Мисс Вулер, совершая по субботам длительные прогулки по окрестностям с ученицами, вспоминала прошлое этих мест, рассказывала о бунтах работного люда, уволенных с фабрик, которые мстили владельцам за то, что те приобретали машины, заменившие их. Голод семей довёл уволенных до отчаянья. Они собирались в отряды, наспех пытались обучиться военным азам и всей ватагой нападали на заводы и дома своих бывших хозяев. Шарлотте больше всего запомнился рассказ об одном из них, замечательном человеке, Картрайте, владельце фабрики Роуфолд в Ливёредже, что недалеко от школы. Он, решив модернизировать производство, оборудовал свою фабрику новейшими машинами. Теперь красивое шерстяное полотно шло быстрее, обещая выгодные барыши и в будущем расширение фабрики. Но уволенные не разделяли радужных планов хозяина. В округе другую работу не найти и их засосала беспросветная нужда. Обездоленные работяги, в которых обострился национальный фанатизм, задумали отомстить иноземцу, которым они его считали. Этот высокий, статный джентльмен действительно имел в своей родословной предка иностранца. Для англичанина его кожа казалась чересчур смуглой, и глаза, слишком тёмно-карие, почти чёрные, большие блестящие и выразительные. Картрайт прекрасно говорил по-французски и несколько лет жил за границей. Всего этого оказалось достаточно, чтобы возненавидеть фабриканта, а тут ещё увольнение.
Бунтовщики вооружились кто топорами, кто палками, а некоторые, даже сумели добыть пистолеты. В субботнюю ночь 11 апреля 1812 года они ринулись к фабрике Картрайта, беспрестанно выкрикивая проклятия и угрозы в его адрес. Хотя он ожидал нападения, но вместо роты призвал себе на помощь лишь пятерых солдат и четверых преданных ему рабочих. Эта горстка во главе с фабрикантом противостояла сотням, гонимых нуждой и жаждущих мести.
Пройдут годы, и история Картрайта преобразится в один из важных и запоминающихся эпизодов романа «Шерли», который напишет Шарлотта. А пока она слушает и наблюдает, читает и размышляет.
Без Шарлотты дома скучали, а ей часто вспоминались покойные старшие сёстры. Она иногда мечтала, как было бы хорошо, что вот позовут её в гостиную, она войдёт, а там Мэри и Элизабет, но, увы
Брануэлл, четырнадцатилетний красавчик, дома стал считаться старшим и к Эмилии и Энн относился покровительственно. Да и всегда он был на особом положении, как единственный сын. Подросток всерьёз заинтересовался политикой и отошёл от игр, которыми увлекались сёстры. Брануэлл в письмах делился с Шарлоттой своими суждениями по поводу перестановок в кабинете министров, строго характеризовал ведущих политических деятелей. Спустя почти полтора года после отъезда Шарлотты из дому он пишет: «я начал думать, что интерес к политике у меня стал угасать, но недавно я получил большое удовольствие от того, что прочитал в новостях. Оказалось, Палата лордов выгнала Билла, изгнание Серого Графа меня чрезвычайно порадовало»
Немало времени проводил Брануэлл в компании местных парней. И, конечно же, рисовал, это было любимое его занятие. Особенно хорошо ему удавались портреты. Отец, видя его прекрасные способности, лелеял мечту отправить сына на учёбу в Королевскую Академию и по крохам копил деньги. Брануэлл замечал, что его считают не таким как все, и частенько этим пользовался. О себе он думал, как о будущем художнике, да и как было не появиться таким мыслям у ребёнка, которого в семье чуть не боготворили и веровали в то, что он принесёт фамилии Бронте славу.
Несмотря на некоторую избалованность Брануэлл любил не только сестрёнок и отца, но и чопорную тётю и ворчливую Табби, которые относились к нему как к молодому джентльмену. Он очень огорчался, когда кто-нибудь из домашних заболевал, и радовался тёплому солнцу в ясную погоду, потому что надеялся, что это поможет выздороветь, особенно его милым сестричкам и дорогому папе.
Эмили и Энн в отсутствии Шарлотты ещё больше сдружились и почти не расставались друг с другом. Им захотелось по примеру старшей сестры придумать свою страну. После нескольких не очень удачных попыток фантазия девочек создала Гондал. В воображении сестёр это королевство соперничало с Ангрией, и к приезду Шарлотты обрело независимость.
Возвращение старшей сестры всеми было встречено радостно. Вскоре Шарлотта приступила к обучению сестрёнок. Летом, так приятны тёплые деньки и так манит зелень лугов и благоухание цветов. Но Шарлотта не может позволить ни себе, ни сёстрам праздное гуляние. Она установила, можно сказать, твёрдый распорядок дня: «Утром, с десяти часов до половины первого я занимаюсь с сёстрами, до обеда мы гуляем. Потом до ужина шью, а после чая пишу или читаю или делаю какую-нибудь другую работу. Все дни, что этот один», пишет Шарлотта своей подруге 21 июля 1832 года. Однообразие будней уже начало тяготить её, ведь душа просит новых впечатлений. Шарлотта грустно говорит себе, что не должна думать о своём удовольствии, её долг, как старшей сестры забота о младших, её обязанность помочь им и отцу.
В правление королевы Виктории в дочерях воспитывали, в первую очередь, жертвенность, особенно во имя семьи, и сёстры Бронте не были исключением. Над личными желаниями должны преобладать семейные интересы.
Шарлотта понимала, что умненьким, но, как и она, слабым здоровьем Эмилии и Энн необходимо образование, но пока у отца такой возможности нет и будет ли в будущем неизвестно. Поэтому она большую часть времени проводит с сёстрами, передавая им свои знания. С большим удовольствием она с ними рисует. Воображение юных дев уже требовало отражения в формах и конкретных образах.
Иногда их уединённый мирок посещают гости, обычно это преподавательницы воскресной школы, приглашённые девочками на чай.
За кладбищем, слегка вздымаясь, раскинулось широкое раздолье торфяников, как бугристое лоскутное одеяло, где в живописном беспорядке виднелись чёрные проплешины торфа, чередующиеся с тёмно-зелёными островками кустарников вереска, над которыми парило сиренево-фиолетовое покрывало из цветов. В эту волнистую поверхность врезались обломки скал, будто невидимой рукой великана разбросанные по равнине. Большие замшелые камни, упавшие из гигантской пригоршни, пробили землю, породив водопад, скачущий по ним и орошающий их своими брызгами. Это были излюбленные места прогулок сестёр Бронте.
В правление королевы Виктории в дочерях воспитывали, в первую очередь, жертвенность, особенно во имя семьи, и сёстры Бронте не были исключением. Над личными желаниями должны преобладать семейные интересы.
Шарлотта понимала, что умненьким, но, как и она, слабым здоровьем Эмилии и Энн необходимо образование, но пока у отца такой возможности нет и будет ли в будущем неизвестно. Поэтому она большую часть времени проводит с сёстрами, передавая им свои знания. С большим удовольствием она с ними рисует. Воображение юных дев уже требовало отражения в формах и конкретных образах.
Иногда их уединённый мирок посещают гости, обычно это преподавательницы воскресной школы, приглашённые девочками на чай.
За кладбищем, слегка вздымаясь, раскинулось широкое раздолье торфяников, как бугристое лоскутное одеяло, где в живописном беспорядке виднелись чёрные проплешины торфа, чередующиеся с тёмно-зелёными островками кустарников вереска, над которыми парило сиренево-фиолетовое покрывало из цветов. В эту волнистую поверхность врезались обломки скал, будто невидимой рукой великана разбросанные по равнине. Большие замшелые камни, упавшие из гигантской пригоршни, пробили землю, породив водопад, скачущий по ним и орошающий их своими брызгами. Это были излюбленные места прогулок сестёр Бронте.
В сентябре Шарлотта покинула семейство на две недели. Она гостила у своей школьной подруге Эллен и повидалась с одноклассницами. В назначенный день её возвращения четырнадцатилетняя Эмили и двенадцатилетняя Энн не могли сдержать своего нетерпения, они упросили отца выйти на дорогу встречать Шарлотту. Как только показалась повозка, девочки побежали ей навстречу. Радостно обнимая и целуя друг друга, они возвращались к дому, где у порога встречали улыбающиеся отец, тётя, Брануэлл и Табби, которые бросились к Шарлотте. Трогательная сцена встречи запомнилась Шарлотте и она написала о ней своей подруге: «меня обнимали с таким удовольствием, как если бы я отсутствовала более года».
Затем Шарлотта продолжила обучение сестёр, они по-прежнему занимались ежедневно. Отец не жалел своих скудных средств на покупку книг и выписку журналов, поощряя, как и прежде чтение детей, которое тётя держала в должных, по её мнению границах, заставляя девочек вникать в ведение домашнего хозяйства. По воскресеньям сёстры посещали воскресную школу и добросовестно делились своими знаниями с детьми бедняков. Главным преподавателем, конечно же, был Патрик Бронте. Он знакомил их с деяниями святых отцов, толковал Священное писание и рассказывал о тернистом пути Иисуса Христа. Дети записывали имена и важные события тех далёких времён на грифельных досках, которые служили им вместо тетрадей. Небольшие прямоугольные шиферные пластинки лежали на коленях и их усердные пальчики выводили грифелем буковки, такие непослушные, что трудно укладывались в ровные строчки. Преподаватели школы не утомляли учеников бесконечно долгими уроками. В середине занятий устраивался перерыв. Тогда дети могли спокойно съесть принесённый с собой обед, удобно разложив его на противоположной стороне доски, как на подносе.
Эллен посетила семейство Бронте летом следующего года. Подругам хотелось встретиться намного раньше, но не позволила погода, холодная, даже весной. Эллен была приятно удивлена, она не встречала ещё ни одну семью, все члены, которой так умны и оригинальны. В свою очередь гостья завоевала расположение не только их, но и Табби, случай редкий. Доброе мнение строгой служанки ценилось, и было полезно для посетителей пастората, но далеко не все его заслуживали.
Наступившая зима оказалось на удивление дождливой и сырой. В редкие дни, когда затихал дождь, ни один лучик солнца не мог пробиться сквозь преграду из плотных серых туч. Дышать тяжёлым воздухом, насыщенным влагой становилось трудно. Многие жители Хауорта захворали. Но всем местный доктор помочь был не в силах. Жалобные и скорбные звуки похоронного плача зачастили на кладбище. У Патрика Бронте всё его время заняли печальные обязанности. Тоскливая атмосфера и сырость торфяного болота не располагала к прогулкам, и дети часто сидели дома.