Прайс, горьковчане и «Чеховка»
Король московского «аска»
В серединее 80-х в одном из номеров «Литературной газеты» была напечатана статья «Король московского аска». Начиналась она так «Если к вам в подземном переходе в центре Москвы обратится прилично одетый молодой человек, и с сильным прибалтийским акцентом вежливо попросит на билет до Таллинна, объяснив, что остался без денег, не верьте ему это Игорь Прайс, король московского «аска».
Игорь в Гурзуфе был личностью заметной. Одетый, то в черную кепку стиля «Немецкий легионер», пошитую собственноручно, и черную кожаную жилетку на футболку, на майку, но чаще на голое тело, то «весь в белом», с объемной железной цепью на шее «у собачки галстук помыл», Прайс всегда был в центре событий. Точнее, он сам был событием. Аккуратно подстриженные усы, грудь вперед, выправка: гусар, да и только! Прайса знали все, и он всех. Его лёгкость на подъём была легендарной: за московский сезон с двадцатых чисел июля до середины августа Игорь мог трижды смотаться в Москву и обратно.
Отдыхать в Гурзуфе Прайс начал одним из первых москвичей середины 70-х, вместе с братом Иваном и друзьями по «стриту», имеющими замечательные прозвища: Дух, Псих и т. п. Гуляли широко, когда заканчивались деньги ездили «аскать» в Ялту. В речи Игоря присутствовал колоритный московский «стритовый» и питерский сленг: «Пипл! У меня есть юкс, пойдем замаксаем пару батлов «Нектара». Он проживал тогда на два города Москву и Питер, и с успехом пел в «кабаках» обоих городов: голосище имел редкой силы и узнаваемого тембра. Его задушевное исполнение любой из двух любимых песен «Диддл, дуддл, ши из май бейби нау!» и «Шаббл, даббл, дирижаббл плей!», заставляло Андрея Макаревича истошно объявлять со сцены: «Пока Игорь не замолчит мы играть не будем!». Прайс без микрофона легко перекрывал звучание любой группы, играющей в «Клетке» поселковой танцевальной площадке. В Гурзуфе на танцах регулярно играли: «Машина времени», «Виктория» и другие московские и питерские группы, не говоря уже о множестве крымских ВИА.
Непосредственно над «аллеями» располагался новый корпус Дома Творчества Художников им. Коровина. Обычно Прайс с друзьями базировался под «Грибами» стилизованной беседкой, расположенной прямо на тропе, ведущей от главного входа корпуса к променаду вдоль пляжа. Не одна группа «коровинских» отдыхающих вздрагивала от звучного приветствия Игоря: «Здравствуйте, товарищи! Тоже художники?!». До сих пор, встречая любого персонажа с папкой, напоминающей мольберт, я сразу вспоминаю раскатистый оклик Игоря.
Прайс первым из москвичей еще в конце 80-х приобрел в Гурзуфе недвижимость дачку развалюху по дороге на ул. Строителей. Осуществив небольшой ремонт, он проживал в ней сам, периодически заселялся брат с семьей, и безвозмездно жили друзья и друзья друзей: «недвижимость» никогда не пустовала.
Помимо музыкального таланта, Игорь обладал недюжинными организаторскими способностями. Однажды, встретив меня на Пятаке, он предложил пойти в поход на Ай-Петри: «Имей в виду, подъем тяжелый и долгий. Накануне пить нельзя дня три, а то не выдержишь. Народу собирается много. Я дал задание Пипетке всех предупредить знаешь, какая она обязательная! Встречаемся через четыре дня здесь же в 9 утра». Появившись раньше назначенного времени, на Пятаке я увидел человек двадцать во главе с «Пипеткой», ожидающих Прайса. Игорь возник у «Бочки» минута в минуту и, выпив залпом поллитровую кружку белой «Массандры» и облегченно переведя дух, объявил: «Поход откладывается дней на пять, если удастся прерваться». Никто из «походников» особенно не расстроился, и бОльшая часть присоседилась к Прайсу у двухсотлитровой ёмкости. Тем не менее, за 20 лет три раза мне удалось сходить с ним на гору.
Горьковчане
Трое горьковчан, называвшие себя «бригадой скорой помощи», приезжали в Гурзуф каждое лето. Видные, как на подбор, очень разные, закончившие или еще учившиеся на старших курсах Горьковского медицинского института, они сразу привлекали внимание женского пола.
«Предводителем» у них был Коля Тянилин, хирург от бога. Он родился с врожденным дефектом на обеих ступнях у него было по шестому недоразвитому пальцу. Первое, что Коля сделал, войдя в профессию сам себе удалил лишние «атавизмы». Выглядел Коля живописно поджарый, с рельефной мускулатурой, внешне похожий на Николая Второго, подчеркивая схожесть ухоженной бородой и усами. На шее Коля носил на шнурке жетон нижегородского городового, доставшийся ему от прадеда.
Его друзья, Белоглан и Пашка являлись не менее колоритными персонажами: я неоднократно наблюдал, как один угощал пивом полностью одетого для подводного плавания друга, зашедшего в «Соски» в ластах, заливая напиток через трубку для подводного плавания. Держались горьковчане вместе, свой город называли исключительно «Нижним», общаться с ними было интересно ребята были интеллигентными, начитанными, и с уже богатым медицинским опытом.
«Чеховка»
С неочевидной регулярностью Прайс организовывал поход на «Чеховку». Так называется закрытый для посещения участок берега, расположенный прямо под домиком Чехова, и состоящий из огромных обтесанных морем валунов. На мой взгляд, нет более красивого места для «дикого» времяпрепровождения в Гурзуфе здорово загорать, лежа на прогретых солнцем, пятиметровых камнях, можно нежиться в морской воде в естественной ванной, причудливо созданной природой, нырять в прозрачную глубину за мидиями.
Но попасть на «Чеховку» довольно непросто: проход через частные огороды и «Домик Чехова» всегда наглухо перекрыт заборами с колючей проволокой, огромными висячими замками и злобными волкодавами; путь морем с ближайшего городского пляжа отрезан той же «колючкой» на столбах, уходящих далеко в море. Местные жители на лодках везти отказывались, опасаясь милиции «запретная зона». Единственная дорога была очень трудной сначала через нарядный, высокий внешний «артековский» забор, затем мимо первого корпуса Артека, отбиваясь от дружинников. Дальше через задний забор с «колючкой» поверху, отсекающий лагерь от моря, десантирование через «колючку», потом по крутой горной тропе к вертикальному спуску, специально утыканному торчащими арматурными прутьями «чтоб не лазили!». И сам спуск непонятно на чём и как! Спускаться можно: или абсолютно трезвым или сильно пьяным. С похмелья или недостаточно пьяным страшно и опасно.
Обычно собиралась компания человек по 20, и «альпинисты» лезли рано утром «по холодку» на целый день, а то и на два. С трудом добравшись вниз, гнали от себя мысли об обратной дороге. С собой всегда брали много напитков, из расчета на себя и того парня, и обязательно рис. Прайс покупал какие-то особенные местные специи.
Отдыхали разнообразно: девушки загорали на камнях, в чем мать родила, для равномерности загара, новички учились плавать на мелководье, опытные горьковчане, надев ласты, ныряли за мидиями. К середине дня Прайс готовил на железном листе потрясающий плов с мидиями на всю компанию. Пить начинали, точнее, продолжали, сразу спустившись, но апогей наступал после поедания плова приносили гитару, пели вместе с Прайсом, Игорь соло, без гитары. Уединившись между камней, пары осуществляли «таинство» в прогретой морской воде, кто-то просто дремал в тенёчке, выпив, «верхолазы» говорили и спорили обо всём.
Часам к шести наиболее трезвые начинали собираться и созывать остальных, и бОльшая часть начинала опасный и неторопливый подъем обратно. Оставшийся, наиболее отчаянный «пипл» во главе с Прайсом дожидался наступления ночи и только тогда, невзирая на «колючку», злобных собак, крики и угрозы хозяев, пёр напрямик через огороды и «Домик Чехова». В музее к Игорю присутствовало особое отношение впервые зарулив в домик, «Прайс» представился «морганатическим» внуком русского классика, всплакнул у личных вещей великого предка, и ему поверили. С тех пор Игорь в компании двух-трёх друзей обладал правом свободного прохода, коим регулярно и пользовался.
Случай на «Чеховке»
Тот поход на «Чеховку» проходил по обычному сценарию. Уже после плова и концерта народ разбрелся по интересам дремать, загорать, уединяться. Внезапно, раздался истошный женский крик ужаса «Убилааась!». Я полез по камням посмотреть: одна из девчонок симпатичная ленинградка, прыгнув с высокого валуна в море, ударилась лицом о камни. Как результат много крови, оторван здоровенный лоскут кожи с переносицы и держится непонятно на чем смотреть страшно. Девушка отрезвела мигом, у нее началась истерика товарный вид серьезно подпорчен. Первым среагировал Игорь тут же предложил выпить и гаркнул так, что услышали даже находящиеся под водой: «Пипл, врач есть?». Горьковчане откликнулись сразу: Пашка вытащил из воды Колю, охотящегося на обитателей морских глубин, Белоглан выдрал у потерпевшей пару длинных светло-русых волос, Коля подтащил водки и продезинфицировал волосы и швейную иголку, принесённую какой-то запасливой минчанкой. Для анестезии в ленинградку почти силой влили стакан водки и дали запить портвейном. Пашка и Белоглан сели на потерпевшую, держа за руки и зафиксировав ноги, а Коля аккуратно пришил лоскут кожи на место её же волосом. Глядя на операцию протрезвели все.
Это был единственный раз, когда обратно компания полностью двинула через огороды днём, задолго до темноты. Вернувшись на аллеи выпили за Колины руки.
Через два года я снова встретил в Гурзуфе симпатичную ленинградку. Только присмотревшись, можно было заметить едва видимые следы маленьких швов. Фактура совершенно не пострадала!
«Сынок». Цепь от советского дизайнера
«Сынок», улыбчивый молодой человек, в миру известный как Сергей Долбанов, начал ездить в Гурзуф очень рано в конце 70-х. Прозвище приклеилось в первый же год его появления в Крыму. Большинство отдыхающих москвичей было существенно старше, а главное, крупнее. Серёжка всем своим обликом походил на Рудольфо Валентино, актёра немого американского кинематографа и секс-символа своей эпохи. Такой же миниатюрный, смазливый, обаятельный, ростом от силы 160 см. Его сразу определили в «Сына Полка», что позднее переросло просто в «Сынка». Популярность Серёжки у прекрасного пола не уступала упомянутому итальянцу. В дополнение к замечательным внешним данным, профессия также добавляла ему очков: он трудился женским мастером в элитной парикмахерской.
Специфическая походка «Сынка» с выбрасыванием ног далеко вперёд узнавалась издалека, и вкупе с его пристрастием к модной тогда обуви на платформе создавало для окружающих неразрешимую загадку: как он при ходьбе не падает? Казалось, что он вот-вот грохнется и разобьёт себе затылок.