Скупердэй Эдгара По пытается по-дилетантски играть с действительностью, Морис Кончис в романе Джона Фаулза «Волхв» профессионально, подобно демиургу, ее изменяет. Из диалога Лилии (Жюли) и Николаса о «маге» Кончисе: «Вы ведь понимаете, что попали в руки человека, который виртуозно кроит реальность так и сяк. Мы достигли статуи. Что должно случиться вечером? спросил я. Не бойтесь. Это будет не совсем спектакль. Или, наоборот, самая суть спектакля. Помолчала секунду, повернулась ко мне лицом. Вам надо идти» [Фаулз 1977, С.238]. В этом фрагменте, на наш взгляд, два слова стержневых слова: «спектакль» и «идти». Представленные искушенным «кукловодом» фантасмагорические сценки последовательно ведут самовлюбленного эгоиста Николаса Эрфе по пути постижения истин Кончиса.
Сценка первая (о священнике из деревушки Стентон-Леси, совратившем малолетку и убившего родившегося от этой связи ребенка): «Он стоял в тени, в позе рембрандтовской модели, поразительно правдоподобный и абсолютно неуместный полный, важный, краснолицый мужчина. Роберт Фулкс И тут из-за рожкового дерева выступил еще один персонаж. Бледная девочка лет четырнадцати в темно-коричневом платье до пят. На макушке тесная пурпурная шапочка. Длинные локоны. Встав рядом с ним, она тоже повернулась ко мне лицом» [Там же, С.152, 153]. Сценка вторая (из античных времен): «Из темного прогала, где кончалась лесная дорога к вилле, выбежал слабо светящейся силуэт. Луч фонаря метнулся к ней ибо то была девушка, тоже нагая, за исключением античных сандалий, обнимающих икры шнуровкой Волосы в классическом стиле убраны назад, тело и лицо, как и у Аполлона, неестественно белые. Она бежала так быстро, что я не мог рассмотреть ее черт. Подбегая, оглянулась ее преследовали» [Там же, С.197].
Психологические опыты владельца виллы «Бурани» продолжаются. И Николас, сам того не желая, из комфортного партера перемещается на неуютную сцену, где лицедеи режиссера Кончиса пугающе правдоподобно вживаются в свои роли. Сценка третья (1943 год, греческое Сопротивления во времена фашистской оккупации): «Его перебил чей-то вскрик, чье-то восклицание. Хлесткая команда полковника: Нихт шиссен!. Пальцы конвоиров тисками впились мне в плечи. Первый партизан высвободился, метнулся вбок, в заросли. Двое сопровождающих ринулись следом, за ними трое или четверо солдат из тех, кто стоял у обочины. Он не пробежал и десяти ярдов. Крик, немецкая речь выворачивающий внутренний вопль боли, потом еще. Удары ботинок по ребрам, уханье прикладов» [Там же, С.417]. Сценка четвертая (суд над Николасом, подиум «ряженых»): «Оглядел зал; надо зафиксировать все до мелочей. Сплошь каббалические знаки. На правой стене черный крест не христианский, со вздувшейся, словно перевернутая груша, верхушкой; на левой, вровень с крестом пунцовая роза, единственное цветное пятно в черно-белом убранстве зала И тут сердце мое ушло в пятки. Что за кошмарная образина! Стремительно и бесшумно в дальних дверях вырос Хёрни-зверобой. Божок неолита, дух таежного сумрака, племенного строя, черный и студеный, как прикосновенье железки В арке двери возник второй персонаж, замер, позируя, как будут позировать, являясь моему взору, и последующие. На сей раз женщина. Одета как рядовая английская ведьма; широкополая шляпа с черной остроконечной тульей, седые лохмы, красный фартук, черный плащ, змеиная накладная улыбочка, крючковатый нос Новый персонаж кошмара: человек с головой крокодила экзотическая гривастая маска с далеко выдающимися челюстями и неуловимыми чертами негроидной расы; белозубый оскал, глаза навыкате» [Там же, С.555, 556].
Устали от образин? терпение еще шестеро (и это не всё!): «Следом явился мужичок поприземистей; болезненно распухшая голова, зверская ухмылка от уха до уха обнажает белоснежные бульники зубов. Глазницы провалившиеся, темные, будто могильные ямы. С макушки свисает пышный игуаний гребешок Еще женщина, Почти наверняла Лилия. Загримирована под крылатую вампиршу, ушастая чернявая морда нетопыря, губу оттопыривают белые клыкищи, ниже пояса черная юбка, черные чулки, черные туфли Очередной посетитель был родом из Африки, плебейский страшила в домодельной кукольной хламиде из черной ветоши, ступенчато ниспадающей до самых пят. Та же ветошь сгодилась на маску, пришлось добавить лишь три белых хохолка-перышка да две тарелки вместо глаз За ним вкатился суккуб с босховской харей Следующий гость, разнообразия ради, тешил взор своей белизной: меланхолический скелетик-Пьеро, двойник изображенного на стене камеры. Маской ему служил череп Настал черед еще более нетривиальной личины. Это была женщина, и я засомневался: а точно ли вампирша Лилия? Спереди ее юбку покрыли каким-то закрепителем и кое-как придали материи форму рыбьего хвоста; выше хвост раздавался в беременное чрево; а чрево на уровне груди стыковалось с птичьей, задранной кверху, головой» [Там же, С.556, 557]. Ну, хватит с «ряжеными»
Устали от образин? терпение еще шестеро (и это не всё!): «Следом явился мужичок поприземистей; болезненно распухшая голова, зверская ухмылка от уха до уха обнажает белоснежные бульники зубов. Глазницы провалившиеся, темные, будто могильные ямы. С макушки свисает пышный игуаний гребешок Еще женщина, Почти наверняла Лилия. Загримирована под крылатую вампиршу, ушастая чернявая морда нетопыря, губу оттопыривают белые клыкищи, ниже пояса черная юбка, черные чулки, черные туфли Очередной посетитель был родом из Африки, плебейский страшила в домодельной кукольной хламиде из черной ветоши, ступенчато ниспадающей до самых пят. Та же ветошь сгодилась на маску, пришлось добавить лишь три белых хохолка-перышка да две тарелки вместо глаз За ним вкатился суккуб с босховской харей Следующий гость, разнообразия ради, тешил взор своей белизной: меланхолический скелетик-Пьеро, двойник изображенного на стене камеры. Маской ему служил череп Настал черед еще более нетривиальной личины. Это была женщина, и я засомневался: а точно ли вампирша Лилия? Спереди ее юбку покрыли каким-то закрепителем и кое-как придали материи форму рыбьего хвоста; выше хвост раздавался в беременное чрево; а чрево на уровне груди стыковалось с птичьей, задранной кверху, головой» [Там же, С.556, 557]. Ну, хватит с «ряжеными»
Однако лавры Станиславского явно не та цель, к которой стремится «волхв» Кончис. Планка повыше. Об ее уровне поведал неизвестный (неизвестный ли?) автор брошюры «Как достичь иных миров». Отрывок из нее (автор сочинения о себе в третьем лице): «Его интересы чисто научны. Он подчеркивает, что не верит в сверхъестественное, в розенкрейцерство, герметизм и подобные лжеучения. Он утверждает, что более развитые цивилизации уже пытаются с нами связаться; и что само понятие возвышенного и благотворного образа мыслей, проявляющееся в нашем обществе через здравый смысл, взаимовыручку, художественное вдохновение, научную одаренность, на деле есть следствие полуосознанных телепатических сообщений из иных миров. Он уверен, что античная легенда о музах не поэтический вымысел, но интуитивное описание объективной реальности, которую нам, людям нового времени, предстоит исследовать» [Там же, С.208].
Николас прочитал брошюру и отнесся к ней с определенным скепсисом, особенно в части телепатических контактов. Впрочем, скоро его оксфордовский багаж был пополнен, причем существенно. Началось с гипнотических пассов Кончиса: «Приказываю: смотрите на звезду, приказываю: расслабьте все тело. Необходимо, чтобы вы расслабили все тело. Чуть-чуть напрягитесь. И расслабьтесь. Напрягитесь расслабьтесь. Смотрите на звезду. Звезда называется альфа Лиры» [Там же, С.258]. Усилия «мага» не пропали даром: «Хорошо помню, какое изумление вызвал во мне этот доселе не ведомый облик звезды: белый световой шарик, питающий пустоту вокруг себя и питаемый ею; помню чувство подсознательной общности, эквивалентности нашего бытия в темной разреженной среде. Я смотрел на звезду, звезда смотрела на меня Ни красоты, ни нравственности, ни бога, ни строгих пропорций; лишь инстинктивное, животное чувство контакта» [Там же, С.259]. Затем космический ветер (вернее, как ни парадоксально, ветер в космосе): «Пустота завладела всем. Помню два слова: мерцать и проницать; наверное, их произнес Кончис. Мерцающая, проницательная пустота; мрак и ожидание. Потом в лицо мне ударил ветер: острое, земное ощущение. Я хотел было омыться его теплом и свежестью, но вдруг меня охватил упоительный ужас, ибо дул он, вопреки естеству, со всех сторон одновременно» [Там же, С.259, 260].
От галактических пассатов к свету: «Но вот субстанция ветра начала меняться. Ветер превратился в свет. То было не зрительное впечатление, а твердая, заведомая уверенность: ветер превратился в свет (возможно, Кончис сказал мне, что ветер это свет), в неимоверно ласковый свет, словно душа, пережив затяжную сумрачную зиму, очутилась на самом припеке; восхитительно отрадное чувство, что ты нежишься в лучах, и притягиваешь их» [Там же, С.260]. И далее ощущения, выпадающие из пространства вербальности: «То, что я чувствовал, невыразимо на языках, которые содержат лишь имена отдельных вещей и низменных ощущений. По-моему, я уже тогда понял, что все происходящее со мной сверхсловесно. Понятия висели на мне как вериги; я шел вдоль них, точно вдоль испещренных дырами стен. Сквозь дыры хлестала действительность, но выбраться в ее царство я не мог» [Там же, С.260] Что произошло с Николасом Эрфе? каждый читатель, наверное, волен трактовать это по-своему.
Глава 2. «Познание лишь тень иных теней, // Но твой удел охотиться за знаньем» (преодоление непреодолимого)
2.1. «Алые паруса». Туннельный эффект
Начнем с небольшого эксперимента. Вы скажете: тут филологическое исследование, а предлагаемый подход больше приемлем для физики и будете правы. Но не спешите с выводами. Впереди несколько непривычный микс словесности и естественных наук
Итак, эксперимент. Угадайте, откуда этот фрагмент: «Никогда еще большой корабль не подходил к этому берегу; у корабля были те самые паруса, имя которых звучало как издевательство; теперь они ясно и неопровержимо пылали с невинностью факта, опровергающего все законы бытия и здравого смысла. Мужчины и женщины, дети впопыхах мчались к берегу, кто в чем был; жители перекликались со двора во двор, наскакивали друг на друга и падали; скоро у воды образовалась толпа, и в эту толпу стремительно вбежала Ассоль» [Грин 2014, С.80]. На наш взгляд, задача несложная, тем более подсказкой всем знакомое имя главной героини произведения. Конечно, это «Алые паруса» вершина романтической прозы Александра Грина.
Вот только откуда среди повествования о чистой мечте эта строгая фраза «с невинностью факта, опровергающего все законы бытия»? Но, если задуматься, она здесь вполне уместна. Прибытие в залив у деревушки Каперна трехмачтового галиота «Секрет» в двести шестьдесят тонн для исполнения девичьих грез событие не только чрезвычайное, но и вполне невероятное, даже фантастическое. Настолько невероятное, что его можно сравнить, и это наша гипотеза, с туннельным эффектом в физике, когда альфа-частица, согласно теории физика-теоретика Георгия Гамова, только после 10 в тридцать третьей степени попыток сможет преодолеть потенциальный барьер, мешающий ей покинуть ядро. С точки зрения классической механики положение этой пленницы, как бы заточенной в глубокой яме, практически безнадежно. Но в квантовом/и в реальном/ мире все иначе: одна из ранее упомянутого феерического числа попыток выбраться из «заточения» приводит к успеху. Ключевая трудность, впрочем, состоит в том, что никогда нельзя заранее предсказать, какое именно усилие окажется успешным.