Мы домой заехали, а там закрыто, объяснила Алена.
Ну да, Женька на работе должен быть, Евгения тоже, Люба взглянула на большие часы над входом.
Женька? Евгения? удивилась Алена. Кто это?
Студенты. Вернее, уже молодые специалисты, недавно дипломы защитили.
А Что они у нас дома делают?
Как что, живут.
В смысле? А ты?
Я здесь живу, на заводе. Квартиру ему сдала. Ну, или им.
Нич-чего не понимаю, замотала головой Алена. Ну-ка рассказывай все. Что значит, на заводе живешь?
И как ей все рассказать? Про одиночество и ночную тоску, про беспросветность и отчаяние
Люба перевела разговор:
Как вы узнали, что я здесь работаю? Снова «органы» подключились? она кивнула на Соболевского. Вы же полковник, как я поняла
Все проще, рассмеялась Алена. Мы в салон заехали, я думала, ты все еще там работаешь. Девчонки и рассказали.
Ты В салон заходила? К девчонкам? В таком виде?
Нет, что ты. Я ведь на нелегальном положении. Дядя Гена заходил, узнал, где тебя найти можно.
Странно, я никому не говорила, удивилась Люба.
Что в охране работаешь, говорила?
Ну, это говорила, да.
Что рядом с домом, говорила? Недалеко совсем, пешком ходишь.
Наверное
И то, что на заводе, на проходной дежуришь, тоже говорила. У нас здесь единственный завод поблизости.
Так просто?
Это всегда просто, вместо Алены ответил дядя-дедушка Соболевский. Если знаешь, как, кого и о чем спрашивать.
Позвонить же могла просто.
Нет-нет, полковник при этих ее словах сразу стал очень серьезным. Не могла, Любовь Извините, отчество как?
Егоровна. Но можно просто Люба, она улыбнулась в ответ.
Можно? он почему-то посмотрел на Алену, как будто разрешения спрашивал. Алена согласно кивнула.
Полковник каким-то чудесным образом заставлял всех женщин раскрепощаться. В его присутствии они, даже незаметно для себя, начинали кокетничать, «строить глазки». Просто чувствовать себя Женщинами. Алена в шутку называла его «старый ловелас» и как-то спросила:
Дядя Гена, ты по молодости, наверное, вовсю «зажигал». У нашего пола популярностью пользовался?
Да что ты, Алена, время совсем другое было, как-то неопределенно ответил он тогда, не вдаваясь в подробности.
Вот и родная мама не устояла «можно просто Люба»
Ты письма-то мои получала? она спросила у «просто Любы».
Да-да.
Ей изредка приносили письма-записки от Алены. Обычные старомодные письма, написанные ручкой на листочке, вырванном из школьной тетрадки, в обычном почтовом конверте. Коротенькие, но очень домашние, теплые.
Кто их ей приносил, она не знала. На конвертах не было ни обратного адреса, ни почтовых штемпелей.
Почему только ты его фотографии не посылала? Люба крепко обнимала Ванюшку, примостившегося у нее на коленях.
Ну, мама, если от тебя требовалось письма сжигать
Кстати, вы их сжигали? спросил «дядя Гена».
Да-да, не беспокойтесь.
Сразу?
Конечно, Люба чувствовала себя как на допросе. Я же понимаю.
Ну и хорошо, с каким-то облегчением вздохнул Соболевский. Вы просто молодец. Извините, сомневался. Каюсь.
Он улыбнулся ей, и «допрос» тут же закончился. Просто встретились пока еще не знакомые почти родственники.
Вот и представь, продолжала Алена, что тебе и фотографии Ванечки сжигать пришлось бы? Смогла бы?
Что ты! ужаснулась Люба.
Потому и не посылали.
Ну, хоть по электронке сбросила бы
Категорически запрещено, объяснил полковник. Моментально вычислят. Уж поверьте. А позвонить по телефону вам, это то же самое, что сразу и точно сказать, где мы.
Вы думаете, прослушивают? Следят?
И следят, и прослушивают. Очень мощные силы подключились. Мощные люди, мощные фирмы. Мы на волоске висим. Так что никаких звонков, никакого интернета. Очень он им нужен. И они все сделают, чтобы его найти, он потрепал Ванюшку, взъерошив ему волосы. Он всегда так делал «чтоб на пацана похож был».
Зачем ищут? Убить? Люба с трудом произнесла это слово.
Ну, кое-кому и этого, наверное, хочется. Знаешь, Люба, сейчас, когда разговор пошел о Ване, а не о самой Любе, он посчитал и возможным, и необходимым перейти на «ты». Так говорить и понимать друг друга можно лучше. Разговор более душевный получается, на самом деле почти родственный.
Он вопросительно посмотрел на Любу она сама-та не против такой фамильярности? Та в ответ согласно кивнула да, так лучше будет. Тем более, что она сама ему в дочери годилась.
Так вот, Люба, повторил полковник. Знаешь, как говорят? «Нет человека нет проблемы». Уже очень многие знают, что он родился.
Кто? Кому? Зачем?
Мусульмане, например, очень обрадовались бы, если б его не стало, я думаю. И заплатили бы много. А наши Разные версии есть. Но по-настоящему большим людям, главным, он живым нужен. Как символ. Там у них разные группировки есть. Но и тем, и другим нужен. Тем, кто за объединение, за единый христианский мир как символ и повод для объединения. Тем, кто за исключительность православия как символ этой самой исключительности. И так далее. Всем он нужен.
Так, может, и сдаться им? Ну, нашим Они и защитят.
Мама, ты что, с ума сошла? воскликнула Алена и даже изменилась в лице. Ты соображаешь, что говоришь? Это же мой сын. Твой внук. Отдать на растерзание?! Чушь
А сейчас ситуация изменилась, как ни в чем не бывало, спокойно продолжал Соболевский, махнув Алене рукой «успокойся, не объясняй ничего». Видимо, они давно уже все обсудили, решение приняли, и он не видел необходимости кому-то что-то доказывать. Даже родной матери.
Ситуация изменилась? Люба поняла, что зря ляпнула эту «чушь». И поняла, что это на самом деле «чушь». Ванюшка, тоже как будто что-то поняв, перешел от нее к маме и прижался к ней, словно ища защиты.
Да, изменилась, ответил полковник. Так сказать, тяжелую артиллерию они подключили, черти.
И что делать?
Ну, на их «тяжелую артиллерию» и у нас найдется своя
Своя тяжелая артиллерия? закончила Люба.
Скорее ракетная установка, усмехнулся он. Надеюсь А пока максимальная осторожность. Мы и сюда-то заехали, сильно рискуя. Лично я был против. Но Алена ни в какую надо с мамой попрощаться, и все тут.
Попрощаться? Опять?
Да, мама. Попрощаться, вздохнула дочка. Уезжаем мы.
Куда?
Теперь далеко. И надолго. В другую страну.
В другую страну
Да, в Таиланд.
Почему туда?
Денис уже давно там обустроился. Там много его друзей-покеристов постоянно живут. Тепло, недорого. Играют себе в интернете. Целый городок, многие с женами, детьми. Колония. К нему и едем.
Люба дальше не слушала до нее дошло, что буквально через минуту-другую Алена снова уедет. И увезет Ванюшку. И все очень серьезно.
Она просто села и заплакала. Алена оглянулась на Соболевского «и что делать?»
Тот развел руками «я же говорил, что не надо заезжать». Ванюшка снова подошел к Любе, погладил по руке:
У бабы вава? Бойно? Дай подую.
Люба улыбнулась, вытерла слезы:
Да, Ванечка, у бабы вава, у бабы болит, внук впервые в жизни назвал ее «бабой», и это Любу почему-то сразу успокоило.
И уже совершенно другим тоном она по-хозяйски предложила:
Давайте я вас хоть чаем напою.
Нет, мама, нам ехать надо Только запомни, ты никому не должна говорить, что мы заезжали.
Я Я понимаю.
Нет, мама, никому. Иначе
Люба, прощаясь, обняла ее и Ваню:
Ты даже ничего не рассказала, как жила, где
Да что рассказывать. Жила. Работала. Ваню растила. Вернее Мы растили. Если бы не дядя Гена, не справилась бы
Люба, по-прежнему прижимая их обоих к себе, повернулась к Соболевскому:
Дядя Гена, вы же им поможете?
Не переживай, Люба, для этого я здесь и нахожусь. Все будет в порядке.
Они сели в машину.
Люба, смахнув остатки слез, улыбнулась Алене и чисто по-женски сказала:
А тебе идет косынка.
Алена тоже улыбнулась и пожала плечами «приходится, что теперь поделаешь». Косынку или платок она носила почти постоянно. Сама никак не могла привыкнуть к своему новому облику. Ей казалось это просто ужасно то, что у нее сейчас на голове. И «это» надо прятать от других.
«Мама же меня такой никогда не видела! А если еще узнает, что я теперь уже не Помогаева, а Иванова?»
«Мама же меня такой никогда не видела! А если еще узнает, что я теперь уже не Помогаева, а Иванова?»
Стоило ли ее так шокировать? Но, с другой стороны, ради этих десяти минут общения с мамой она сюда и возвращалась
Пятница, 17-30
Эти десять минут общения с дочкой и внуком совершенно выбили ее из колеи. Люба сидела на лавочке, не в силах подняться. Они так неожиданно свалились и так же неожиданно исчезли. А она опять осталась Одна
Хорошо хоть, они не одни. Этот полковник Соболевский, дядя-дедушка Гена, произвел на нее впечатление. Спокойный, уверенный. Все знающий и все умеющий. Он им поможет, защитит их. Но кто он такой? Откуда взялся и почему их сопровождает? Может быть, Димкин товарищ? Ой, кстати, надо же к Диме идти! У него все и выясню
Но нельзя ничего «выяснять» ведь Алена просила никому не говорить. Никому! Значит, и Диме?
Люба пребывала в полной растерянности. И что ей теперь делать? Она ведь договорилась на встречу с Дмитрием. Надо бы уже выходить. Но неожиданный приезд Алены спутал все планы. И все мысли. Позвонить, перенести? Вообще отменить, отказаться? Ей было сейчас совсем не до Димы. И эти заводские проблемы, подозрения, расследования стали казаться несущественной мелочью. Как, чем помочь Алене? Куда она поедет? Сказала, за границу. В другую страну. Да ничем ты ей не поможешь. И не ломай голову, не трави душу. Ни себе, ни другим. А начнешь что-нибудь предпринимать, только хуже сделаешь. Недаром же от тебя все скрывают. Так что собирайся, иди на встречу. Разбирайся со своим заводом, раз уж приспичило.
Значит, наступила новая полоса в ее жизни. Не черная, не белая. Не хорошая, не плохая. Просто полоса событий, которые сейчас пойдут сплошь, одно за другим, только успевай поворачиваться. Жизненное затишье закончилось. И она подозревала, что все только начинается
Так что надо собираться. Главное, в голове навести порядок. В мозгах. Чтобы понятно и доступно рассказать Диме все. А что «все»? Что вообще она хотела ему рассказать? Люба попыталась сосредоточиться
Она завалила вопросами Женьку. Тот учился уже на последнем курсе, готовился к диплому. И скоро должен был стать профессиональным менеджером. Профессия, по большому счету, ни о чем не говорящая. Настолько много их развелось, менеджеров, и чем все они занимаются, она очень смутно представляла. Да и специальность его, организация и управление на предприятии, ей мало о чем говорила. На каком предприятии? На любом? Что это за «многостаночник»?