Рукописи горят, или Роман о предателях. «Мастер и Маргарита»: наблюдения и заметки - Юрий Лифшиц 3 стр.


 Знать ничего не знаю! Ведать ничего не ведаю!.. К племяннику? Или распилить ее на куски Камушки-то можно выковырять

Автору скетчей Хустову в разговоре со Степой Лиходеевым дает характеристику сам Воланд:

 Достаточно одного беглого взгляда на его лицо, чтобы понять, что он  сволочь, склочник, приспособленец и подхалим.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

 Знать ничего не знаю! Ведать ничего не ведаю!.. К племяннику? Или распилить ее на куски Камушки-то можно выковырять

Автору скетчей Хустову в разговоре со Степой Лиходеевым дает характеристику сам Воланд:

 Достаточно одного беглого взгляда на его лицо, чтобы понять, что он  сволочь, склочник, приспособленец и подхалим.

Степан Богданович ничем не лучше, если не хуже. Его, в свою очередь, аттестуют присные Воланда, «во множественном числе говоря о Степе»:

 Вообще они в последнее время жутко свинячат. Пьянствуют, вступают в связи с женщинами, используя свое положение, ни черта не делают, да и делать ничего не могут.

Вот Никанор Иванович Босой, председатель жилищного товарищества дома 302-бис, взяточник и растратчик. Неслучайно именно ему в портфель самостийно вползает пачка коровьевских банкнот. И слова Воланда о Босом «он выжига и плут» подтверждает чистосердечная автохарактеристика самого Никанора Ивановича, воспоследовавшая чуть позже:

 Господь меня наказует за скверну мою.  Брал, но брал нашими советскими! Прописывал за деньги, не спорю, бывало.

Будучи притянут к Иисусу, председатель жилтоварищества, не обинуясь, сдает заодно и своих сослуживцев:

 Хорош и наш секретарь Пролежнев, тоже хорош! Прямо скажем, все воры в домоуправлении.

Администратор Варьете Варенуха вроде ничем нехорошим на страницах «Мастера и Маргариты» не отмечен, но зачем же было хамить и лгать по телефону? В глазах нечистой силы, якобы привыкшей к исключительно жантильному обращению, хамство  тоже преступление, за что и был Иван Савельевич на некоторое время превращен в упыря.

Финдиректор Варьете Римский тоже как будто ничего худого не сказал и не сделал, однако и его напугали до смерти, что называется, до кучи, и неизвестно, чем бы все кончилось, не запой неподалеку от ристалища московский петух.

«Хорошо знакомый всей Москве конферансье Жорж Бенгальский» за вранье и болтовню был наказан временным усекновением головы, хотя для Воланда и его креатуры неприкрытая ложь и непрерывная болтовня  естественное состояние, и об этом я еще буду говорить. Впрочем, и Булгаков не удержался определить подручных Воланда как «надувало Фагот и наглый котяра Бегемот».

Аркадию Аполлоновичу Семплеярову тоже поделом, ибо вместо заседания акустической комиссии московских театров, председателем которой состоит, он отправился в гости к своей возлюбленной, «артистке разъездного районного театра Милице Андреевне Покобатько и провел у нее в гостях около четырех часов». Стало быть, Аркадий Аполлонович пострадал за любвеобильность, поскольку, кроме супруги и Милицы Покобатько, ему для тех же целей служит безымянная молодая родственница, пару раз врезавшая ему зонтиком по голове во время сеанса черной магии в театре Варьете.

Под личиной Сергея Герардовича Дунчиля, по словам артиста из сна Никанора Ивановича, «скрывается жадный паук и поразительный охмуряло и врун». Слова конферансье очень похожи на правду, поскольку Дунчиль прятал валюту и драгоценности «в городе Харькове в квартире своей любовницы Иды Геркулановны Ворс».

Максимилиан Андреевич Поплавский, не слишком расстроенный гибелью своего дяди Берлиоза, прибыл в Москву предъявить права на освободившуюся жилплощадь, но получил форменный отлуп от Азазелло:

 Возвращайся немедленно в Киев сиди там тише воды, ниже травы и ни о каких квартирах в Москве не мечтай, ясно?

Засим «экономист-плановик, проживающий в Киеве на бывшей Институтской улице» получил страшный удар жареной курицей по шее, мигом все понял и отбыл на место непосредственного проживания.

Андрей Фокич Соков, буфетчик в Варьете, заявился в квартиру 50 ради восстановления попранной справедливости в виде ста девяти рублей, превратившихся в «резаную бумагу» после представления. Ведь он  человек бедный, а «двести сорок девять тысяч рублей в пяти сберкассах и двести золотых десяток», разумеется, «не сумма». Сколотил свое несерьезное, по меркам Воланда, состояние Андрей Фокич, видимо, продавая зрителям Варьете «осетрину второй свежести» и «брынзу зеленого цвета» и понуждая «неопрятную девушку» в своем буфете подливать «из ведра в громадный самовар сырую воду». Буфетчик Соков непременно скончается «от рака печени в клинике Первого МГУ, в четвертой палате» и тем самым в точности подтвердит диагноз Воланда:

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

 Что-то недоброе таится в мужчинах, избегающих вина, игр, общества прелестных женщин, застольной беседы. Такие люди или тяжко больны, или втайне ненавидят окружающих.

С другой стороны, «среди лиц, садившихся» с князем тьмы «за пиршественный стол, попадались иногда удивительные подлецы!». И это абсолютная правда: кого-кого, а подлецов в романе Булгакова хватает.

Не имеющий фамилии Николай Иванович благодаря расшалившейся Наташе, горничной Маргариты, «провел ночь на балу у сатаны, будучи привлечен туда в качестве перевозочного средства  (боров)», в подтверждение чего выправил себе соответствующий документ без числа, потому что, по словам кота Бегемота, «с числом бумага станет недействительной», ибо «уплочено».

Барон Майгель, «наушник и шпион», сам напросился в гости к Воланду «с целью подсмотреть и подслушать все, что можно» и поплатился за это, став сырьем для кровавой сатанинской мессы.

Алоизия Могарыча, донесшего на мастера, тоже не миновала карающая длань бесовского синклита, посетившего Москву. «Шипение разъяренной кошки послышалось в комнате, и Маргарита, завывая:

 Знай ведьму, знай!  вцепилась в лицо Алоизия Могарыча ногтями».

Алоизий понравился мастеру тем, что имел «сюрприз в своем ящике», но, видимо, сюрприз ябедника состоял в его исключительной приспособляемости к обстоятельствам жизни, ибо его не взяли даже черти, не говоря уже о людях.

Под стать этим и другим персонажам, обладающим хотя бы какими-то именами и фамилиями и не имеющим оснований считаться более-менее порядочными людьми, присутствует в романе и большая группа безымянных лиц, пришедших на представление в Варьете и не отличающихся особенной нравственностью. Конечно, «квартирный вопрос испортил их», поэтому, наверное, они жадны, глупы, ничтожны, подлы, думают только о хлебе насущном и добывают его, исключительно строя пакости друг другу.

 Неужели среди москвичей есть мошенники?  спрашивает Воланд буфетчика Сокова.

Да как же им не быть! Едва ли не каждый первый, если верить тексту романа.

Кое-кого, впрочем, Булгаков пощадил, надо полагать, из былой профессиональной солидарности. Это врачи  Александр Николаевич Стравинский и профессора Кузьмин и Буре. Правда, Кузьмину автор малость подкузьмил с «паскудным воробушком» и сестрой милосердия, имеющей рот совершенно «мужской, кривой, до ушей, с одним клыком», явно похожий на рот Азазелло, но, возможно, здесь речь идет о каком-то почти дружеском сведении старинных счетов между коллегами. Музыкальная фамилия психиатра Стравинского в данном случае подчеркивает его врачебный талант и недюжинный профессионализм.

Писатели из МАССОЛИТа, упомянутые в романе, ничем не лучше тех, для кого они пишут. Но сперва надо сказать пару слов о самом МАССОЛИТе, одной из крупнейших, как сказано в романе, московских литературных ассоциаций. Традиционная расшифровка этой аббревиатуры исчерпывается двумя словами  МАССОвая ЛИТература. Однако иные бедовые истолкователи трактуют МАССОЛИТ как МАСонский СОюз ЛИТераторов. Ущербность такой интерпретации очевидна, поэтому не будем на ней задерживаться. Скорее масоном можно счесть как раз мастера, ибо члены масонских лож имели такие должности, степени или символические градусы, как Ученик, Подмастерье, Мастер и пр. Возможно, именно поэтому мастер в конце романа прощается с Иваном Бездомным как со своим учеником. Но на этой версии я не настаиваю.

Масса писателей, хотя и подразделяется на персоналии, выглядит и ведет себя именно как безликая масса, с идентичными помыслами и желаниями отнюдь не творческого характера. Писательская организация размещается в Грибоедове, названном так вследствие того, что «будто бы некогда им владела тетка писателя Александра Сергеевича Грибоедова». В этом доме нашли себе приют: «Рыбно-дачная секция», «Однодневная творческая путевка. Обращаться к М. В. Подложной», «Перелыгино» (речь идет о Переделкино, дачном литераторском поселке, куда стремились попасть все без исключения советские писарчуки), «Запись в очередь на бумагу у Поклевкиной», «Касса», «Личные расчеты скетчистов», «Полнообъемные творческие отпуска от двух недель (рассказ-новелла) до одного года (роман, трилогия). Ялта, Суук-Су, Боровое, Цихидзири, Махинджаури, Ленинград (Зимний дворец)» и, само собой разумеется, «Квартирный вопрос», и в эту дверь «ежесекундно ломился народ». (Не этот ли «народ», испорченный, по словам Воланда, квартирным вопросом, в том или ином составе отправился на представление в Варьете?)

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

Даже при беглом взгляде на кабинетные вывески понятно: творчеством в Грибоедове и не пахнет. Все так называемые писатели обуреваемы иными эмоциями: стяжательством, рвачеством, желанием что-нибудь получить, как сейчас говорят, на халяву. Один выбивает деньги на «однодневную творческую путевку» (что можно сочинить за один день?); другой рвется на государственный кошт прожить, скажем, в Ялте от двух недель до целого года (в прошлые времена писатели разъезжали по стране и миру за свой счет); третьи пытаются получить дармовую бумагу и пр. «Всякий посетитель,  пишет Булгаков,  если он, конечно, был не вовсе тупицей, попав в Грибоедова, сразу же соображал, насколько хорошо живется счастливцам  членам МАССОЛИТа, и черная зависть начинала немедленно терзать его. И немедленно же он обращал к небу горькие укоризны за то, что оно не наградило его при рождении литературным талантом, без чего, естественно, нечего было и мечтать овладеть членским МАССОЛИТским билетом».

Самому автору «Мастера и Маргариты» льготы от функционирующего в прошлом Союза советских писателей были заказаны, потому, быть может, писатель и не удержался от столь резкой оценки членов этой организации. В издевательском пассаже, приведенном выше, очень точно расставлены акценты: как раз талантом литераторы из «Мастера и Маргариты» обделены. Они все сплошь бездарны, завистливы, корыстны. На это указывает, скажем, эпизод с поэтом Рюхиным. И дело даже не в словах о нем Ивана Бездомного:

Назад Дальше