизоров там, телефонов, компьютеров и вообще электричества. Поэтому, Антоха, ты сегодня ночью вруби телек и не выключай. Так и спи. А лучше и не спи до утра. Мало ли что.
И тут-то до меня дошло! Ну я тормоз!
Толик, ты че мне гонишь, ты прикалываешься, что ли? На испуг решил взять, поведусь не поведусь? я засмеялся и все-таки попросил у официантки еще одно пиво.
Пей, пей, покачал головой мой напарник, а я увольняюсь, мне и денег никаких не надо. И так Семеныч третьего охранника не может найти, а теперь пусть вообще сам охраняет, директор хренов. Я ухожу, а ты, если хочешь, оставайся.
Сказав это, Толик встал из-за стола, оставив под кружкой стольник.
Порывшись в кармане куртки, он достал и положил передо мной потертую старую книжку в мягкой обложке.
«Кайданы».
Бедняга Толик. А ведь я не замечал за ним, чтобы он что-то употреблял. Я-то думал, он только кружку пива по выходным, да рюмку беленькой на праздник, но не больше
Толик ушел, а я допил второе пиво и отправился на работу, прихватив с собой книжку.
Выпитые две кружки светлого сказались на мне благотворно, и настроение у меня было прекрасное. Мне нравился свежий воздух, выветривавший из меня хмель. Меня радовало, что по телеку в эту ночь должен быть нескучный фильм, в конце концов, меня веселила история, рассказанная Толиком, и я даже позволил себе каплю злорадства:
«Ну, надо же! Сорок лет ума нет, бывают же такие люди!»
Добравшись до работы, приняв смену и закрыв за последними работниками дверь, я прошелся по всему «Восходу» и Машки не нашел.
Так уже бывало, сказал я сам себе. Убежала, может, кота себе искать. А может, и правда подохла. Жалко, конечно, но пожила она хорошо.
Рассудив так, я прихватил с собой оставленный мне заботливой поварихой ужин, включил телевизор погромче и разлегся на своей койке, в коридоре между туалетом и маленьким «банкетным» залом.
Надо мной, под потолком, горела желтая лампочка. Глядя на нее, я усмехнулся своим мыслям.
Призрак кошки в старой советской столовой. Подумать только.
Закончив с обедом, я решил все-таки полистать книжицу, оставленную мне Толиком.
«Пока реклама, можно и просветиться. Раз он мне ее передал, значит, здесь должно быть что-то про кошек», сказал я себе и принялся искать. И нашел.
«В японской традиции принято считать, что кошки старше тринадцати лет, по весу превосходящие четыре килограмма, либо имеющие длинный хвост, после смерти могут стать Бакэ-неко. Бакэ-неко, или кошки-призраки, способны превращаться в человека или предметы, вырастать до невероятных размеров, метать огненные шары или создавать клонов»
Наша кошка под это описание подходила как нельзя лучше. Старая, толстая и всегда себе на уме. Самая натуральная мистическая кошка. И, коль уж верить этой самой «японской традиции», если Машка сдохла, то должна была бы превратиться в призрака.
Интересная выходила история. По легенде, она могла теперь стать кем угодно и чем угодно и даже делать клонов, подобных себе. Насчет клонов все очень верно сходилось с тем, что рассказал Толик.
«Хорошо хоть, без фаерболлов обошлось», усмехнулся я про себя.
Что же задумал Толик? Решил пошутить? Берет на испуг? Зачем?
А я завтра утром вот как сделаю: позвоню ему и скажу, что на самом деле слышал мяуканье и видел кошек. Расскажу, что испугался, и вообще, чего-нибудь эдакого напридумываю. Пусть обалдеет и думает потом, наврал я или нет. Дурак Толик, приколоться решил. Нашел над кем!
Я сам не заметил, как уснул под звук телевизора, листая книжку. Наверное, ужин был слишком сытным: тетя Клава всегда клала мне тройную порцию, несмотря на то, что наш директор Семеныч этого не разрешал и часто ругался.
Хорошая она, эта тетя Клава И Машка была хорошая.
Мне снилась наша столовка. Будто Семеныч угощает меня пивом, а тетя Клава все накладывает и накладывает мне макарон в тарелку и приговаривает: «Молодому организму нужно хорошо питаться».
Потом я увидел во сне, что я лежу на кушетке, а напротив меня стоит девушка. Как будто темно, и она вся в черном, и волосы у нее длинные-длинные, черные и блестящие, как черное масло. Она смотрит на меня ласково, подходит и гладит рукой мои ноги. Гладит, гладит, словно ласкается, но как-то странно
И вдруг я понимаю, что глаза-то у девушки желтые.
Проснулся я посреди ночи.
Тяжело проснулся, словно тонул, но все-таки вынырнул из воды, голова болела, и я никак не мог отдышаться.
Первое, что я понял, и от чего стало жутко вокруг было темно. Телевизор не работал, и лампочка под потолком не горела, а ведь я точно помнил, что перед сном ничего не выключал. Я заснул перед бубнящим телевизором с книжкой в руке.
Я нащупал в кармане брюк мобильник и попытался включить фонарик, но телефон оказался разряжен.
Черт тебя подери, я же только днем тебя заряжал! выругался я, встал и на ощупь прошел два метра до выключателя.
Выключатель не работал.
Толик, какого хрена ты меня разводишь! крикнул я, сам от себя не ожидая паники.
Но с какой стати здесь оказаться Толику? Да и будет ли взрослый человек заниматься такой ерундой приходить ночью на работу и подстраивать все ради шутки?
К тому же, откуда у Толика ключ от «Восхода»?
Ключей от столовки было всего два. Один всегда у охранника, мы передавали друг другу, оставляя его директору, и забирали, когда выходили на смену. Второй ключ у самого директора и был, на всякий случай. Семеныч потерять его никак не мог.
Проникнуть в «Восход» можно было только двумя путями: через главную дверь, которую вечером на ключ запирал охранник, и с черного хода. Но черный ход закрывался на огромный железный засов изнутри.
Был, правда, еще и третий путь, фантастический, как кроличья нора, проникнуть в горячий цех через окно, точнее, через решетку в окне. Старую железную решетку, спаянную в форме «полусолнца», теоретически можно было спилить, и шума от этого было бы достаточно, чтобы разбудить охранника. Но можно было пролезть и между прутьями
Я сам не поверил, когда впервые услышал от поварих, что десять лет назад какой-то пьянчуга пролез в столовую через решетку окна. Он был настолько щуплый и худой, что на самом деле пролез. Потом через эту же решетку передавал сотоварищу остатки еды, которые обычно хранились до следующего дня в холодильнике. К тому времени, как охранник их услышал, они успели стащить два килограмма пельменей отварных, двадцать порций пикши запеченой, три бутылки водки и две бутылки коньяка из бара.
Я сам не поверил, когда впервые услышал от поварих, что десять лет назад какой-то пьянчуга пролез в столовую через решетку окна. Он был настолько щуплый и худой, что на самом деле пролез. Потом через эту же решетку передавал сотоварищу остатки еды, которые обычно хранились до следующего дня в холодильнике. К тому времени, как охранник их услышал, они успели стащить два килограмма пельменей отварных, двадцать порций пикши запеченой, три бутылки водки и две бутылки коньяка из бара.
Охранник был в шоке. Прибывшая милиция тоже была в шоке и даже заставила вора проделать это еще раз они хотели воочию убедиться, что пролезть через решетку можно. И убедились.
Но Толик Мой напарник хоть и был худощавым, но не до такой степени, чтобы пролезть между прутьев решетки.
Как только я это подумал, я услышал, как в горячем цеху что-то оглушительно загрохотало. Как будто упал железный поддон. Грохот быстро стих, и вслед за ним я услышал тихое, но четкое «бл*ть!».
Вот оно! Вот он, момент истины для охранника «Восхода»! Я храбро помчался в горячий цех.
В цеху сквозь огромные старые окна светила луна.
Я увидел на полу большую железную форму для мармита и рассыпанные по полу пельмени.
Да неужели же кому-то снова понадобилось воровать еду?!
Но в цеху никого не было
Жирные пятна на полу блестели в лунном свете.
«Эх, столько добра пропало», подумал я, и в тот же момент мой взгляд упал на жирные следы. Следы ботинок. Они вели назад, в коридор, значит, кто-то кто-то был за моей спиной.
Я успел обернуться, но не успел перехватить его руку. Он был мне по плечо, тощий, иссохший, с пропитым лицом. Таким он был уродливым и сухим, что можно было подумать, будто я не с человеком дерусь, а с ожившим мертвецом.
В ладони вор держал маленький кухонный ножик. Он успел «чиркнуть» меня по руке, и мне казалось, я услышал, как лопнула моя кожа под тонким лезвием.
Сам не пойму, как так вышло, но дрались мы молча, без единого звука. Я старался сделать подсечку и перехватить его руку с ножом, но этот щуплый оказался очень ловким и проворным. Не урони он тогда металлическую форму, я бы, наверное, и не услышал, как он шарился на кухне.
В какой-то момент он поскользнулся, неловко замахал руками, и это был мой шанс, но я ошибся. Вор вывернулся, присел и неожиданным рывком направил нож прямо мне в живот.
В этот момент мне впервые в жизни показалось, что время течет. Течет медленно. Я слышал звук, шорох и как будто бы царапанье, но звук этот доносился до меня медленно и трудно, словно через толщу воды. Я видел, как короткое, но острое лезвие бесконечно медленно движется к моему животу, и понимал, что все-таки ничего не успею сделать.
И в следующий миг я понял, что значит «сердце обливается кровью».
Нет, я не жалел себя, это было не то. На самом деле, мне было невыносимо, до жути страшно, и показалось, что сердце обдало ледяной волной, когда я увидел, как из темноты коридора неслись на нас, точно летели в могучем прыжке несколько огромных черных кошек. Я увидел несколько пар желтых глаз, а затем услышал оглушительный человеческий крик и кошачий ор. Подо мной корчился несостоявшийся убийца, и несколько кошек, черных, как плотная тень, мяукали, как сумасшедшие, и терзали лицо моего противника
Спустя еще мгновение у меня закружилась голова, да так сильно, что я осел на пол. Перед глазами все поплыло, смешалось и потемнело.
Милицию тогда я так и не вызвал.
Когда очнулся, перевязал себя сам кое-как.
Пьянчуга лежал на полу возле меня, держался руками за лицо, скулил и плакал.