Давайте выпьем на брудершафт! Сказала она вдруг, и я почувствовал, как язык у ней уже заплетается.
Это ни чему! сказал резко.
Один поцелуй для дамы это разве много наверно свою Машу из рук не выпускаете?
Она разлила остатки коньяка.
Вы лучше не пейте. Закусывайте Аида. Вас развозит.
И что?
Ничего.
Я за все лето не брала толики в рот. Я же тупая и глупая моралистка и трезвенница. Вы разве не заметили. Но не сегодня. Сегодня все будет по-другому. Будет?
Она посмотрела на меня долгим вопрошающим взглядом.
Не знаю, что вы имеете в виду?
Да это я так. Ну, короче вы будете допивать коньяк или мне прикажете это делать самой.
Вы сама себе хозяйка.
Я, конечно, могу, но разве вы хотите видеть сильно пьяную женщину. Нет? Тогда поддержите меня. Я одна пить? Ни за что. Вот с вами Михаил, какой вы право.
Я не уступал ее просьбам. Тоже почувствовал, что мне хватит. «И вообще, зачем мне было столько пить?». Она подумала и тоже отставила бокал.
Подождем! А почему вы не купаетесь. Спросила она вдруг. У нас тут все купаются. Пляж хороший. Жара. Или это из-за шрама?
Откуда вы про него знаете?
Она осеклась. Почувствовала, что сказала лишнего.
Нет. Мне все равно. Это я так предположила.
Подглядываете!
Это случайно получилось. Извините.
Нехорошо!
Почему нехорошо. Не совсем. Да. Понимаю. Ну не настолько. Вы прямо скажу Аполлон! Красавец!
Она поднялась и, держа в руках бокал, присела ко мне на колени. Я почувствовал запах ее французских духов. Волосы ее приятно защекотали мое лицо.
Выпейте из моих рук.
Зачем!
Выпейте.
И что дальше будет?
Я вас поцелую.
Мне тяжело.
Вы упорный мальчишка. Я вам совсем не нравлюсь.
У меня есть девушка.
Вы не ответили на мой вопрос?
Ну, если вы хотите, то да.
Это горько слышать, никогда не говорите даме такие слова, что вы сейчас произнесли. Слышите никогда! Это сильно обижает. Она погладила мое ухо и, укусив за мочку, прошептала. Но я вас прощаю.
Она встала с моих колен и, подойдя к стене, примыкавшей к дому, постучала в нее. Скоро на пороге появилась очень молоденькая светловолосая девушка, одетая в легкое льняное платье из дешевого муслина.
Даша! Принесите граммофон и пластинки. Вы там еще не спите?
Я нет. А Варя прилегла.
Смотрите там у меня! Еще одну лампу захватите из гостиной.
Когда девушка ушла, я поинтересовался, зачем все это.
Обиженная женщина хочет послушать музыку! Я у себя дома. Что нельзя? Сказала она жеманно, и томно посматривая на меня. У меня есть записи, которые вы точно не слышали.
Через минуту появились две девушки. Одна несла аппарат, другая, что поменьше и которую очевидно звали Варя, рупор, пластинки и лампу. Нельзя сказать, что бы Варя была красавица. В таком возрасте девушка еще часто не зацветает, и как нераскрытый бутон мила именно своей скрытой красотой, внутренним содержанием не потраченной непосредственностью.
Заостренный нос, голубые глаза, по-детски чуть припухшие губы с пенкой, и особенно шляпка и самодельная диадема на голове заставляли на нее смотреть с улыбкой. Каждой маленькой девочке, да и взрослой женщине хочется носить корону или цветы! Приковывать к себе восхищенные взгляды, более утонченным вариантом такого украшения и была диадема, сделанная из бисера, стекляруса и плетеного конского волоса и бумажных цветов.
Не ставьте, не ставьте. Заводите сразу. Распорядилась Аида.
Я усмехнулся, покачал головой.
Сестры погодки Сухотины. Живут у меня. Мать посадили за кражу, отец пьет горькую. Воспитываю, как могу. Забочусь. Добавила она.
Девушки быстро установили прибор похожий небольшую деревянную тумбу-шкаф. Крышка и маленькие дверцы его были расписаны цветочной композицией. На боковых стенках и небольших дверцах был изображен дворцово-парковый пейзаж и дама, играющая на арфе. Место куда устанавливались пластинки, было обито тонким металлическим листом и позолочено.
Что ставить тетя Ада, польку, мазурку?
Посмотрите еще.
Вот есть краковяк, так что тут? Лезгинка, тарантелла? Бойко прочитала Даша.
Дайте пластинки, сама выберу. Лампу зажгите.
Принесенная лампа была семилинейка. Она ярко залила зал желтым светом. Я испуганно оглянулся на кровать. Но убежище Маши мне показалось надежным. «Бедная Маша!» подумал я. «Бедная и несчастная! Лежит на жестком полу, боится пошевелиться. Все бока отлежала».
Вы любите, Михаил вальсы, обратилась она ко мне, «Упрек любви», «Чертенок», есть «Розовые сны»