Примерно в таком же режиме («сознательно и бессознательно избранные источники» «текст» «совокупность объективно возникающих связей текста с мировой традицией»), иначе говоря, в режиме «архетип-текст-архетип» существует в «Войне и мире» и антропоним «Пьер».
Примерно в таком же режиме («сознательно и бессознательно избранные источники» «текст» «совокупность объективно возникающих связей текста с мировой традицией»), иначе говоря, в режиме «архетип-текст-архетип» существует в «Войне и мире» и антропоним «Пьер».
В Новом Завете Петр и Андрей апостолы-братья, и, как известно, Андрей привел к Христу своего брата Симона, названного впоследствии Петром. Петр считался первым римским епископом, а Андрей Первозванный учредил Церковь на берегах Босфора и Понта Евксинского. Постепенно пути двух братьев разошлись. На рубеже VIII и IX вв. почитание Андрея Первозванного в Византии и вообще на христианском Востоке уже «противопоставлялось культу престола святого Петра на Западе»23. Таким образом, два толстовских апостола как бы символизируют два пути России: Андрей, восточный, самый «русский» из апостолов, и Петр западный.
Литературный и вообще культурный контекст, в котором воспринималось современниками Толстого имя «Петр», ориентирует на философскую и политическую мысль Запада (Петр Иванович Адуев у Гончарова, Петр Петрович Лужин у Достоевского, «эмансипированный» лакей Петр в «Отцах и детях» Тургенева). Даже «Петрушка» в «Горе от ума» и чичиковский лакей Петрушка в «Мертвых душах», умеющие читать, хотя бы и «как пономарь», как бы предвосхищают в травестированном виде тип умника и западника. Такие персонажи, как Петр Степанович Верховенский в «Бесах», чеховский Петя Трофимов (ср. старший Верховенский Степан Трофимович), впоследствии еще более закрепили тип прозападного прогрессиста, далекого от понимания России и вообще от живой жизни. Исключение составляет Петр Андреевич Гринев, так как в «Капитанской дочке» сложнейшая система истинных и ложных Петров, вожатых и самозванцев не могла бы существовать без поистине краеугольного камня Петра Гринева, чье «петровство» как бы уравновешено русскостью патронима «Андреевич». Исторические Петры Петр Великий, Петр III неизбежно вызывают ассоциации с «окном в Европу» (Петр Яковлевич Чаадаев, кстати, тоже) и с разного рода ужасными историческими и природными катаклизмами, а также пророчествами (такими, как знаменитое Кильское пророчество о Петре III, и проч.).
Прошедший школу масонства, Пьер обдумывает пророчества Апокалипсиса, а потом становится членом тайного общества. Но этот аспект мифологемы Петра не связан с апостольскими деяниями или посланиями и, безусловно, является более поздним, привнесенным в русскую культуру, в том числе и низовую, не без влияния сил, противодействовавших всякого рода «западникам», Петру Великому, а может быть, и не без влияния старообрядцев, т.е. даже ранее. Словом, с тех пор, когда началось противопоставление братьев-апостолов и Петр стал восприниматься на Руси как покровитель западной церкви.
Возможно, что, называя своего героя Пьером, а не Петром, Толстой преследует двойную цель: 1) подчеркивает заграничное воспитание Пьера, его ориентацию на западноевропейскую революционную традицию и некоторую отстраненность от русского быта, однако 2) избегает нежелательных ассоциаций с петровской державностью, западным делячеством, душевной сухостью. Имя (знаменитый патроним) верного слуги Пьера Савельич прямо сигнализирует о связи с истинным, неложным русским Петром пушкинским Гриневым.
В соответствии с этими двумя составляющими психологического облика персонажа показаны его неудачи в преобразовательных начинаниях в деревне, неумение противостоять капканам карьерно-марьяжной суеты света, итоговый отказ от вообще какого-либо общения с народом, от которого Пьер по-декабристски далек, живя даже не в своем имении, а в имении Ростовых и время от времени наезжая по делам тайного общества в столицу, которую он обличает с библейским пафосом в «Эпилоге». Но в Пьере привлекают нравственный и философский поиск, взлеты и ошибки и, как ни странно, даже склонность к умствованию (планированию), к широкой общественно-политической деятельности, революционная настроенность (качества, обычно вызывавшие у Толстого отторжение). Широта европейского кругозора и образования дается Пьеру за счет взгляда поверх ближайших, домашних деталей и обстоятельств (после «опрощения» в плену рядом с Платоном Каратаевым Пьер видится с мужиками не чаще, чем с инопланетянами). Зато он становится тем, что совершенно противопоказано Андрею Болконскому, политическим заговорщиком, и это совершенно логично после мечтаний сделаться, как мы бы сейчас сказали, международным террористом заколоть шпагой премьер-министра Англии Питта или застрелить Наполеона. Даже в салоне Анны Шерер вернувшийся из-за границы Пьер умудрился устроить политическую дискуссию в духе грибоедовского Чацкого.
Рассмотрим, однако, глубинное, концептуальное содержание образа в соответствии с мифологемой Петра, без всех этих историко-культурных наслоений. Образ Пьера, безусловно, погружен в культурный контекст и начала ХIХ в., и времени 60-х годов, но и его роль в мифоантропонимической системе «Андрей-Петр-Мария» чрезвычайно важна.
1
Розанов В.В. Гр. Л.Н. Толстой // Розанов В.В. О писательстве и писателях. М., 1995. С. 31.
2
Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. Т. III. М., 1947. С. 428.
3
Там же. С. 427.
4
Там же. С. 426.
5
Там же.
6
Здесь и далее тексты трилогии «Детство. Отрочество. Юность» цитируются по изданию: Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. в 100 тт. М., 2000. Т. 1.
7
Л.Н. Толстой. Переписка с русскими писателями. М., 1978. Т. 1. С. 267.
8
Аксаков К.С. Обозрение современной литературы // Аксаков К.С., Аксаков И.С. Литературная критика. М., 1982. С. 234.
9
Нерадовский П.И. Встречи с Толстым // Литературное наследство. Т. 69. М., 1961. Кн. 2. С. 132.
1
Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического. М., 1995. С. 208.
2
Кучин В.Л. Капитан Тушин из «Войны и мира» в романе и в жизни. М., 1999. С. 47.
3
Тексты Л. Толстого цитируются с указанием в круглых скобках тома и страницы по изданию: Л.Н. Толстой. Собр. соч. в 22 т. М., 19781985. В связи с «дехристианизированной» русской орфографией ХХ в. мы не сочли возможным упорядочивать написание сакральных терминов в цитатах и собственном тексте.
4
Русанов Г.А. Поездка в Ясную Поляну // Л.Н. Толстой в воспоминаниях современников. В 2 т. Т. 1. М., 1955. С. 233.
5
Степанов А.М. Толковый словарь по эзотерике, оккультизму и парапсихологии. М., 1997. С. 63.
6
Подробнее см. Полтавец Е.Ю. Волна и камень. К вопросу о роли антитезы в «Войне и мире» Л.Н. Толстого // Вестник МГПУ. 2004. 1 (6). С. 106116.
7
Роман Л.Н. Толстого «Война и мир» в русской критике. Л., 1989. С. 182.
8
Хейзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. М., 1992. С. 7273.
9
Роман Л.Н. Толстого «Война и мир» в русской критике. С. 184.
10
Горький М. Собр. соч. в 18 т. Т. 18. М., 1963. С. 80.
11
Кормилов С.И. Социокультурные аспекты творчества А.С. Пушкина // А.С. Пушкин и мировая культура. Сб. статей. М., 1999. С. 7.
12
Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. в 30 т. Л., 19721990. Т. 11. С. 60.
13
Ашимбаева Н.Т. Лексема «князь» в контексте произведений Достоевского // Достоевский и мировая культура. Альманах 9. М., 1997. С. 58.
14
Там же. С. 64.
15
Мк.: 10; 4244.
16
Кандауров О. Встреча трех Заветов // Достоевский и мировая культура. Альманах 9. С. 77.
17
Там же.
18
Энциклопедия символов, знаков, эмблем. М., 1999. С. 15.
19
Изборник. Сб. произведений литературы Древней Руси. М., 1969. С. 31.
20
Андреев Д.Л. Роза Мира. М., 1992. С. 375.
21
Там же. С. 251.
22
Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. в 90 т. М., 19281958. Т. 13. С. 739.
23
Широков О.С. Андрей Первозванный и путь из греков в варяги // Вестник МГУ. Филология. 1994. 1. С. 62.