Середина июня это было всегда время сказки. Черешня, когда залезаешь на самую верхотуру и оттуда видны прожекторы стадиона СКА. Рукой на паутину попадешь и чуть не грохнешься с дерева, но все же нет, только чуть выше переместишься, пальцы об джинсу вычистив в саду работать требовалось но какая тут работа, если уже понял, что время слаще без нее проходит и все-таки надо бы написать про восхитительные перипетии жизни не именно сам день рожденья, а веселость, опьянение жизнью, непрекращающиеся рождения: смысла, восторга, любви рождение прозы, рождение иллюзии, рождение удачи рождение это всегда надежда шанс заряженные батарейки полные пригоршни воды упоение не собой и не от себя, а от Б-га, который в тебе. Середина июня. Да здравствует середина июня!
Футбольный матч кончился. В воротах в скрещении софитных лучей лежал покинутый мяч. Толпы болельщиков рассасывались.
Сергей Шангин ждал меня у скамейки запасных, со своей квадратной сумкой на плече, с непроницаемым лицом, не делая ни шагу навстречу.
Медленно подойдя, я виновато остановилась.
Что же ты глупишь, девочка? без улыбки начал он, что ты хотела сказать тем телефонным звонком?
Ничего. Кроме того, что сказала.
Он достал аппарат и навел на меня объектив.
Улыбнись!
Нет, легче уж заплакать, я попыталась отвернуться.
Стоп, замри, отлично, сделав три кадра, он обнял меня одной рукой. Я плакала. Ну, брось. Нам будет трудно так.
Футбольный матч кончился. В воротах в скрещении софитных лучей лежал покинутый мяч. Толпы болельщиков рассасывались.
Сергей Шангин ждал меня у скамейки запасных, со своей квадратной сумкой на плече, с непроницаемым лицом, не делая ни шагу навстречу.
Медленно подойдя, я виновато остановилась.
Что же ты глупишь, девочка? без улыбки начал он, что ты хотела сказать тем телефонным звонком?
Ничего. Кроме того, что сказала.
Он достал аппарат и навел на меня объектив.
Улыбнись!
Нет, легче уж заплакать, я попыталась отвернуться.
Стоп, замри, отлично, сделав три кадра, он обнял меня одной рукой. Я плакала. Ну, брось. Нам будет трудно так.
А почему должно быть легко?
Мне еще в аэропорт ехать, там снимать, не устраивай сцен.
Езжай и снимай, сказала я, не отнимая ладоней от лица.
Он запаковал камеру, бросил сумку на траву, разнял мои руки и поцеловал соленое лицо и забросил мои руки себе на плечи.
Ты позвонишь? Не будешь пропадать? спросил он после медленных и нежных минут. дать тебе «двушку»?
Да
Лучше вечером связывайся, когда Журавлев уйдет.
Хорошо.
Только не влюбляйся в меня, слышишь? Не привыкай ко мне. У нас нет будущего никакого.
Почему? глотая рыдания, спрашивала я.
Я знаю, чем будешь ты через десять-двадцать лет, и чем буду я. У меня другая жизнь, плохая, но ее уже не изменишь, и я не хочу ее менять. И я не буду портить жизнь тебе. Нам нельзя привыкать друг к другу, а ты уже начинаешь и я тоже
Так ты правда хочешь, чтобы я позвонила?
Очень.
Это был, кажется, лучший момент во всей этой сладостной, горестной истории. «Очень».
2
Мне нужно было набрать 20 публикаций в какой-нибудь газете, чтобы поступить в МГУ на факультет журналистики. Меня познакомила с заведующим отдела информации «Вечерки» мамина подруга, которая там работала корректором.
Но тот как раз ушел в отпуск, когда я явилась с готовыми текстами.
В отсутствие завотдела можно было сдавать информационные материалы ответственному секретарю, Лиманченко. Он был худой, начинающий седеть одессит. С мягкой улыбкой проглядев мои заготовки, он снисходительно поощрил меня к работе.
Речь шла о спортивных интервью, заметках, которые я принесла. Кое-что нуждалось в правке. Завотделом, Ковалев, только предложил тему, а теперь его на работе не было, и не очень понятно было, кто в итоге отвечает за мои материалы в их конечной стадии. Лиманченко, ответственный секретарь крупной газеты, любезно взял на себя не свою работу и дал мне общие указания, что и как править. Я тут же воспользовалась редакционным телефоном и выяснила у героев материала все недостающие детали. Теперь надо было вносить изменения, и это я тоже сделала быстро и, как выяснилось потом, вполне профессионально. Я подошла к нему снова. Подождала, пока Николай Григорьевич освбодился, поднял голову от макета.
Ну, что?
Переделала.
Клади. Сядь.
Он по инерции еще продолжал выправлять что-то в макете, потом положил мои листы поверх, начал проглядывать. Я сидела прямо и напряженно, сдерживая волнение, и смотрела в сторону.
За другим столом работал художник-оформитель, то и дело выбегавший в коридор и возвращавшийся с сердитым бормотанием. За третьим столом разговаривала по телефону Изабелла Борисовна, постная и всех поучающая сотрудница отдела культуры. Она мне запомнилась еще с прошлого посещения этого учреждения (тогда она решительно потребовала, чтобы я заколола свои волосы).
Вошел сотрудник со снимками в руках, положил их на стол художника, кивнул Лиманченко, оглядел гостью и вышел. Изабелла при виде фотографа мрачно отвернулась с трубкой в руке.
Все, теперь нормально, сказал Лиманченко, принимая листы в папку, только ты, дорогуша, правишь писательскими значками, не редакционными, переучивайся.
Прошла неделя. Выяснилось, что материалы «пошли» без подписи, просто как информашки. Он не хотел брать на себя ответственность и ставить новое имя, не проверив моей полной лояльности и надежности в узком журналистском смысле.
Но первые деньги по «корешку», квитанции об оплате, были мною получены в окошечке кассы двумя этажами ниже редакциеи. Это было счастье. 15 лет, а уже зарплата.
У Сергея Шангина была простая повадка знакомиться с женщинами он делал снимок практически без спросу, сразу предлагая улыбнуться в объектив, а потом уже имелся хороший повод пообщаться, когда ей преподносилось готовое качественное и не без изюминки фото. Так оно началось и тут.
Но первые деньги по «корешку», квитанции об оплате, были мною получены в окошечке кассы двумя этажами ниже редакциеи. Это было счастье. 15 лет, а уже зарплата.
У Сергея Шангина была простая повадка знакомиться с женщинами он делал снимок практически без спросу, сразу предлагая улыбнуться в объектив, а потом уже имелся хороший повод пообщаться, когда ей преподносилось готовое качественное и не без изюминки фото. Так оно началось и тут.
Я даже не знала, что выгляжу на снимках так необычно, не видела себя такой со стороны. Диковатое впечатление: масса волос, острые плечики, взгляд не от мира сего, лицо правильное, но усталое, девчонка красивая и неухоженная, такой подросток-шалава Короче говоря, все завертелось сразу быстро резко болезненно, чуть ли не со первой фотосессии.
Мне понравились его черты лица и плотное телосложение, но артистизма в нем не было вообще, просто такой доброжелательный профессионализм, хорошее ровное обхождение со всеми, отсутствие нервозности.
У него, помимо газетных, имелись потрясающие фотографии, я увидела их позднее Седой фонтан, в котором благодаря тени вдруг угадываешь черты какого-то старца с бородой. Влюбленная пара на площади перед собором ночью. Две гигантские тени тени, пересекающие соборную площать. Лица женщин. Профили и плечи при свечах. Но это все было потом, я забегаю вперед
Он насмешливо заметил однажды, когда мы вместе делали материал, что, если бы в свое время учился как следует на журфаке, то мог бы сам писать репортажи, а не только фотографировать.
Я бы хотела снимать сама, отозвалась я с улыбкой, у меня и «Смена» своя есть.
Он согласился меня научить. Я принесла свой фотоаппарат, тетрадочку
И однажды он что-то такое мне надиктовывал, насчет фокуса и освещения и выдержки и сказал, что все, выдержки у него больше нет, и обнял меня так, что у меня потемнело в глазах.
Но и это только потом было, я опережаю события.
Я опять, в четвертый или пятый раз, получала указания от Лиманченко.
Ты знаешь, вдруг перебил сам себя Николай Григорьевич, почему я заставил тебя переделывать этот репортаж?
По улыбке на длинном породистом лице было видно, что ругать меня он не собирался.
Ну, так почему? повторил он.
Потому что он был плохой
Нет, он не был плохой. Но я хотел, чтобы ты научилась резать сама себя. Пишущему так же трудно сокращать себя, как врачу удалять самому себе аппендикс. Понимаешь? Я и сам мог убрать ненужные места и сдать материал в набор. Но мне хотелось, чтобы ты поняла, почему я требую перенести акценты именно таким образом. Да там у тебя вообще акцентов не было. Вспомни первый вариант: ты начинаешь с описания спорткомлекса, берешь интервью у уборщицы, упоминаешь, что у директора спорткомлекса в кабинете много бутылок из-под коньяка
Из-под вермута
И только потом, глотая смешок, продолжал он, идет очень хороший кусок разговора с девушками из спортшколы, который, однако, заканчивается чудовищно глобальной фразой насчет бренности всего сущего. И ты несешь это в газету?!
И в газете это берут
Как это написано сейчас, я беру Но на будущее
Я посмотрела ему в глаза, смущенно ответила:
«Мой добрый принц, приведите вашу речь в некоторый порядок и не отклоняйтесь так дико от моего предмета». Я правильно вас поняла?