«Странное существо женщина, философски размышлял Чигринский, до какой степени она зависит от каприза, от случайности Не будь этого билета, ведь она спокойно просидела бы весь вечер дома!» Но затем он представлял себе Лопатину сидящею за столом в той позе, в которой он её оставил; воображал, какое она переживает негодование по отношению к нему, и ему казалось невозможным оставлять дело в таком положении. Он очень дорожил её расположением. «После этого она меня совсем возненавидит», с отчаянием думал Чигринский.
Рядом, сквозь наглухо запертую дверь, слышалось лёгкое похрапывание. Соседнюю комнату занимал студент-техник, хохол, по фамилии Булыга. Он уже дня два не выходил из комнаты. Булыга был очень мнителен и вечно воображал себя опасно-больным; на этот раз он схватил лёгкую простуду и, по обыкновению, вёл себя так, как будто ему предстояла верная смерть.
У Чигринского вдруг мелькнула мысль попросить у него одежду. Он постучался в дверь.
А что вам? болезненным голосом отозвался Булыга.
Можно к вам зайти на минутку? спросил Чигринский.
Зайдите.
Чигринский быстро перебежал из своей комнаты в соседнюю. Булыга лежал на кровати, натянув на себя одеяло до подбородка. На стуле, стоявшем у изголовья, были какие-то лекарственные пузырьки с рецептами и горящая свечка.
Как ваше здоровье? спросил Чигринский больше для того, чтобы как-нибудь обнаружить участие и этим расположить Булыгу в свою пользу.
Скверно! ответил Булыга. Кашляю. Должно быть, туберкулы
Слушайте, не можете ли вы мне сделать одолжение?
Булыга уже после этих слов посмотрел на него испуганными глазами. Дело в том, что он был сравнительно с другими порядочно обеспечен. Он правильно получал из дому деньги и мог бы жить в гораздо лучшей квартире, но из экономии поселился здесь. Чигринский, положим, не любил брать взаймы, потому что не рассчитывал на исправную отдачу; но Булыге было хорошо известно, что у соседа никогда денег не бывает, поэтому он тотчас же заподозрил, что у него хотят просить денег.
Ох, знаете, я просто не знаю, что делать, сказал Булыга, желая наперёд отвадить соседа от просьбы. Вот уже неделя прошла, как должен получить из деревни, а ничего не шлют
Пришлют! успокоительно заметил Чигринский, вам ведь всегда присылают. Скажите, Булыга, ведь вы сегодня никуда не идёте?
Куда же я могу выйти? Разве что-нибудь экстренное?
Ну, что же может быть теперь экстренное, вечером? Так, значит, вы никуда не едете?
Да что вам за дело до этого, еду я или нет?
Да уж, значит, есть дело, коли спрашиваю. Тут, видите ли, такое обстоятельство Мне надо пойти сегодня в одно место приличное А костюм мой, сами видите, каков.
Так вы хотите в мой одеться?
Да, если вы позволите.
Ну, знаете, я этого никогда не делаю. Во-первых, вы длинный, а я короткий.
Да это ничего Тут главное, чтобы там, где полагается сюртук, был сюртук, а уж какой это неважно
Нет уж, оставьте, пожалуйста! Терпеть не могу, когда мои вещи кто-нибудь носит.
Нет уж, оставьте, пожалуйста! Терпеть не могу, когда мои вещи кто-нибудь носит.
Так не дадите?
Нет.
Чигринский ушёл к себе. Минут через десять после этого в дверь его постучались, и затем раздался голос Марьи Петровны:
Слушайте, Чигринский, идите сюда.
Чигринский побежал в её комнату.
Мне страшно хочется поехать, я должна пойти сегодня! Я бы сама пошла, но это ужасно далеко, я боюсь
Может быть, я проводил бы вас, а оттуда вы как-нибудь сами, что ли
Нет! как же! А вдруг я там не встречу знакомых Нет, вы уж лучше достаньте как-нибудь себе.
Я просил Булыгу, он не даёт.
Ах, Булыга! Постойте-ка, я у него попрошу
Не даст!..
А, может быть, и даст
Марья Петровна в этом случае припомнила, что Булыга тоже не совсем был равнодушен к её глазкам. Она отправилась к его двери и постучала.
Ах, ты, Господи! Да ведь я же сказал, что не могу! крайне недовольным голосом отозвался Булыга, по-видимому, совершенно уверенный, что это Чигринский возобновляет свои домогательства.
Послушайте, Булыга, это я! промолвила Марья Петровна.
Ах, вы? то есть Это вы? воскликнул Булыга и, несмотря на то, что дверь была затворена, из вежливости встал с кровати.
Ну, да, я! к вам можно?
Да, пожалуйста. Только у меня не совсем тут в порядке! Впрочем, ничего, войдите.
Лопатина вошла к нему и тотчас же сделала кислую мину от сильного запаха лекарств. Она не рассчитывала здесь долго оставаться и потому сразу сказала:
Слушайте, сделайте мне удовольствие: дайте, пожалуйста, ваш сюртук.
Булыга с удивлением посмотрел на неё.
Сюртук? то есть, как же? вам сюртук?
Ах, нет, конечно, не мне. Чигринский обещал проводить меня на вечер, понимаете? А у него сюртука нет.
Гм Так я уже говорил ему У меня, видите ли, только один сюртук
Да вы как-нибудь посидите так.
Гм Как же так? Да оно, пожалуй вам я не могу отказать Возьмите, пожалуй.
Он стоял перед нею и, по-видимому, чего-то ждал, а она по рассеянности не сообразила, что так как у него сюртук только один, то он должен снять его с плеч, чего он не мог сделать при ней, и тоже ждала.
Так уж вы, пожалуйста, выйдите! сказал он, наконец, я должен снять сюртук.
Ах, да, в самом деле! Ну, спасибо.
И она ласково посмотрела на него, очевидно, в награду за его любезность.
Минуты через две после того, как она пришла к себе, появился Чигринский в сюртуке, который был ему короток, но, несмотря на столь торжественный костюм, лицо его выражало отчаяние.
Ну, вы готовы? спросила его Лопатина.
Слушайте, я не знаю уж, как вам это и сказать промолвил Чигринский.
А что ещё?
Да ведь сюртука одного мало
Зачем же вам два сюртука? сострила и засмеялась Лопатина.
Не в том дело. А нужно ещё
Она взглянула на Чигринского и только теперь увидела, до какой степени лицо у него смущённое.
Господи! воскликнул он тоном отчаяния и опустился на стул, что я за несчастный человек! Ведь нельзя же так идти, сами согласитесь! Ведь вы же понимаете, до какой степени я желаю проводить вас!
Ну, уж действительно Знаете, ещё сюртук я могла достать вам, но
Чигринский на это не сказал ни слова. Он запустил обе руки себе в волосы и мрачно смотрел вниз. Между тем, Марья Петровна в это время была уже совсем готова к вечеру. Её русые волосы были завиты, новая кофточка блистала белизной, появились бантики, брошечка, шпильки.
Что ж мне с вами делать? промолвила она, послушайте, Анчаров дома?
Кажется, дома, раздалось точно откуда-то из-под полу.
Попросите у него.
Не даст. Мне не даст. Мы с ним в натянутых отношениях.
Фу-ты, какой вы! Послушайте, да не могу же я, не могу я просить брюки
Как хотите! уже окончательно безнадёжно ответил Чигринский.
Он в четвёртом номере?
Он перебрался в пятый.
Пойду. Это невероятно, но я пойду!
И она пошла к пятому номеру. У Анчарова в комнате был свет. Она тихонько нажала ручку двери и отворила её.
К вам можно?
Ах, это вы, Марья Петровна! радостно откликнулся Анчаров. Чем могу служить?..
Марья Петровна совсем отворила дверь и остановилась на пороге.
Слушайте, как это ни странно, но я прошу вас об этом Видите ли, Чигринский должен проводить меня на вечер, а у него нет Так не можете ли вы дать?
Чего нет? Сюртука? спросил Анчаров.
Чего нет? Сюртука? спросил Анчаров.
Нет, не сюртука, а
Марья Петровна замялась.
А, понимаю! догадался Анчаров и громко рассмеялся. Так вот что вам нужно!.. Ну знаете, вы к нему очень милостивы. Ему бы я не дал, а для вас с удовольствием.
В то время, когда Марья Петровна так счастливо одевала Чигринского, сам герой впал в отчаяние ещё больше прежнего. В её отсутствие он встал, подошёл к зеркалу и тщательно осмотрел свои воротнички и манжеты; они оказались в безнадёжном состоянии. Собственно говоря, в них недовольно прилично было даже показываться на улице. Но допустив мысль, что миссия Лопатиной у Анчарова кончится удачно, Чигринский уже никак не мог согласиться на то, чтобы она достала для него ещё что-нибудь. И тут у него мелькнула счастливая мысль: он стремглав вылетел из комнаты, пробежал через коридор и влетел прямо в тёмную кладовку, где помещалась хозяйка квартиры.
Анна Ивановна! Ради самого Бога! почти страстно начал он.
О, Господи! воскликнула хозяйка и вскочила с постели, страшно испугавшись его слов и тона. Что такое там случилось?
Да право же ничего А тут дело вот в чём. Понимаете, надо проводить Лопатину на вечер, а у меня воротнички того подгуляли. Так нет ли у вас?
У меня? Да разве я ношу воротнички? Разве вы видели когда-нибудь?
Ах, вы не понимаете. Может быть, у вас в стирке есть чьи-нибудь?
В стирке? Так как же я отдам вам чужие? Ведь вы их испачкаете.
Ну, вы потом опять их вымоете, я вам за стирку заплачу
Ох, Чигринский, вы меня подводите Никогда я этого не делала, чтоб отдавать чужие вещи.
Так поймите же, поймите! Марью Петровну проводить надо
А вы небось влюблены в неё?..
Ну, что там, где там!.. Просто надо любезность сделать
Хозяйка разжалобилась и решилась совершить преступление. Чигринский получил чистые воротнички и манжеты. Не прошло и пяти минут, как он, наконец, явился перед Марьей Петровной в совершенно обновлённом виде. Утомлённый нервным волнением, пока она возилась с последними украшениями своего туалета, он сел в кресло и положил ногу на ногу. Она приколола себе на грудь цветочек и обернулась к нему и вдруг, вглядевшись в него, ахнула.
Слушайте, Чигринский! Это невыносимо! посмотрите, как у вас зевают подошвы! Ведь этак нельзя идти
В самом деле! воскликнул Чигринский, взглянув на свои сапоги.
Нижние части подошвы отскочили от верха, и приподнятые сапоги имели вид крокодилов, с разинутыми пастями. Чигринский ударил себя ладонью по лбу и промолвил:
Эврика!
Затем он вдруг схватился и стрелой помчался в свою комнату. Здесь он отыскал пузырёк с гуммиарабиком и довольно искусно склеил подошвы.
Что же вы сделали? спросила его Лопатина.
А уж это, знаете, моя тайна! ответил Чигринский.
Затем они оделись и вышли на улицу. У Чигринского было очень жиденькое пальто; поэтому он прихватил у Лопатиной плед и прикрылся им.
Зал, в котором была вечеринка, отстоял довольно далеко от их квартиры; они взяли извозчика, за которого заплатить пришлось Лопатиной, так как у Чигринского не было ничего; но вошёл он даром, потому что встретил множество знакомых студентов.