Он, в свою очередь, наслаждался вниманием, и в этом эгоцентризме было что-то детское. И капризничал Савелий, как полагается малому дитя: «Заберите меня отсюда, мне не нравиться. Котлеты большие, конфеты маленькие. Ведер нет, чтобы выбрасывать, и заставляют всё съедать».
Что тут говорить он просто был счастлив возвращением Маруси.
Мы с Савелием не успели даже наговорить глупостей, а не то, что их натворить, за ту пару минут, что прошли от момента его признания в разрыве с женой и началом сердечного приступа. Но в этот коротенький миг он убедил меня в том, что во всех событиях прошлого года присутствовал какой-то скрытый смысл. Что не напрасно я нашла записку Фимы, поехала в Санкт-Петербург, попала в квартиру своих бабушек, и что так же не случайно попали в мою жизнь новые знакомые. Стремление отыскать «своего» человека видимо неистребимо, поэтому, я так эмоционально вовлеклась в эту историю и незаметно для себя я опустошила свои запасы энергии. И не случайно меня затянуло в мир Маруси, хотя мне было здесь не место холодно, пусто
Оплетенный трубками и проводами, в мятой больничной пижаме, Савелий пытался нас развеселить. Он рассказал, как вчера медсестра привезла его в кресле-каталке на сложное обследование. Пятеро или около того мужчин дожидались своей очереди в полутемном коридоре кто по живой очереди, а кто по предварительной записи. Через полчаса тягостного всеобщего молчания раздосадованных мужчин из кабинета вышел врач, держа в руках медицинскую карту, обвел присутствующих взглядом и совершенно серьезно спросил:
Ну, и кто из вас Татьяна Петровна?
Савелий тогда не удержался:
Наверно, я.
Именно эту, чуть насмешливую и ненавязчивую манеру разряжать напряженность, я ценила в Савелии больше всего.
Однако, как вскоре оказалось, он не единственный владел столь нужным даром гасить нервозность. Когда, раскланявшись, я собралась, наконец, отправиться в свою жизнь и сделать там хоть толику полезного лично для себя, то зазевалась. Пока прикидывала, какое же домашнее дело самое неотложное, меня внезапно больно прижало к стене коридора большими носилками. У санитара, что стоял ближе ко мне, короткие рукава формы открывали руки, оплетенные набухшими боевыми жилами. Мельчая, они изникали, разбиваясь к кистям на зримые узловатые отжилки.
Придавленная к стене, я мешала продвижению носилок, поэтому приготовилась получить злобный окрик людей, что переносили лежачего пациента. Однако прозвучало не грубо, скорее устало и мягко:
Деушка, вам, может, и не по глазам, но тут пациента кантуют.
Напарник с другой стороны носилок фыркнул, однако, ругать меня тоже не стал. Я поспешила протиснуться к двери, чтобы никого не задерживать. Поэтому оглянулась в последний момент, когда санитар, чьи руки меня напугали, уже вносил пациента в палату. Оказывается, руки были самым красивым у этого человека.
«Бог, разобрав мой центр осознания, запер мои осколки в многочисленных измерениях» так было написано синими чернилами на мятой, рваной краями титульной странице брошюры
Я держала в руках эссе Этель, моей дорогой восьмидесятилетней подруги, вступившей в Павороть раньше меня. Её Дракон Стожар был золотым, веселым и беспечным. Этель стала наставницей многих, описав в своей книге, кто мы такие и зачем существуем. Но думаю, что она и в самых смелых своих мечтах не предполагала, что ее самиздатовское произведение будет читаемо не только в Ландракаре, но и других Мирах.
Я помню, как отчаянно рыдала, когда Этель вошла в свою Павороть. Никто, даже Серафим, так и не смогли до конца убедить меня в неотвратимости этого события для каждого Ивереня. Мне было сложно принять мысль о том, что я лишь фрагмент, который рано или поздно добровольно соглашается на слияние с якобы существующей бОльшей Частью себя.
Как раз об этом Мелания бубнила сейчас себе под нос
Во Вселенной существуют параллельные миры, среди которых есть место с проявленным в нём Главным воплощением Заглавнем. Это сознательная форма с Душой и Божественной Искрой Духом, которые объединены в ЖИВЕ. Под влиянием сильного потрясения, Заглавень может фрагментироваться. Такой Фрагмент Души Иверень уходит в параллельную реальность, забирая с собой ту самую ярко выраженную эмоцию, что была задействована в стрессовой ситуации. Иверень проявляется в другой реальности и проживает свою жизнь
Я слушала монотонный голос Мелании в пол уха, прилипнув к окну, потому что глаз не могла оторвать от дивной и ладной красоты Филомены.
Кроме того, чтобы испытать все возможные варианты опыта, который можно получить в теле человека, ЖИВА организует себя во множестве Сколков, которые проживают каждый свою жизнь на разных уровнях бытия и в разных реальностях. Они находятся одновременно на всех уровнях мироздания, по одному на каждый уровень. Но в то же время нет отдельно Ивереней, Сколков и Заглавня. Совокупность всех отражений и есть ЖИВА Можно, я дочитаю потом?
Мелания отложила книгу, не дожидаясь разрешения
Всё равно я в это не верю. Могу, конечно, допустить существование параллельных реальностей и живущих там двойников. Но чтобы эмоции откалывались, да и ещё проживали отдельно свои жизни, не подозревая, кто такие на самом деле, это знаете ли басни.
«Не эмоции отделяются, а энергетические массивы, заряженные определенным эмоциональным опытом, которые могут существовать в физической форме, но не являться самостоятельными Сутями. Ты и Стеша лишь разные проявления одной ЖИВЫ, которые должны соединиться в вашем общем Заглавне, чтобы восстановить целостность Души».
Ну и где живет та Главная, у которой бОльшая часть нашего Общего?
«Вот это уже грамотно сформулированный вопрос. Видишь, когда захочешь, ты правильно улавливаешь суть. Ваш Заглавень
Филомена не довела фразу до завершения, потому что мы с ней одновременно воскликнули я вслух, а она в наших головах:
А это ещё что такое?!
На горизонте, слева от Драконихи, вспыхнула оранжевая блискавица, следом за ней ещё одна, потом целый десяток единым залпом, да с нарастающей силой. Огромная торообразная туча, чёрная по краям, изнутри рождала мощные электрические разряды.
Сейчас громыхнет!
Я была согласна с Меланией. По моему житейскому опыту такая концентрация устремленных с небес на землю огненных струй предполагала громовой разряд невиданной мощи. Мы с Меланией инстинктивно прижали ладоши к ушам и втянули головы в плечи, но никакими звуковыми эффектами странное явление не сопровождалось. Даже несколько минут спустя впотьмах внезапным светом загорались и гасли зарницы без зубчатого прорыва, но грома слышно не было.
Мелания метнулась к двери, на ходу засунув ноги в мои сапоги со снежинками и не застегнув меховую парку, исшитую по подолу бисером. Из окна мне было хорошо видно, как, подбежав к Филомене, она доверительно положила руку на её неохватную шею. Что бы там не говорила Мелания про Дракониху, но этот жест явил позицию «моё» с одновременной демонстрацией расположения к Филомене.
Они переговаривались, но так как я не слышала слов Мелании, то диалог в моей голове звучал примерно так:
?!
«Первый раз подобное вижу!»
?
«Думаю, что далеко. Километров сто будет».
, ,!
«Никуда я не полечу!!!»
!!!
«Конечно, это странно, кто же спорит. Для молний нужна большая влажность. А это значит, что где-то в Дортуре растаяло много снега и льда».
?
«Ничего мы не будем делать. Иди уже в дом, беспокойная ты моя!»
Отряхивая веником снег с обуви, Мелания отказалась обсуждать со мной разгул несвойственной для Дортура стихии. Вместо этого она отмотала четверть часа назад:
Вы так и не сказали мне, есть ли адрес у нашей Главной?
Я с трудом переключилась на старую тему:
Она живет в Завыбели. Так мне сказал Серафим
До или после того, как он тебя потерял в Чистом поле?
Тут и я вспылила:
Это, между прочим, и твой Дракон
Похоже, не очень компетентный. Я могу ошибаться, но разве допустимо, что Сколок и Иверень находятся в одной реальности?
«Тут Мелания права. Наша Вселенная, не смотря на свою масштабность, на самом деле весьма нестабильна. И может погибнуть в результате случайного события. Серафим допустил прямое нарушение причинно-следственных механизмов, что, думаю, пошатнет равновесие во Вселенной».
Конечно, пошатнет, уверенно заявила Мелания. Поэтому надо срочно решать, куда пристроить нашу Эмоцию.
В смысле?
Хозяйка даже корпусом ко мне развернулась:
Надеюсь, ты у меня жить не собралась?
Можно подумать, что я собиралась здесь задержаться. Мне вовсе не нравилось ложиться спать в выстуженную постель не на своём краю света. Глядеть полночи на самописанные картины по ледяным стенам, сплошь из изображений одних деревьев, пытаясь придумать, куда теперь жить дальше.
Странно, но все эти дубы и ясени на разных стадиях от еле определяемых абстракций до жесткого реализма каждой веточки вернули мне одно давнее воспоминание. Единожды мы с сестрой обговорили её сон, и с тех пор я ни разу не вспоминала тот разговор. Но воспроизвелся он точно, словно я заучила его бесконечными повторениями:
«Ты даже не представляешь, что это был за Лес! Я бродила под такими высокими деревьями, что их нижних веток невозможно было разглядеть. Вершины этих гигантов уходили куда-то выше атмосферы. Это были порталы в другие Миры.
Я была там с тобой?
Не знаю. Помню лишь, что вошла в дерево, чтобы отправиться за пределы планеты. Не в буквальном смысле как в дверь, а просто очутились внутри ствола.
А потом.
Потом я проснулась».
Миру нужно не твое благо, но твое участие.(автора не знаю)
Я не могла глаз от него оторвать.
Все в этом человеке по отдельности было некрасивым. Слишком широкие плечи для среднего роста. Правосторонняя согбенность линии спины. Жилистые руки. Волосы длиннее общепринятых норм. Резкие скулы. Брови, как кусты. Нос своими изломами, вообще, лишал черты какой либо мягкости. И при всем этом я по любому случаю выходила в больничный коридор позвонить по телефону, купить булку в буфете, помыть стакан лишь бы еще раз убедиться, что неправильности иногда складываются песней. Я разглядывала этого человека, занимающегося тяжелой работой, как произведение искусства авангардного направления. Какой-то ходячий кубизм представлял собой этот санитар.
Его звали Сантой.
За пару больничных вечеров я много узнала об этом человеке. Он нравился медсестрам, поэтому даже не пришлось задавать наводящих вопросов. Я спросила всего один раз, заметив, через широкие окна приемного покоя, как санитар курит в окружении врачей. Он был единственным из этой компании белых халатов в форме зеленого цвета. Что-то рассказывал, жестикулируя левой рукой, в то время как правая, которой он почти не двигал вне работы, тяжело висела вдоль тела. Он был в центре этой группы мужчин и, похоже, задавал тему для разговора. Врачи смеялись, потом о чем-то спорили, а санитар, внимательно слушая, подносил сигарету ко рту, зажав в раскрытой ладони, а убирал двумя пальцами.