Дед Иван детей любил без ума, о чем я сама знала, судя по тому, как он любил нас, внуков. Но характер у него был одновременно и очень добрый, и вспыльчивый. А ругался он так, как больше не умел никто. Рассердившись, кричал: «Родимец тебя расшиби». Я очень долго думала, что родимец это что-то вроде сердитого бога, который должен ударить и расшибить человека. И только став взрослой, узнала, что родимец это болезнь, которую дед мой призывал на голову разгневавших его людей.
Дед Иван детей любил без ума, о чем я сама знала, судя по тому, как он любил нас, внуков. Но характер у него был одновременно и очень добрый, и вспыльчивый. А ругался он так, как больше не умел никто. Рассердившись, кричал: «Родимец тебя расшиби». Я очень долго думала, что родимец это что-то вроде сердитого бога, который должен ударить и расшибить человека. И только став взрослой, узнала, что родимец это болезнь, которую дед мой призывал на голову разгневавших его людей.
Бабушка Оля рассказывает, что однажды я, лежа в люльке, ни с того ни с сего раскричалась, а она хотела во что бы то ни стало доварить борщ и уговаривала меня ласковыми словами, просила потерпеть. Но я, однако, ни на какие уговоры не шла, и орала что есть мочи. Дед под этот мой крик незаметно вошел в дом. Постояв минутку-другую, грозно осведомился у бабушки Оли, не оглохла ли она, на что та виновато ответила, что хочет доварить обед.
Ах ты, родимец тебя расшиби! заругался дед. Ребенок, значит, разрывается, а ей борщ приспичил!
И, подскочив на хромой ноге, взял кастрюлю и опрокинул ее наземь. И вся семья осталась без ужина, что по тем временам было очень даже плохо. Но дедушка, тут же успокоившись, сказал:
Ничего, чайку попьем.
Вспышки такого, часто неоправданного гнева мне не раз приходилось видеть, но я нисколько не боялась. Я только ждала, когда дед что-нибудь бросит на пол или крепко стукнет кулаком по столу. Тогда, объясняла бабушка Оля, он отходит сердцем. Она даже старалась подсунуть ему деревянную миску либо железную кружку, чтоб те не разбились. И подбирала их со словами: «вот и хорошо, и слава Богу»
И еще был, пожалуй, один решительный поступок со стороны бабушки Оли, в котором, однако, есть кое-какие сомнительные моменты.
Дед мой, который из-за хромой ноги в гражданскую не мог воевать, ушел в дальние края на заработки плотничать, чинить швейные машинки да класть печи. В это время шли в Рудне ожесточенные бои, и бабушка Оля спасла раненого красногвардейца.
Захожу в сарай за сеном, корову накормить, рассказывает бабушка, слышу, а в сене кто-то дышит. Я перекрестилась: батюшки-светы Пригнулась: человек весь кровью залитый
В общем, выходила бабушка красногвардейца. И мне эта история из бабушкиной биографии очень нравилась. Но однажды черт меня дернул спросить:
Бабушка Оля, а откуда ты знаешь, что это был красноармеец?
Бабушка Оля посмотрела на меня, помолчала и сказала:
Так мне думалось.
А может, это беляк был?
Все может быть, согласилась спокойно бабушка Оля. Я тогда про это не думала
Да как же так, заплакала я, это же был наш враг.
Бабушка Оля махнула рукой:
Какой там враг Ему всего-то лет семнадцать было
Мне хотелось помочь вспомнить бабушке Оле, что это был именно красноармеец.
Бабушка, умоляла я. Ну, подумай, кто тогда отступал?
Кажется, красные, неуверенно говорила бабушка. Или нет, белые Забыла я
Ну, а кто деревню занял, помнишь?
Вроде зеленые
Вот такой невыясненный факт остался в биографии моей бабушки Оли.
Но, пожалуй, самым решительным и по-настоящему мужественным поступком со стороны бабушки был отъезд из родной Рудни в Душанбе, вслед за моими родителями, геологами, которые по комсомольской путевке поехали в молодую республику, так нуждавшуюся в молодых специалистах.
К тому времени родилась моя старшая сестра Вера, а меня и моего брата Витюни еще на свете не было, когда дедушка единственный раз, по его признанию, предоставил бабушке Оле самой решать такой жизненно важный вопрос, и она сказала: поедем.
Уже весь скарб собрали, и во дворе стояла загруженная телега, чтоб везти нас к поезду, вспоминает бабушка Оля, я вошла в свою хату, поклонилась в тот угол, где висела икона и говорю: «Ну пошли, пора, батюшка».
Это ты кому, божьей матери?
Домовому, шепчет бабушка Оля. Домового если не позвать, он может обидеться и сам не пойти
А зачем он нужен?
Эко, скажешь бабушка Оля смотрит с укоризной. Как-же без него
С домовым у нее свои сложные отношения. Он вроде бы и очень хорошо относится к бабушке Оле не щекочет ее и не душит, и о несчастьях предупреждает, но помочь, видно, не может.
Так, перед войной, когда нас с братом еще не было на свете, он всю ночь кряхтел и стонал, и вздыхал. Наконец, бабушка, понимая, что он хочет и никак не решится сказать ей о какой-то надвигающейся беде, решила помочь ему:
Так, перед войной, когда нас с братом еще не было на свете, он всю ночь кряхтел и стонал, и вздыхал. Наконец, бабушка, понимая, что он хочет и никак не решится сказать ей о какой-то надвигающейся беде, решила помочь ему:
К добру, батюшка, или к худу? спросила она, и домовой ответил:
Ох, к худу
А утром объявили войну.
И еще раз предупредил он ее о несчастье: перед гибелью моей мамы. Тогда нас у нее стало уже трое. Я появилась на свет огненно-рыжей, похожей на своего дедушку Ивана. Это потом мои волосы посветлели, стали золотистыми. А тогда решили, что самое подходящее имя для меня Аля, только долго ломали голову каким должно быть полное Альбина? Алевтина? Алла? Остановились на Алине Младшего брата назвали Витей в память о священнике, воспитавшем бабушку. А через несколько лет погибла в самолетной катастрофе мама. И тоже накануне вздыхал, всхлипывал домовой.
Конечно, вроде бы какой смысл в предупреждении домового, если избежать несчастья невозможно? Но, оказывается, есть у него и другие заботы. Вот, например, в послевоенные годы, когда в Средней Азии, а может, и во всей стране, было полно шпаны и о кражах слышалось то и дело, в наш дом ни разу не залезли воры, в чем, как считала бабушка, заслуга полностью домового. Правда, я не знаю, что бы воры смогли найти тогда в нашем доме, но это уже другой вопрос.
Наш домовой, кроме прочего, был еще и большой шутник. Иногда поутру никак не найдешь брошенную с вечера майку или тапочки. И уже пускаешься в рев, как бабушка скажет: Ну-ка, успокойся, да попроси: «батюшка-домовой, поиграй да отдай». Я тут же успокаивалась и начинала подсматривать: куда же он бросил мою маечку? И находила ее либо под кроватью, либо еще где
Бабушки Оля и Тоня пьют морковный чай с сахарином и говорят о неинтересном. Я перестаю слушать, задумываюсь и мечтаю о том, чтобы оказаться поблизости, когда будет умирать бабушка Тоня, хотя я ее люблю и не хочу, чтоб она умирала. Зато уж обязательно возьму у нее из рук веник или какой другой предмет. И если изменит мне парень-красавец, непременно высушу его. Однажды я даже поделилась своей мечтой с бабушкой Олей, чем очень напугала ее.
Упаси тебя Бог! Колдуньи-то они все несчастные. У них так на роду написано
Я уже задремала со своей колотушкой за печкой, когда в дом ворвалась соседка Сидоровна. Оказывается, ей кто-то сказал, что к нам пришла бабушка Тоня, и она прибежала, чтобы излить ей свою обиду.
Дело в том, что на днях у Сидоровны сдохла коза, которая им молока давала почти как корова, и шерсть с нее настригали на носки ребятам, и вообще была хорошая и здоровая коза, а сдохла, как считает Сидоровна, от дурного глаза моей бабушки Тони.
Ой, да как же это я не укараулила, причитает Сидоровна, и проклинает бабушку Тоню, грозит, что отольются ей слезы малых детей
Мне жалко и козу, и Сидоровну, и бабушку Тоню, которая ни слова не произносит в ответ на обвинение нашей соседки, молча встает, крепче подвязывает платок под подбородком и выходит из дому.
Я бегу за ней и прошу:
Бабушка Тоня! Скажи, что ты нечаянно глянула на козу. Ты ведь правда не хотела, чтоб у Сидоровны детишки без молока остались?
Дите глупое, бабушка Тоня гладит меня по голове. Да неужто и ты думаешь, что коза с дурного глазу подохла?
А с чего же? удивляюсь я.
Кто его знает, с чего Может, съела чего нехорошее или клещ внутренний напал
Почему же ты не сказала это Сидоровне?
Не поверит, удрученно говорит бабушка Тоня. Я замечаю у нее в глазах слезы, но все же спрашиваю:
Бабушка Тоня! Но ведь все знают, что ты колдунья. Ребятишек-то как лечишь?
Травами лечу, тут колдовать не надо. А вывихи вправлять да кости сломанные на место ставить еще в гражданскую научилась.
Тогда я решаюсь на крайнее:
Бабушка Тоня! А как же это ты без колдовства жениха высушила? Или это все тоже неправда?
Не я, а совесть его высушила, говорил бабушка Тоня.
Вся в смятении, я провожаю ее до самого домика, до ветхой избушки, которая, как и некогда в Рудне, стоит у самого края нашего поселка дальше идут уже хлопковые поля. Бабушка Тоня, хоть и поехала в Среднюю Азию следом за сестрой, но верная себе, жила одиноко. И что удивительно ее очень любили таджики, водили к ней своих больных ребятишек, а вот русские сторонились, хотя вовсе и не чурались ее помощи. Та же Сидоровна приходила однажды со слезящимся, красным глазом никак не могла достать соринку. А бабушка Тоня из глаза что хочешь достанет языком. Я удивляюсь не противно ли ей языком в глаза чужого человека лазить, однажды, когда она достала таким образом соринку у рыбака-выпивохи, спросила ее об этом.
Чище глаза ничего нет, сказала бабушка Тоня. Он слезой омывается
Раннее утро. Я просыпаюсь от негромкой перебранки, с которой начинается каждый день в нашем доме.
Дело в том, что бабушка Оля каждый день встает в пять утра, а дедушка любит поспать подольше. Теперь-то я понимаю, бабушка Оля была жаворонком, а дедушка совой, потому-то и ложился дедушка поздно и все ворочался, не засыпал. А бабушка Оля, чуть смеркалось, начинала подремывать. Но они-то не знали про такое психологическое разделение людей, а потому бабушка Оля, которая к семи часам уже побывала на базаре, разожгла печь, подоила корову и начистила картошки на завтрак, начинала ворчать:
Господи! И как это можно столько спать, куда только сон лезет
Дед, в белой исподней рубахе и кальсонах садился на кровати, и сетка под ним сурово трещала.