С очень жесткой критикой по отношению к позиции либералов выступила канцлер Германии Ангела Меркель. В основе ее подхода к выходу из кризиса и послекризисному мироустройству усиленное международное финансовое регулирование, базирующееся на более строгом контроле и более высокой прозрачности. По мнению А. Меркель, мир изучает уроки кризиса, обращая свое внимание на финансовые излишества и безответственное поведение некоторых банкиров и менеджеров, которое и привело к кризису. Германский канцлер считает, что пришло время вводить принципы «социальной маркетинговой экономики», которым придется следовать во всем мире. При этом, как она считает, государство должно стоять на страже экономического и социального порядка, а конкуренция должна быть в пределах чувства пропорций и социальной ответственности [Merkel]. Однако немцы, если верить национальным рейтингам, считают, что Б. Обама гораздо ближе к решению кризисных проблем, чем А. Меркель. При этом они правильно выделяют страну, от которой так много зависит, но одновременно уподобляются наивным простакам, считая, что президент США может избавить их от кризиса. Таких, по рейтингу, оказалось 80 %, на А. Меркель ставку делают только 58 %, на Европейский союз 55 % опрошенных [Vitzthum, April 3, 2009].
Американский аналитик Картер Догерти [Dougherty], пытаясь понять, почему Германия предпочитает регулирование экономики стимулированию при выборе и путей выхода из кризиса, и ее управлению в послекризисный период, погружается в Дж. Кейнса и дискуссию вокруг различных течений либерализма. Естественно, никаких обоснованных рекомендаций в результате анализа он не предлагает. Но его построения неизбежно ставят вопрос: почему за кризис, который, как считают специалисты, является «делом рукотворным», никто не несет ответственность? При этом, хотя до разрешения кризиса пройдет немало времени, еще более волнующим вопросом является, какой финансовый и экономический порядок в мире установится после кризиса.
Попытки выстроить систему нового экономического порядка, которая в значительной мере проявится к концу следующего десятилетия, опять неизбежно приводят к оценке причин кризиса, во-первых, потому, что он продолжается, во-вторых, в связи с тем, что такую систему нельзя построить без понимания того, как работает современная мировая экономика. И камнем преткновения является то, что очевидные вещи, предельно ясные каждому аналитику, нельзя подробно рассмотреть и донести до всех заинтересованных лиц, так как этого не хотят те, кто стоял у истоков кризиса. Если 20 лет назад можно было говорить о тоталитарной системе, господствовавшей в рамках одного государства, то теперь не принято говорить о системе, действующей сверху на все государства, так как прежде всего это практически ничего не даст, а во-вторых, неизвестно, чем это закончится для тех, кто об этом говорит. Вот почему приводимый ниже материал о взглядах на причины кризиса и новый мировой экономический порядок носит такой противоречивый и более чем сдержанный в оценках характер.
За полгода до выборов в Европейский парламент в июне 2009 г. на семи языках была распространена предвыборная платформа, утверждавшая, что кризис демонстрирует провал неолиберальной глобализации, которая максимизировала прибыль основных игроков финансового рынка без какого-либо государственного контроля и вмешательства. Политики, государства, общество в целом подчинились неконтролируемым финансовым рынкам. Результат известен: отсутствие демократии и конец благосостоянию государства [Together]. Казалось бы, такая решительность в оценке очевидного требует ее сохранения и в предлагаемых действиях, но этого не происходит: сохраняется только уверенность в том, что решить проблему можно только вместе, общими усилиями. Но сами предложения носят расплывчатый с точки зрения конкретных механизмов реализации характер. Например, Дин Шоуенмейкер, декан Дюизенбергской школы финансов, считает, что в условиях угрозы единой банковской системе Европейского союза европейским политикам придется выбрать две цели из финансовой трилеммы: обеспечение финансовой стабильности, финансовой интеграции и проведение национальной финансовой политики. Первой страной, выступившей против последней цели, оказалась Великобритания [Schoenmaker].
Особая роль, которую Соединенное Королевство намерено сыграть в создании системы обновленных международных экономических отношений, проявилась в высказываниях премьер-министра Гордона Брауна, который заявлял, что финансовый кризис не должен послужить оправданием за отступление к протекционизму, он должен рассматриваться как «тяжелые предродовые схватки нового глобального порядка». Г. Браун уточнил, что «мы могли бы позволить этому кризису начать отступление от глобализации Как некоторые хотят, мы могли бы закрыть наши рынки для капитала, финансовых услуг, торговли и для труда и потому уменьшить риски, которые несет глобализация Но это бы уменьшило глобальный рост, отлучило бы нас от благ глобальной торговли и приковало бы миллионы к глобальной бедности» [Brown]. Все возражения Г. Брауну можно ограничить замечанием: число бедных на планете исчисляется в миллиардах и глобализация не привела к уменьшению этого показателя.
Затушевывая истинные причины кризиса, ангажированные специалисты, во-первых, стремятся не рассматривать их в едином комплексе, выделяя нередко одну составляющую, например ипотечную. Во-вторых, при рассмотрении одного аспекта кризиса они концентрируют внимание только на самом финансовом механизме, абсолютно игнорируя наличие благоприятного социального в этом случае государственного окружения, что и обеспечило бесконтрольный рост финансового пузыря и его неизбежный конец. Именно так пытается делать Марк Тома, утверждая, что для этого нужно наличие ликвидности средств и кредит, а также повышенный спрос. Затем он ставит вопрос об обесценивании риска и провале секьюритизации с целью распространения риска по всей финансовой системе. Примитивизируя логику М. Тома, можно его трактовку причин финансового кризиса именно так он назвал свой материал [Toma], свести к следующей форме изложения. На рынке сложились благоприятные условия для удовлетворения повышенного спроса на недвижимость. При этом вырос финансовый пузырь, который не удалось погасить с помощью секьюритизации, т. е. поэтапным выпуском ценных бумаг все меньшей стоимости посредством соединения пулов дорогих с дешевыми бумагами. При такой трактовке, конечно, не может возникнуть мысль об ответственности за потери, которые понесли сотни миллионов людей, потому что гораздо меньшее число людей стало существенно богаче именно благодаря кризису.
Затушевывая истинные причины кризиса, ангажированные специалисты, во-первых, стремятся не рассматривать их в едином комплексе, выделяя нередко одну составляющую, например ипотечную. Во-вторых, при рассмотрении одного аспекта кризиса они концентрируют внимание только на самом финансовом механизме, абсолютно игнорируя наличие благоприятного социального в этом случае государственного окружения, что и обеспечило бесконтрольный рост финансового пузыря и его неизбежный конец. Именно так пытается делать Марк Тома, утверждая, что для этого нужно наличие ликвидности средств и кредит, а также повышенный спрос. Затем он ставит вопрос об обесценивании риска и провале секьюритизации с целью распространения риска по всей финансовой системе. Примитивизируя логику М. Тома, можно его трактовку причин финансового кризиса именно так он назвал свой материал [Toma], свести к следующей форме изложения. На рынке сложились благоприятные условия для удовлетворения повышенного спроса на недвижимость. При этом вырос финансовый пузырь, который не удалось погасить с помощью секьюритизации, т. е. поэтапным выпуском ценных бумаг все меньшей стоимости посредством соединения пулов дорогих с дешевыми бумагами. При такой трактовке, конечно, не может возникнуть мысль об ответственности за потери, которые понесли сотни миллионов людей, потому что гораздо меньшее число людей стало существенно богаче именно благодаря кризису.
Признавая необходимость построения новой Бреттон-Вудсской системы это значит с новым механизмов доминирования, адвокаты мировых олигархических группировок считают, что настало время выбора между скоординированным совместным разрешением финансового кризиса, которое бы охватывало весь развивающийся мир, и собственными попытками стран решить проблему кризиса, в то время как экономика остального мира продолжает падать вниз [Finding a way]. Смысл такого подхода предельно ясен: кризис обогатил группу олигархических семей, а разрешать его будут все страны, в том числе развивающиеся. Международное сотрудничество в разрешении проблем кризиса предлагается построить в трех направлениях: во-первых, повысить спрос посредством монетарных свобод, фискальных стимулов, восстановления банковской кредитной системы; во-вторых, существенно увеличить ресурсы Международного валютного фонда, что по замыслу должно предотвращать распространение кризиса от корпораций на государства; в-третьих, необходимо реформировать глобальное финансовое регулирование, акцентируя внимание на налогообложении и проблемах прозрачности операций [Darling]. Именно здесь проходит тонко камуфлируемый водораздел между действительно необходимым сотрудничеством в разработке системы финансового регулирования и плохо скрываемыми попытками заставить государства отказаться от финансового суверенитета и отдать его как раз тем, чьими рукотворными усилиями и сформирован этот кризис. Нельзя не согласиться с Гари Райтом, который считает, что у кризиса нет одного решения, требуется много подходов к решению различных проблем, связанных с неустойчивостью цен на нефть, ростом экономик Китая и Индии, политической нестабильностью во многих странах, создающих неопределенность и страх за вложения в инвестиционные институты, личные сбережения и пенсии [Darling].
Своеобразный итог межатлантическим спорам о регулировании экономик и роли государства подвел в статье, напечатанной в «Уолл-стрит джорнал», министр финансов Германии П. Стейнбрук. По его словам, после коллапса финансового гиганта «Лемон Бразерс» стало ясно, что индивидуальные меры правительственной поддержки в регулировании, существенные вливания ликвидных средств из Центрального банка (ФРС США. Авт.) оказались недостаточными для сохранения доверия к финансовым рынкам. Правительства стран поняли, что такое доверие можно вернуть только системными, понятными всем решениями. Капитализм с невмешательством в экономику, проповедуемый Чикагской школой экономистов, показал свою полную несостоятельность [Steinbruck].