Противостояние центра и периферии обнаруживается и в самой системе западного мира. Север и Юг Европы так и не смогли создать единого равноправного экономического пространства. Кризис, обнаруживший нехватку ресурсов, фактически хоронит возможность долгосрочного экономического союза «северных» и «южных» стран Европы в современном виде. Попытка «северных» стран спасти положение созданием Стабфонда, напоминающая больше тушение пожара бензином, лишь продлит агонию современной спекулятивной экономики.
В заключение хотим добавить, что именно отсутствие в концептуальном аппарате представителей экономизма пары понятий «центрпериферия» в качестве базовых приводит к теоретической невосприимчивости сути западного глобального проекта и его современного кризиса.
Таким образом, мы подготовили теоретические основания для ответа на вопросы, поставленные в названии статьи: о современном кризисе и месте Европы в нем.
Таким образом, мы подготовили теоретические основания для ответа на вопросы, поставленные в названии статьи: о современном кризисе и месте Европы в нем.
Очевидно, что ценности, на которых возник и развивался капитализм, сегодня окончательно девальвированы. Если на определенном этапе европейской истории капитализм имел достаточный творческий потенциал, то сегодня этот потенциал безвозвратно растрачен. Весь западный мир, прежде всего старая Европа, в течение последних десятилетий окончательно зашел в социокультурный тупик. Экономический кризис является всего лишь вершиной огромного айсберга. Начнем с констатации и объяснения кризиса европейского универсализма. В сущности, этот аспект кризиса можно описать формулой «от универсализма к унификации».
Источником европейского универсализма явилось христианство, провозгласившее начало нового мира, где «нет ни эллина, ни иудея». Первым выдающимся историческим воплощением этого универсализма была Византия, являвшаяся собственно евро-азиатским государством. Тем не менее в течение нескольких веков она была эталоном цивилизационного развития для многих окружающих народов и культур.
То жизненное пространство, которое сегодня именуется Европой, возникло в круге Византии, но во многом вопреки ему. Можно заметить, что, когда Византия уже блистала своим превосходством перед другими народами, Запад находился на крайне низком уровне социокультурного развития. Одновременно Византия была наследницей предшествовавших ей универсализмов: палестинского религиозного (ветхозаветного), греческого философского и римского политико-правового.
Мысль о том, что западная цивилизация является наследницей античного мира, широко распространенный антивизантийский миф. Западная цивилизация выросла из католицизма, возникшего как специфическая формально-правовая антивизантийская интерпретация христианства в условиях общей деградации и коллапса античной культуры и варварского окружения.
Лишенные глубины мысли греков, оторванные от традиции египетского и сирийского монашества латинские христиане изначально попали в узкие рамки рассудочного мышления. Крупнейший из ранних западных отцов, фактический основатель латинской схоластической системы мышления Августин Аврелий на много веков вперед определил коллизии европейского гуманитарного дискурса. Основные споры были завершены только в XIII в., после признания официальной доктриной католической церкви концепции Фомы Аквинского (томизма), попытавшего в рамках отточенной за многие века системы формальной логики дать ответ на основные вопросы церковной и общественной жизни1.
Современная католическая церковь не такой мощный, как в прежние времена, но еще достаточно значимый общественный институт, имеющий собственные интересы (в том числе экономические). Католическая церковь олицетворяет старую Европу и, как показал еще Макс Вебер, добуржуазные ценности. Безусловно, католичество переживает собственный кризис, но он не имеет ничего общего с современным кризисом капитализма. В этом смысле католическая церковь докризисный институт. В отличие от интеграционных механизмов современной секулярной Европы эпохи постмодернизма, демонстрирующих свою слабость, католичество выступает мощным организованным началом, носящим транснациональный характер. То, что пытается сделать западный мир сегодня, католическая церковь уже проходила и извлекла из кризиса периода Реформации целый ряд уроков. Сила современного католичества опора на периферию (sic!) и использование позитивных социальных технологий. Результат этого его мощное присутствие и влияние во многих странах мира, прежде всего в бывших испанских и португальских колониях.
О социальных технологиях следует сказать особо. В 1928 г. в Испании католическим религиозным деятелем Хосемарией Эскрива де Балагер была создана католическая организация «Opus Dei», получившая признание римского престола к середине ХХ в. и на момент смерти ее основателя (в 1975 г.) уже насчитывавшая 60 тыс. человек. Как сообщает нам официальный сайт организации, «ее миссия распространить весть о том, что работа и повседневная жизнь являются поводом к встрече с Богом, служению людям и оздоровлению общества» [Ищите Бога]. Организация помогает католикам наполнить свою повседневную жизнь смыслом, привлекает верующих к труду и благотворительной деятельности. Оздоровительная социальная практика «Opus Dei» несет в себе антикризисный потенциал организации и тех стран, где она действует. Можно констатировать, что католичество сегодня в той или иной степени реализует модель, которую Валлерстайн назвал универсальным универсализмом.
Первой альтернативой учения католической церкви стало лютеранство. Особое значение в контексте нашего разговора приобретает лютеровская концепция призвания (ein Beruf) на поприще трудовой деятельности. Лютеранство определило облик немецких государств, немецкую трудовую и служебную этику. Оно способствовало укреплению национальных государств на севере Европы: усилению Швеции, позже объединению и милитаризации Германии. Идейный кризис лютеранства в XIX в. зафиксировал Ницше словами «Бог умер!»[Ницше, с. 729]. Это отчетливо проявилось в росте немецкого национализма, ставшего источником двух мировых войн и предопределившего поражение Германии. Очень точную характеристику этому явлению дал выдающийся русский военный теоретик А.А. Керсновский: «При обожествлении Государства и Нации единственным критерием суждения о степени справедливости данной войны есть степень выгоды ее для Государства и Нации. Если обнаживший меч считает войну единственным способом признания его законных прав, то ничем нельзя заставить его усомниться в справедливости его претензий. Манифест немецких ученых в августе 1914 г. [К цивилизованному миру!] является в этом отношении характернейшим человеческим документом»[Керсновский, с. 33]. Почти двадцатью годами раньше, в 1920 г., в статье «Европа и человечество» Н.С. Трубецкой называл идеологию, отраженную в манифесте, европейским космополитизмом, который, имея узкие этнографические рамки, претендует тем не менее на общечеловеческий масштаб, т. е. универсализм. В сущности же эта позиция, считает Трубецкой, может быть названа общероманогерманским шовинизмом [Трубецкой, с. 59].
В условиях кризиса либерализма лютеранство обладает достаточным позитивным потенциалом и способно дать прогрессивную программу в социальной и экономической сферах [Рормозер, с. 273]. Очень важно, что лютеране на немецкой почве способны объединиться с католиками для преодоления социальной катастрофы.
Другой вариант протестантизма был предложен Ж. Кальвином. Кальвинизм довел сотериологические идеи Блаженного Августина до логического завершения: никакие собственные усилия не могут способствовать спасению человека и помочь ему приобрести блаженство в жизни вечной, только Бог по своему желанию определяет одних людей ко спасению, других к погибели. Критерием избранничества являются вера (дар Божий) и успех в мирских делах, прежде всего трудовой деятельности. При этом первые кальвинистские протестанты отличались чрезвычайной аскезой. Эта мирская аскеза, по мысли Вебера, и породила специфический дух капитализма (Der Geist des Kapitalismus). Тот же дух обеспечивал политические и военные победы протестантов, сопровождавшиеся порой особой жестокостью. Примером последней может служить военная операция О. Кромвеля в Ирландии в 1649 г. против ирландцев-католиков, после которой население острова сократилось наполовину. Самым успешным историческим проектом европейских протестантов-кальвинистов было создание Соединенных Штатов Америки.
Сегодня протестантский дух капитализма в значительной мере утерян. Внешне кризис протестантского сознания обнаруживается как переход от религиозных к чувственным ценностям [Сорокин]. «Буржуазный индивидуалист, пишет А.С. Панарин, сегодня менее всего готов к аскетическому существованию старого протестанта, отвергнувшего рафинированные блага цивилизации» Надо учитывать и то, что описанные события происходили уже на фоне католического Возрождения, особенно заметного в Испании и Италии [Панарин, 2003, с. 31]. Однако уже в новом, чувственном виде буржуазные ценности навязываются остальному миру в качестве эталона цивилизованности («европейскости»). Это культуртрегерство западного мира (панъевропейского, по Валлерстайну) представляет специфическую форму политики европейского универсализма (читай: глобализма) [Валлерстайн, с. 34].
Третьей альтернативой католическому проекту стала англиканская Реформация (Акт о супрематии, 1534). Собственно Англию можно считать родиной современной капиталистической экономики, так же как и причины современного кризиса нужно искать на берегах туманного Альбиона.
Преобразование мира на новых основах, провозглашенное еще лорд-канцлером Англии Ф. Бэконом в «Новой Атлантиде» (1614), предполагало экономическое чудо: истечение богатства полным потоком из «рога изобилия» (Бэкон родоначальник коммунистической утопии?) хозяйства, постренного на превращении науки в непосредственную производительную силу. Без такого изобилия никто в Англии добрым быть не собирался. Младший современник Бэкона Гоббс в «Левиафане» (1668) точно описал естественное состояние английского общества Bellum omnium contra omnes (война всех против всех). То, что Гоббс признал для своего времени естественным, Томас Мор за сто лет до Бэкона назвал социальной болезнью. В своей «Утопии» (1516) он критиковал практику «огораживаний» (нашедших оправдание только в протестантизме) и требовал нравственного совершенствования и справедливого социального устройства. Через 19 лет после публикации книги Мор был казнен за исповедание католической веры: он отказался признать английского короля главой (понтификом) Английской церкви (Church of England). Английская корона, соединяющая в себе «и Божье, и кесарево», олицетворяет самую последовательную антикатолическую позицию во всем европейском пространстве. История Британии показывает, сколь значительную роль играла английская корона в становлении капиталистических институтов как в самой Англии, так и за ее пределами, о чем более подробно мы скажем в следующем параграфе.