Что может быть лучше ниспосланного падре Алваро земного рая?
Разве что небесный?
Нет, падре Алваро успеет в него попасть.
У доньи Кармелиты тоже был свой резон скрывать от окружающих состояние падре Мануэля. С кем, если не с ним, она будет беседовать? Кому ещё можно доверить сокровенные тайны души, смешивая их с городскими сплетнями и разбавляя аккуратными дозами горьких признаний в тайном пьянстве и наступившей импотенции мужа? Неважно, что падре Мануэль, скорее всего, неизлечимо болен, главное, чтобы об этом не узнали другие. Все думают, что падре выздоровел, и что же теперь опять заболел? Нет, нет и нет, Кармелита не допустит этого.
Она бросилась отдавать распоряжения.
Падре Алваро, бегите в аптеку, да поскорее. Купите там нашатырю, я-то знаю, что у вас его нет. Ещё купите успокоительных капель, а если спросят зачем, скажите, что беременной прихожанке нехорошо, так как она проделала дальний путь и устала, и с ней возится падре Мануэль, и он-то и послал в аптеку. Про него не забудьте сказать, слышите? Как скажете, так они и поймут, что с ним-то как раз всё в порядке. Чего вы стоите, падре? Идите, идите!
Падре Алваро оказался проворным малым. Сбегал трусцой в аптеку, принёс необходимые капли и нашатырь, вдвоём с доньей Кармелитой они привели падре Мануэля в чувство, под руки отвели в келью и уложили на узкую жёсткую кушетку. Дали ещё капель и воды. Затем донья Кармелита наказала падре Алваро вернуться в зал на тот случай, если кому-нибудь вздумается заглянуть в церковь, а сама осталась с падре Мануэлем.
Она без перерыва что-то говорила, и падре опять было приятно её слушать. Он чувствовал себя защищённым, рядом были друзья, неумолчный говор доньи Кармелиты омывал его журчащим родником со всех сторон справа, слева, сверху, снизу
Конечно
Как он сразу не догадался
Присев на кушетке, он крепко схватил за руки донью Кармелиту.
Она дёрнулась в ответ, но вырывать рук не стала.
Донья Кармелита, проникновенно глядя на неё, заговорил падре Мануэль, я больше не могу.
Чего не можете, падре? спросила донья Кармелита и с некоторым усилием, но осторожно, стараясь не обидеть падре, освободилась от него.
Я не могу больше молчать. Мне необходимо поделиться. С вами. Я я я боюсь, поэтому помогите мне, вы должны мне помочь, ведь я погибаю, а все вокруг отвернулись от меня. И даже Он, Мануэль поднял вверх трясущийся палец, даже Он отвернулся от меня!
Ничего не понимаю, пролепетала донья Кармелита.
Сейчас! воскликнул падре Мануэль.
Он неуклюже вскочил, путаясь в подоле сутаны, бросился к комоду, с трудом открыл сопротивлявшийся ящик, извлёк оттуда фигуру ангела и поднял её высоко над головой. Примерно так, как спортсмены поднимают победные кубки на радость ликующей толпе.
Вот он, донья Кармелита. Вот виновник всех моих бед, обличающим тоном заговорил он. Да-да, не удивляйтесь. Смотрите на него. Вот кто хочет погубить меня. Знаете, он ведь разговаривает со мной. Нет, не только он. Я сам, слышите, САМ разговариваю с собой, а он ещё и подстрекает меня. То есть не меня, а его, мой второй голос. Столкнёт нас, а потом слушает, как мы ссоримся, и радуется. А знаете, почему он радуется?
Падре Мануэль порывисто опустил скульптуру, торопясь, засунул её обратно в ящик и торжественно объявил:
Он хочет разлучить меня с ангелом!
С кем? спросила донья Кармелита. С кем хочет разлучить?
С маленьким кудрявым ангелом, настоящим, между прочим, ангелом, а не деревянным идолищем, в которого к тому же вселились бесы!
Б-б-б-е-сы? заикаясь от охвативших её разноречивых чувств, переспросила донья Кармелита, продолжая прижиматься к стене, чтобы быть подальше от не в меру возбуждённого падре.
Донья Кармелита, горячо зашептал падре. Господь не случайно сблизил нас, и вы сейчас узнаете от меня всю историю, так как вы одна способны меня понять.
Я я
Падре Мануэль нетерпеливо махнул рукой в сторону заикавшейся доньи Кармелиты и, указывая на входную дверь, будто за ней находились герои его монолога, заговорил:
Они привели его в церковь. Тогда привели, в День Всех Святых. Такого маленького, одинокого, испуганного. Настоящую песчинку среди скал. Да-да, именно так они все выглядели тогда. Он, маленький и испуганный, и они тут падре поднял руки и выпучил глаза, огромные! Возвышались над ним, как скалы, вздымались, как бушующие волны. А он хотел спрятаться. Такой трогательный, такой беззащитный Крохотная улитка, потерявшая домик
Д-д-о-м-и-к? по-прежнему заикаясь, переспросила донья Кармелита, но падре Мануэль уже не слышал её.
Его щёки обрели привычную бледность, руки остались на весу, губы произносили фразы монотонно, как молитву, глаза были закрыты, и донья Кармелита окончательно растерялась. Она вдруг увидела перед собой совершенно другого падре, и этот, другой падре нравился ей гораздо меньше прежнего. В этом, другом падре было не более возвышенной благости, чем, к примеру, в ней, а может, даже и меньше. Просто у падре хорошо подвешен язык, он многое знает и умеет слушать. Ах да, и ещё сутана. Конечно. У него сутана и умение слушать.
Перед доньей Кармелитой промелькнула вся её жизнь. Раннее замужество и внезапная смерть совсем молодого мужа, годы прозябания в принадлежавшей родителям лавке по продаже тканей, затем неожиданная удача в виде обеспеченного вдовца, недавно получившего прокурорский чин. Только что прошедший курс лечения от алкоголизма Пабло Лопес женился на хорошенькой продавщице не по любви, а потому, что ему необходимо было жениться, но для дочери владельца лавки тканей не имели значения чувства. Главным было то, что брак освобождал её от унылого прозябания в семье, и ради этого стоило выйти замуж за почти незнакомого человека.
После свадьбы они сразу же приехали сюда, в богом забытый городок, где испокон веку жила мать мужа доньи Кармелиты и где поначалу всё шло хорошо. Статус жены прокурора автоматически сделал бывшую продавщицу тканей важной персоной в городке, и с тех пор донья Кармелита всегда занимала лучшие места в церкви и на площади во время праздника и числилась в первой десятке в списках приглашённых на приёмы к мэру. Но именно здесь, в почётном статусе жены прокурора она взяла на душу свой самый большой грех, когда, будучи на пятом месяце беременности, убила в собственной утробе близнецов. На пятом месяце! Во всём случившемся была виновата свекровь, мерзкая старуха, возненавидевшая её с той минуты, когда Кармелита впервые появилась на пороге их старинного, постепенно ветшавшего дома. А как она гаденько улыбалась, когда сообщила ей, что Паблито завёл себе зазнобу на стороне! Именно из-за измены мужа донья Кармелита пошла на подпольный аборт, ведь никто из легальных врачей не брался прерывать беременность на столь позднем сроке. Она долго болела потом, всё никак не могла выправиться, в итоге так и не выправилась и навсегда осталась бесплодной. Красивое гибкое тело после болезни ссохлось, когда-то миловидное лицо превратилось в подобие печёного яблока, в душе поселилась пустота, а она сама стала просыпаться в слезах и ознобе, потому что постоянно видела себя в снах со своими неродившимися детками.
Наступившая в результате сердечной недостаточности смерть свекрови облегчения не принесла. Напротив, сделалось только хуже. Ведь рядом не стало той, кого можно было упрекнуть.
Появление в городке падре Мануэля донья Кармелита восприняла как ниспосланное свыше прощение за совершённый в молодости грех, а в душе затеплилась надежда ещё и на исцеление прокурора от привычки, губившей его карьеру и подавлявшей его когда-то разностороннюю личность.
Привычка, к которой он вернулся после того, как произошла трагедия с детьми.
Что говорит этот священник? Какой домик, какие волны?!
Донья Кармелита бросилась к падре Мануэлю, схватила его за грудки и встряхнула с такой силой, что у него затрещали шейные позвонки. Содрогнувшись, падре открыл глаза и прямо перед собой увидел искажённое яростью и от этого показавшееся ему невероятно уродливым лицо прокурорши.
Продолжая трясти падре, донья Кармелита зашипела ему в лицо ужасные слова:
Педофил! Развратник! Растлитель младенцев! Ты будешь, нет, ты уже горишь в геенне огненной! Ты ты я Я пожалуюсь архиепископу! Нет, я напишу римскому папе про тебя, преступник!
Падре Мануэль вдруг понял, что сейчас убьёт эту тощую стерву. Он возьмёт её в-о-о-о-т т-а-а-а-к, за морщинистую жилистую шею. И сожмёт в-о-о-о-т т-а-а-а-к, крепко-крепко. И будет сжимать и сжимать, пока она не начнёт хвататься руками за воздух.
А потом у неё задёргаются ноги и она сдохнет.
Вот так.
Только обмочилась, мразь. Ну ничего. Это ерунда.
IV
В келье послышался скрип.
Падре Мануэль поднял голову от распростёртого перед ним неподвижного тела доньи Кармелиты и увидел державшегося за дверной косяк падре Алваро. На смуглом, испещрённом глубокими бороздами лице священника ничего не отражалось, он просто стоял и смотрел на задушенную донью Кармелиту так, как смотрят на брошенную в неположенном месте вещь.
А за ним падре Мануэль заметил маленького ангела.
Ангел стоял немного поодаль от падре Алваро, у выбеленной до синевы коридорной стены напротив, и не мог просматриваться за падре Алваро в дверной проём хотя бы в силу своего роста, но для падре Мануэля подобные досадные препятствия отсутствовали в принципе. Он бы увидел ангела даже через стену.
Заметив, что падре смотрит на него, ангел улыбнулся и, одобрительно кивнув круглой кудрявой головой, произнёс звонким мальчишеским голосом:
Ты всё правильно сделал, Мануэль. Ты молодчина. А я пришёл за тобой. Пойдём?
И, не оборачиваясь, побежал вглубь коридора.
Падре Мануэль вскочил и, путаясь в полах сутаны, рванул следом за ним.
Падре Алваро об ангеле не знал и тем более не мог видеть его, поэтому решил, что падре Мануэль хочет убить его, как только что убил донью Кармелиту и тоже бросился бежать.
Убегая, он хотел закричать, но предательская глотка не выдала ничего, кроме жалкого верещания. Падре Алваро бежал, размахивая короткими руками и забавно переваливаясь на внезапно ставших ватными ногах, в ушах у него свистел ветер, ныли не привыкшие к нагрузкам мышцы, уже стало сводить икры, а он всё убегал и убегал подальше от того страшного места, где убивает прихожан безумный падре Мануэль, и смог остановиться, только когда заметил, что находится в центре площади, среди удивлённых необычным кроссом священника горожан.
Заметив, что его разглядывают, падре Алваро остановился и, с трудом переводя дух, заставил себя оглянуться, но позади никого не было. Он постоял ещё немного и вновь заставил себя обернуться, чтобы убедиться, что ему не показалось и за ним действительно никто не гонится. Убедившись, перекрестился и быстрым шагом пошёл в полицию.
V
Боже, как круты ступени и как их много! Они закончатся когда-нибудь?! бормотал падре Мануэль, карабкаясь вслед за бегущим впереди ангелом по узкой винтовой спирали лестницы, ведущей на колокольню.