А классно, пацаны, оказаться втроем на Кубе! мечтательно произнес Костик. Шурка, сечешь? Приходим с тобой в какой-нибудь генделик типа «бар». Заказываем, с понтом, «Фрозен Дайкири»
Ну да, а вокруг мулатки такие, знаешь, вроде из «Бони М».
Какое «Бони М», это полное фуфло! Мы там можем любой пласт свободно достать! Пинк Флойд, Дип Пепл, Джимми Хендрикс!
Ну ты сильно-то губу не раскатывай, заметил Борис, у них там совок похуже нашего.
Нет, а серьезно, мужики, как думаете, кого пошлют?
Ну тебя-то, Шурка, в первую очередь, хохотнул Каретник. Ты же у нас один такой женатый.
В тот вечер они единственный раз говорили об этом. Мечтали, как было бы здорово оказаться на Кубе, дышать воздухом старика Хэма, пить настоящий ром, говорить на настоящем испанском, слушать какую хочешь музыку. Свобода!
Поговорили, помечтали, даже прикинули, у кого в группе какие шансы и все.
После того вечера на эту тему как будто кто запрет наложил. Никто больше об этом не заговаривал. Только и Коська, и Борик очень скоро и как-то по-тихому, не говоря никому (а ведь раньше любая мелочь была поводом собраться и «бухнуть»), оказались женаты.
Борик женился на однокурснице Раечке, один взгляд на которую говорил: очень умная. Ну просто очень, очень умная девушка. Это все, что можно было сказать о ее внешности. Раньше ее никогда с Бориком не видели. Случилось все тихо, никто и не заметил. У Борика всегда все было тихо.
А вот Костик Каретник мог бы и не зажимать свадьбу.
Глава 5. Костик
Всему курсу были известны его страдания, все пять лет бегал за одной, терпел то, за что уважающий себя мужик любую послал бы куда подальше. И вот все-таки выбегал свое, женился. Женился, точно, не ради заграничной перспективы.
А она? Костик об этом думать не хотел. Разве это важно? Для него совсем не это. Она его жена. Как бы ни было, что бы ни было, а это уже случилось, это есть. Зачем копаться? Пусть она его фамилию не взяла, и живут они по-прежнему в разных квартирах. Это пока, он знает.
Вот защитятся, получат распределение, съедутся. Квартира есть, мама может к своему Смирнову переехать.
Костик видел в мечтах, как Лелька будет беременной, потом еще, потом еще. Привыкнет к дому, работать не будет. Он мечтал о большой крепкой семье. Представлял себе, как они с женой будут говорить дома по-испански, по-английски, чтобы языки прививались детям с детства. Мечтал, как дети начнут привыкать к музыке, к игре на фортепиано без окриков, без насилия.
Отец в детстве покрикивал на него, вечно был им недоволен. Костик изо всех сил старался угодить отцу, но быть с ним рядом ему всегда было тяжело. Он любил, когда отец уезжал и они оставались с мамой вдвоем. Отец уезжал часто, он был геологом, начальником партии и вообще, если посмотреть со стороны, был человеком незаурядным.
Костик видел в мечтах, как Лелька будет беременной, потом еще, потом еще. Привыкнет к дому, работать не будет. Он мечтал о большой крепкой семье. Представлял себе, как они с женой будут говорить дома по-испански, по-английски, чтобы языки прививались детям с детства. Мечтал, как дети начнут привыкать к музыке, к игре на фортепиано без окриков, без насилия.
Отец в детстве покрикивал на него, вечно был им недоволен. Костик изо всех сил старался угодить отцу, но быть с ним рядом ему всегда было тяжело. Он любил, когда отец уезжал и они оставались с мамой вдвоем. Отец уезжал часто, он был геологом, начальником партии и вообще, если посмотреть со стороны, был человеком незаурядным.
Костик рано стал догадываться, что мать не единственная женщина в жизни отца. Однажды, когда Костик был в десятом классе, отец сказал:
После школы подожди меня, я за тобой заеду. Поедем, познакомлю тебя с моей «полевой подругой».
Костик тогда мучительно покраснел, но отказаться не смог, просто не нашелся, что сказать.
Она показалась Костику слишком молодой, почти ровесницей. В разговоре он никак не мог поймать верный тон. Ни как с человеком отцовского круга, ни как с ровесницей общаться с ней было невозможно. А отец, казалось, не испытывал никакого неудобства, подтрунивал над ней, подмигивая Костику, как приятелю, который сам взрослый мужик и все понимает.
После этого было очень стыдно вернуться вместе с отцом домой, к матери. Костик чувствовал себя предателем. Когда родители вскоре развелись, Костик вздохнул с облегчением.
Пять университетских лет он прожил с матерью вдвоем, не считая тех, довольно, впрочем, частых случаев, когда после шумных посиделок у них оставались ночевать один-два его приятеля, а иногда и приятель с девчонкой.
То, что их с матерью квартира стала постоянным местом студенческих пирушек, получилось как-то само собой. И не то чтобы Костик был такой уж гуляка и любитель выпить. В школьные годы он считался в классе «ботаном» учился отлично, это ему всегда было легко. Плюс музыкальная школа, плюс английский некогда было с пацанами болтаться. Девчонки в классе тоже внимания не обращали: худой до смешного, длинный, сутулый, с детским лицом челочка, пухлые губы.
В университете его увлечение поп-музыкой и почти всегда свободная квартира неожиданно для него самого сделали его привлекательным «кадром». В компании, после пары «дринков», сидя за пианино, лихо распевая битловские песенки и балагуря на смеси английского с русским матерным, Костик чувствовал себя другим человеком: забойным парнем чуть ли не из самого Ливерпуля. К пятому курсу приятели их квартиру воспринимали уже почти как кабак и называли так: «Русановский наблюдателиат».
Мать вздыхала, но не ругалась. Тенью заходила в его комнату, как будто забыла там книгу или очки проверяла все-таки, все ли прилично. Однажды, увидев в углу батарею пустых бутылок, тихо охнула:
Неужели вы все это выпили?
Мама, не виноваты же мы, что у нас такая печень, отшучивался Костик.
Иногда, бравируя перед приятелями, Костик поддевал ее:
Вот, мама, ты работник идеологического фронта, а сын у тебя пьяница. Мать только вспыхивала румянцем.
Она никогда не противилась, если кто-то из друзей оставался на ночь: понимала, что для подгулявших студентов добираться домой среди ночи небезопасно.
Однажды это было, когда он уже учился на четвертом курсе, мать попросила его:
Костя, сегодня, пожалуйста, не приглашай ребят и приходи, если можно, пораньше. У нас будет гость.
Костик удивился: гостей у матери не бывало, если не считать тетю Валентину, дальнюю родственницу. В тот вечер, открыв дверь квартиры, он с удивлением почувствовал запах хорошего, «фирменного» мужского одеколона. И еще чего-то такого крепкого, нездешнего очень приятный запах. У него смутно мелькнуло в голове: так пахнут иностранцы в «Софии».
В комнате, в кресле напротив двери, расположился средних лет мужичок: моложавый и какой-то весь целый ничто в нем не цепляло взгляд. Потом, уже лежа в постели и думая о госте, Костик никак не мог вспомнить, во что тот был одет.
Мать, увидев входящего Костика, вскочила, как-то засуетилась. Гость тоже встал, произнес, протягивая руку:
Сергей Владимирович Смирнов, институтский друг вашей мамы.
Ну что ты, Сережа, говори ему «ты». Правда, Костик?
Конечно.
Костик улыбнулся невольно, ему было приятно, что у его «мамусика» такой клевый «кадр». Он сразу почувствовал, что этот подтянутый и какой-то не совковый мужичок для матери больше, чем просто бывший институтский приятель.
Костик улыбнулся невольно, ему было приятно, что у его «мамусика» такой клевый «кадр». Он сразу почувствовал, что этот подтянутый и какой-то не совковый мужичок для матери больше, чем просто бывший институтский приятель.
Ну и отлично. Мы ведь с тобой, Костя, практически коллеги. Мне тоже пришлось поработать переводчиком.
Классно, за границей? А в какой стране?
Это я когда-нибудь тебе расскажу. А пока ты мне расскажи, как там наш КГУ, какие перспективы распределения?
В тот вечер проговорили далеко за полночь. Костику как-то сразу стало легко с маминым другом. Смирнов стал бывать у них, и очень скоро Костик убедился, что их с матерью отношения больше, чем дружба.
Ему часто хотелось спросить, где Смирнов был раньше, почему ни разу не появлялся у них. Как-то в разговоре Смирнов оборонил фразу: «В жизни, Костя, лучше поменьше спрашивать. Надо постараться сделать так, чтобы человек сам захотел все тебе рассказать». Вот Костик и не спрашивал.
А мать она как будто десять лет с плеч сбросила и стала частенько оставлять Костику записочки на кухонном столе: «Костя, еда в холодильнике. Поешь. Меня не жди, ночую у С.В.»
Глава 6. Из дневника Тимановича
10. 09.1976
Начало второго курса. Завтра едем на картошку. Безусловно, это «лучший» способ освоения языка и культуры. Но выбора нет.
Решил вести дневник. Для пишущего человека это так же необходимо, как гаммы для музыканта. В колхозе будет много времени. Задача: разработать художественные образы на основе реальных прототипов моих однокурсников.
14.09.1976
За три дня не нашел времени писать. Плохо!
Поселили нас в домах у колхозников. В первый же вечер парни где-то раздобыли спиртное, неудобно было отказываться. Пили что-то дурно пахнущее, очевидно самогон, ели печеный картофель. Ну что ж, и такой опыт может быть полезен. Я предпочел бы коньяк, утку и сигару.
Мы должны собирать не картошку, а хмель. Оказалось, довольно-таки трудно: объем большой, вес маленький. А норма засчитывается по весу.
Обстановка довольно веселая, вокруг полно девчонок с филологического. Многие, как я заметил, строят мне глазки. Если бы они знали, как мало для меня это значит.
25.09.76
Нет, в колхозе вести дневник было невозможно. Тупая работа, тупая жизнь.
Наконец-то опять цивилизация. Единственный положительный момент познакомился поближе со своими однокашниками, первый курс в этом отношении прошел довольно бесплодно. Несколько барышень уже готовы из-за меня резать себе вены. Примитивные создания. Начал писать большой роман из студенческой жизни. Главная идея человеку с мозгами нечего делать в советском вузе.
01.01.1977
Первый день Нового года. Возобновляю дневник. На самом деле я пришел к выводу, что нет смысла писать его каждый день, достаточно фиксировать основные мысли и события, причем первые гораздо важнее. Действительно, в чем смысл записывать события и разговоры, ведь в произведении автор все равно придумывает свои. Однако некоторые сюжеты из жизни могут пригодиться для будущих произведений, например, история с Шуркой Ярцевым: ну надо быть таким лохом, чтобы за каждый день, и даже за каждую пару прогула приносить справку! Если уж тебе так повезло достать справки, так распорядись ими с умом!
Умный человек всегда найдет, как воспользоваться чужой Ну, не будем обижать друзей.