Кстати, такое поведение было в правилах римлян, показывать иных людей, не римского происхождения, низкими, недостойными, одним словом варварами. А какое может быть уважение к варвару, в котором более черт от животного, чем человеческих? Римский историк Тит Ливий утверждает, что корону македонских царей водрузил себе на голову человек низкий, презренный; и вновь в его писаниях подчеркивается происхождение Андрикса от суконщика. Я не знаю, было ли ремесло суконщика таким уже презираемым, но то, что оно далеко отстояло от царского это факт. Хотя, наверное, быть битым сыном презираемого суконщика, гордому римлянину славы не добавляет. А Андриксу удалось дважды в боях одолеть превосходящие силы римлян!
Пусть не царевич, самозванец он,
Он не за славу, за свободу бился.
В бою разбитый римский легион:
Победой над собой суконщика гордился?
Из глубины веков протянутая нить,
Хвала или хула преследуют Филиппа.
Но мужества его не очернить:
Недаром кровь его за Родину пролита!
Греческий историк и писатель Павсаний утверждает, что это был действительно сын царя Персея Филипп. Так из глубокой древности к нам пришла загадка: кто же был на самом деле этот человек царевич Филипп, или его двойник? Но кем бы он не был, жизнь его была яркой, хотя и короткой. Встреча Андрикса с крупным римским войском, которым командовал Квинт Цецилий Метелл, закончилась поражением фракийско-македонского войска. Андрикс попал в плен
Июньский день. Светило яркое солнце, но жары не ощущалось. От Тибра веяло прохладой. Толпы народа собрались на улицах Рима в предвкушение триумфа Квинта Метелла, возвращающегося из Македонии, которая прежде являлась самостоятельным царством, а теперь была превращена в римскую провинцию, во главе которой стал римский прокуратор. Вот вдали показались стройные ряды римских воинов. Доспехи их ярко сияют на солнце. Лица спокойны, полны достоинства. За строем воинов идет толпа пленников. Впереди других идет Андрикс. На лице его видны засохшие следы крови. Руки скованы цепями, на шее веревка, конец которой свисает ему до пояса. Одежда порвана, грязна. Копна светлых волос падает на лицо, пленник не убирает их. А вот стоя на колеснице, появляется триумфатор. Лицо спокойно и гордо. Движением рук он приветствует римский народ. В ответ раздаются крики восторга.
В Рим возвращается Метелл,
Встречают радостные лица.
Толпа мужских и женских тел.
И негде яблоку упасть,
И места нет, чтоб потесниться.
Пусть Македония мала,
Но в битвах дважды побеждала,
И слава была, и дела,
Но в прошлом все,
Страна истерзанною пала.
Триумф заслужен честь, хвала!
Метелл стоит на колеснице.
Поднята гордо голова,
У ног его врагов толпа,
Презренных варваров, фракийцев.
Ждать пощады от римлян не приходится. В глазах их смерть варвара деяние не стоящее внимания. Андрикс после заточения в темнице будет распят на кресте.
Ждать пощады от римлян не приходится. В глазах их смерть варвара деяние не стоящее внимания. Андрикс после заточения в темнице будет распят на кресте.
Мог бы властвовать лже-Нерон?
Тайное явное в вечной борьбе,
Редки минуты покоя.
Тайна родится сама по себе
Или решенье иное?
Появление самозванцев на исторической арене явление хоть и не частое, но имеющее место под солнышком. Стоило только появиться бреши незначительной в системе власти, пусть и едва заметной, как находились лица с взором острым, орлиным, и желанием безмерным, которые не только брешь ту замечали, но и обдумывали, как через нее к власти подобраться, чтобы ею воспользоваться. Не удастся заполучить ее, так, хоть на худой конец присосаться понадежнее, чтоб поток материальных благ не миновал. Опыт прошлых лжецарей ими не изучался, а следовательно, и не анализировался. Будь иначе, поняли б, что все попытки таким образом захватить власть, добром не заканчивались.
Можно ли было ожидать появления после смерти Нерона «липового» императора римского? Следовало, поскольку сам Нерон так расшатал систему управления в Древнем Риме, ломая и разрушая роды патрицианские, поставлявшие и консулов, и трибунов, и диктаторов, и императоров. Это после него на римском троне станут появляться Гальба, Вителий, Траян и многие други императоры, которых и римлянами не назовешь, а не только к родам основателей Рима близко стоящим.
Раз появлялись люди незнатные на римском троне, то почему бы не появиться и самозванцам, пытающимся, натянув на себя тогу погибшего императора, власть заполучить? Правда, осуществляя мысль такую, следовало ожидать, что к лакомому куску власти и другие могут потянуться. Да, и использование самого имени Нерона доставляло уйму опасностей. Начать, хотя бы с того, что оно несло на себе печать проклятия. Надеяться, под таким именем легко добиться власти, было нереально. Кто пойдет за таким Лже-Нероном? Кто поддержит в трудную минуту?
Но, вернемся к самому историческому факту появления Лже-Нерона. В одном из городков Малой Азии, не удостоившегося чести быть названным местом рождения самозванца императора римского, но от того не изменившего статуса своего, появился на свет человечек. Каким его было детство, история ответа не дала. Но, несомненно, то, что во взрослом состоянии внешностью он напоминал Луция Нерона, правившего великой Римской империей. Такая же фигура, объемы груди и живота, и многое другое. Появись тогда в Риме, он обязательно приковал бы к себе всеобщее внимание. Взгляды римлян тянулись бы к нему и сопровождали бы каждое его движение. А на востоке его внешности никто, до поры, до времени, не оказывал никакого внимания. Возможно, потому, что никому не пришла в голову сама мысль сравнивать профиль одного из своих горожан с профилем императора, изображенного на ауресах, золотых монетах. Впрочем, в той среде, в которой пребывал двойник императора, золотые монеты не вращались, а оболы и асы лика императора на себе не несли. Даже серебряные сестерции не имели права гордиться изображением великого артиста и императора Нерона Агенобарба. Так и появлялся горожанин среди друзей и знакомых, не ведая о своих особенностях тела и лица. Какое имя носил он тогда, история не удосужилась сообщить. Леону Фейхтвангеру пришла в голову мысль назвать того, кто примерил на себя тогу римского императора, Теренцием. Я не стану оспаривать право писателя использовать это имя для героя романа «Лже-Нерон», поскольку в последующих исторических событиях настоящее имя самозванца нигде не было указано. Был ли он римским гражданином, или иудеем, сирийцем, кто знает? В те времена люди многих народностей, проживающие в многочисленных, прежде свободных государствах, волею римских завоевателей превращенных в провинции, изменяя памяти предков своих, стали пользоваться римскими именами. Не может быть определено и социальное положение двойника Нерона. Дело в том, что римляне, чтобы показать свое презрение к врагу своему, умаляли личное достоинство побежденного, помещая его на самый низ иерархической лестницы общества. Втоптать его достоинство в грязь, показать полную незначимость это стало для римлян правилом. А какая профессия более всего связана с грязью, почвой? Вы не ошибаетесь, мой читатель, это была профессия горшечника, руки которого постоянно были испачканы глиной. Представить себе только социальное различие, расстояние между горшечником и властителем Великого Рима! Один купается в роскоши, второй зарабатывает жалкие оболы на свое пропитание. Одежда одного тога из тончайшей льняной ткани или шерсти, второго набедренная повязка из куска грубого, вечно испачканного глиной полотна. На голове императора тщательно уложенная прическа, благоухающая благовониями, у горшечника войлок из сбившихся волос, издающий неприятный запах прогорклого сала.
И такой, презираемый человек осмеливается вдруг предъявлять права на высочайшую власть?.. Мало того, готовый даже силой ухватиться за нее!
А что у этого человека, кроме схожей внешности с Нероном, имеется? Ну, хотя бы, для этого условия соответствующие появились? Нет таких условий, и сам факт появления такого «простого по исполнению» желания, заменить собою ушедшего в мир иной императора Великой Римской империи становится необъяснимым. Не могло же вот так просто случиться, что, лепя очередной горшок, горшечнику пришла в голову мысль: «Почему бы мне не стать императором?» И что он должен делать для этого? Отставив в сторону глину с гончарным кругом, вымыв наскоро руки в тазу с мутной водой, и, обтерев их о свою одежду, не надевая на босые грязные ноги сандалии, горшечнику следовало выбежать на улицу и кричать, что есть силы: «Вот я перед вами, сограждане, ваш император, случайно избежавший смерти!»
А дальше воображение должно представить следующую картину: народ окружает своего «императора», крики ликования оглашают округу, воскуривается фимиам, аромат его к небесам поднимается.
Клич императора громоподобен: « На Рим! На Рим, друзья! Пора показать сенаторам римским, каково свергать законного правителя!»
Представляете, что внезапно возникло перед вами явление потрясающее, по значимости значительно превосходящее явление Иисуса Христа народу, поскольку Богочеловек отличался от мирских владык величайшей скромностью и смирением великим, думающим о судьбе людей, а не о своих страданиях, чудовищных страданий его, пока еще человеческого тела. А здесь скромностью и не попахивает!
А теперь представим, что должно было в реальности происходить? Должен был быть человек, видевший лично живого императора Нерона, чтобы определить сходство его с двойником. Этот человек должен был разбудить желание двойника сыграть роль умершего императора. Мало того, убедить его в возможности осуществления такой цели, стать повелителем не только Рима, но и многочисленных стран, ставших простыми провинциями. Он же должен был убедить и граждан провинции, где сейчас пребывал двойник Нерона, в том, что этот двойник и есть настоящий император, случайно избежавший смерти. Он же должен был оказать еще и существенную материальную поддержку По размышлении, приходится придти к выводу, что «раскручивать» личность лже-императора могло лицо только очень высокого общественного положения, одним словом местный олигарх. Потом уже, возможно, двойник, овладев людской массой, ставши крепко на ноги, мог не только отказаться от услуг патрона, но и начать преследование того, как потенциальной опасности разоблачения своего.
Все так, пожалуй, и происходило: олигарху, выдвинувшему Лже-Нерона, пришлось бежать от своего протеже в Персию. Сам Лже-Нерон, собрав войско из людей, недовольных владычеством Рима, двинул его против римлян. На первых порах ему должно было везти, иначе история и самого появления его не показало б. Мелкие отряды римлян, составляющие гарнизоны небольших городов, не могли оказать серьезного сопротивления. Это вселяло уверенность мнимого императора в своей окончательной победе. К сожалению, разноплеменное, плохо оснащенное и мало дисциплинированное войско не выдержало столкновения с регулярным римским войском, возглавляемым Вителием, и было разбито. Лже-Нерон был взят в плен и казнен.
Естественно без поддержки ни одному двойнику многого не сделать. Эта поддержка приходит либо от ослепленных яростью недовольства существующей властью, либо от желания
поживиться чем-нибудь! Таких людей понять можно! А как же с двойником Нерона дело обстояло? Лже-Нерон разве только за славой личной шел, как и те, кто стал под знаки его, чтобы след о себе в истории оставить? Славой ведь не поделишься, на кусочки не порежешь, не растереть ее и в порошок, чтоб всем досталось. И потом, следует знать, что слава только мираж в глазах людей. Свежей памятью живет она. А если память ослабла, изменила?.. Что тогда со славой? Слава и в бесславие может обернуться. И, наконец, какова, слава та? Крепка ли она настолько, чтобы щитом надежным от клеветы, молвы черной, недоброй, защитить? Или под тяжестью ее задыхаться будет? Победоносного воителя слава, или мудреца? Слава борца или оратора? Даже о славе самого Нерона трудно говорить, зная, что он императором Рима стал, только унаследовав славу предков своих, у истоков самой государственности Рима стоящих? И, спрашивается, что с той славой великой сделал потомок, входящий в число самых жестоких государей прошлого? Растерял в несчастьях, преследующих его? Но, известно, в случае несчастий, естественно или искусственно рождающихся, можно рассчитывать и на жалость, какую-то! К Нерону никто жалости и сострадания не испытывал, а вот ненависти породил предостаточно. В конце правления от него отвернулись даже те, кого он всегда поддерживал, кто его славил, надеялся на него, люд римский простой, объединяемый одним словом plebs (народ). Отвернулся тогда, когда он был голодным, а император не мог накормить его. Но не внезапно все это произошло? На это время требовалось. Недовольство еще созреть должно! А пока римским императором еще восхищались, ему служили, ему многое прощали