Мне не нравится, что на китов охотятся, но опять же, я часто думаю, что прекрасное природное равновесие именно в том и заключается, что все живые существа едят друг друга. Я даже немного завидую обитателям Азорских островов и эскимосам, которые охотятся на китов с маленьких лодок при помощи ручных гарпунов. Они должны приблизиться к своей жертве на опасное расстояние, а когда шансы охотника и добычи равны, они, должно быть, связаны уникальной братской близостью.
Я смотрю вниз, на кусок китового уса, который висит на шнурке на моей шее. Что он означает? Во мне течет кровь индейцев чероки, поэтому я начинаю думать об обычаях своих предков. Они использовали амулеты для связи со своими «сородичами» в природе. Орлиные перья, медвежьи когти но что мне может подходить больше для напоминания о великих духах моря? Является ли это совпадением, что я чувствую себя настолько близким к китам, ношу в качестве украшения кусочек плоти этого существа и мне выпало от них такое испытание? Или здесь есть более глубокий смысл? Нет. Я не верю в это. Из бесчисленного множества происшествий, случающихся каждую секунду, многие происходят при необычных обстоятельствах. Жизнь должна подпитываться не только пищей, но и смыслом, а именно эти рассказы придают происшествиям смысл. Я прихожу к самому уникальному и удивительному заключению: странное совпадение, малая вероятность, чудо. Мне нужна чудесная сказка. Могу ли я сложить легенду из этой главы моей жизни? Является ли кит моим тотемом, моим зверем-родичем? Является ли это испытанием этого тотема, испытанием моего внутреннего кита?
У меня остается три литра воды. Достаточно ли этого для шестнадцати дней? Может быть, мне удастся собрать немного дождевой? Мне надо продержаться всего двадцать дней. Если плот не получит повреждений, то у меня есть шанс.
Вдруг поверхность воды перед плотом прорезает плавник. Я бросаюсь к окну, ищу на ощупь весло, чтобы отогнать это существо. Я вижу обтекаемый силуэт холодного голубого оттенка, кружащий подо мной. Существо без особых усилий двигается быстрее моего плота. Когда проходит следующая волна, застилавшая мне обзор, существо устремляется вперед и исчезает из вида. Это небольшой, метровый обитатель океана. Краем глаза я вижу часть еще одного плавника, несущегося вниз со следующей волны. Он по диагонали плывет ко мне и проносится прямо перед плотом. Это не акула. Это рыба. Рыба! Прекрасная, вкусная, сладкая голубая рыба!
съест мой жир,потом он сожрет мышцы,а затем начнетглодать мозг.Я судорожно роюсь в своей сумке с аварийным снаряжением, хватаю подводное ружье и гарпун. Постой-ка а вдруг это сильная рыба? Я наспех привязываю кусок линя к рукоятке ружья и к плоту. В животе урчит. Я прожил четыре дня на полкило еды. Я весь трясусь от возбуждения.
Я должен следить за волнами. Так как я, со всем своим весом, нахожусь на подветренной стороне плота, то волна может с легкостью перевернуть нас. Временами мне приходится прыгать назад, на наветренную сторону, и оставаться там, пока не стихнут пенные гребни. Одновременно я высматриваю дорад. В длину они до метра с небольшим и должны, судя по всему, весить десять-двенадцать килограммов. Они сильны, так что поймать их непросто. Один матрос на Канарских островах как-то рассказал мне о дораде, в щепки разнесшей кокпит яхты, когда пострадала в том числе и прикрученная болтами подставка штурвала. Сплошной спинной плавник тянется от покатой головы вдоль аквамариновой спины до яркого хвоста с желтыми лучами. Именно хвосты этих рыб видны издалека, они пронзают воду, когда рыба скользит вниз по волнам. Эти рыбы широко известны своим проворством, силой, красотой и вкусом.
Раньше я не только никогда не ловил дорад, но даже не встречался с ними в океане. Разумеется, для них море не угроза. Это их дом, их лужайка для игр и развлечений. Некоторые плавают примерно в двух метрах от меня, прямо за пределами досягаемости. Но из любопытства они то и дело подплывают ближе. Поверхность отражает солнечный свет, прицелиться непросто, а качающийся плот скверная платформа для точной стрельбы. Я делаю несколько попыток и сильно промахиваюсь. Солнце начинает садиться, и голод остается неутоленным.
Следующие два дня приносят еще больше солнца, ветра, волн и дорад. Выпрыгивая из воды, прочертив в воздухе трехметровую дугу, они боком падают обратно в воду. Эдакие толстые проворные китята. Будь у меня во рту что-нибудь кроме вязкой массы, у меня потекли бы слюнки. «Плывите сюда, красотки, еще немного поближе», приговариваю я. Но когда они приближаются, гарпун снова летит мимо цели.
Мой разум порождает фантазии о пище и питье и все время возвращается к «Соло», к килограммам фруктов, орехов и овощей, к литрам восхитительной пресной воды. Я вижу себя открывающим ящики и достающим еду. Я воображаю, как можно было бы спасти яхту: переместить запасы, выбросить балласт, поднять ее в открытом океане и снова плыть. Что было бы, если бы мы не отделились друг от друга? Что было бы, если бы мы не отплыли с Канарских островов? Что, если Прекрати! Яхты больше нет. Сконцентрируйся на том, что происходит сейчас, старайся выжить!
Снова пробую использовать один из опреснителей на солнечной энергии. Так как он плывет впереди плота, его мешок-водосборник волочится за ним по поверхности. Это мешает пресной воде стекать в него. Мне приходится постоянно выливать маленькие порции воды из баллона. За целый день я набрал двести пятьдесят миллилитров. Море продолжает болтать опреснитель до тех пор, пока не отрываются петли, к которым прикреплен его трос. Я часто выливаю воду, так как обнаруживаю, что она соленая. Мое тело все сильнее жаждет воды. Я бы отдал все за возможность напиться, но могу позволить себе только иногда делать глотки. Открываю первую жестянку с пресной водой. Остается два с третью литра, этого должно хватить на пятнадцать дней жизни, если мне удастся поймать свежую рыбу, чтобы пополнить запас жидкости в организме. Если же нет, то мне остается всего десять дней.
Вещи на плоту наконец высохли, и я снова могу спать по ночам. Благодаря снам я убегаю от реальности. Каждый час я снова просыпаюсь в своей тюрьме, волосы выдираются из-за трения о резину, суставы ноют, так как я не могу вытянуться.
10 февраля, на шестой день жизни на плоту, поднимается сильный ветер: Атлантический океан продолжает «перетасовываться». Этот термин моряки обычно используют для обозначения беспорядочных волн Атлантики. Гребни волн приближаются с северо-востока, востока и юго-востока. Они разбиваются о три стороны плота, заставляя его танцевать рок-н-ролл. Впрочем, наше движение теперь больше направлено на запад, это более прямой путь к Вест-Индии.
10 февраля
6-й день
Но за белой полосой всегда следует черная. Опять надо ремонтировать днище. Немного поколебавшись, я все же решаю использовать остатки ремкомплекта и прилаживаю заплату. Я чувствую слабость. Опреснитель производит только солоноватую воду, и я убеждаю себя не пить больше двухсот пятидесяти миллилитров в день из моего запаса. Прекрасные дорады лишь дразнят меня, оставаясь вне досягаемости, быстро и неуловимо перемещаясь. Одна проплывает рядом, и я стреляю. Гарпун дергает мою руку. Я попал! Плот крутится на месте, но потом рыба уплывает. Серебристая стрела безвольно висит на конце веревки. Она слишком слаба, чтобы проткнуть эту рыбу насквозь. Сначала голод съест мой жир, потом он сожрет мышцы, а затем начнет глодать мозг.
Я склоняюсь над надувными кругами и вглядываюсь в морские глубины. Ни рыбы, ни водорослей, лишь пустая синева. Неужели я упустил единственный шанс раздобыть еду? Неужели рыбы ушли? Вдруг сбоку, в сорока метрах, появляется тень, с невероятной скоростью скользящая прямо к плоту. Трехметровое бежевое тело с узнаваемой широкой головой-молотом говорит все, что мне нужно знать. Акула-людоед. Спинной плавник не разрезает воду. Длинному, обтекаемому телу почти не приходится двигаться, чтобы мчаться вперед. Мое сердце сильно стучит. Я крепко сжимаю подводное ружье. Если я выстрелю, то потеряю стрелу. Я пристально смотрю на акулу, скользящую подо мной, прямо у поверхности воды. Круто развернувшись, она возвращается, теперь двигаясь быстрее. Словно разгоняемая центробежной силой, она мчится к плоту. У меня пересохло во рту, руки трясутся. По телу течет холодный пот. Выполнив полный круг, чудовище поворачивает по ветру и исчезает в синеве так же быстро, как появилось. Эта картина всегда будет стоять у меня перед глазами. Как часто они будут приходить? В любом случае я никогда не отважусь искупаться, прыгнув с плота.
Начинаю думать о Боге. Верю ли я в него? Я не могу согласиться с концепцией некоего сверхгуманоида, но верю в чудесный и духовный порядок вещей человеческого существования, природы, Вселенной. Я не знаю, как это происходит на самом деле. Могу только догадываться и надеяться, что это касается и меня.
ОПРЕСНИТЕЛЬ НА СОЛНЕЧНОЙ ЭНЕРГИИ. Опреснители, которые я использую, военные модели, продаваемые как излишки. Теперь они уже не производятся, но и другие опреснители работают по тому же принципу. У моих максимальная производительность почти литр пресной воды в сутки, чего хватает для выживания в течение двух дней.
ОПРЕСНИТЕЛЬ НА СОЛНЕЧНОЙ ЭНЕРГИИ. Опреснители, которые я использую, военные модели, продаваемые как излишки. Теперь они уже не производятся, но и другие опреснители работают по тому же принципу. У моих максимальная производительность почти литр пресной воды в сутки, чего хватает для выживания в течение двух дней.
В лучшие дни я и получаю столько, но часто всего пол-литра.
Тканевое дно (1) дает просачиваться лишнему количеству морской воды. Когда дно сырое, оно становится воздухонепроницаемым и дает возможность надуть пластиковый баллон (2). Морская вода льется в расположенный сверху резервуар (3). Первые полтора-два литра сливаются по трубке в балластное кольцо для соленой воды (4). Остальная морская вода стекает из резервуара через крошечный клапан. Подвижная струна (5) прочищает клапан и помогает регулировать силу потока. Из клапана морская вода капает на черную впитывающую ткань (6). Ткань подвешена внутри баллона, она прикреплена к его сторонам на петлях (7), которые не дают ткани прикасаться к баллону, иначе впитавшаяся вода стекала бы по его внутренней поверхности и загрязняла дистиллят. Черная ткань полностью пропитывается морской водой. Часть воды испаряется. Пар, показанный волнистыми стрелками, собирается маленькими каплями пресной воды (8) на внутренней поверхности баллона. Капли стекают в предназначенный для пресной воды, или дистиллята, резервуар (9). Оттуда вода отводится по трубке (10) в водосборник для дистиллята (11). Трубка оснащена деталью, позволяющей снимать водосборник и выливать из него воду. Для того чтобы вода лучше стекала, водосборник утяжелен свинцовым грузилом. По средней части опреснителя проходят цилиндр и вытяжной шнур (12). Хотя опреснитель предназначен для того, чтобы использовать его в воде, приходится пользоваться им на борту плота.