Лови их! Лови! Ой, ! Уйдут! Лови, говорю! Вот говно! орал Мопс. Страшно разозлённый, он вскочил и в узком пространстве купе размахивал руками, пытаясь сбить вёртких мыльных малюток, метавшихся по всему помещению вопреки всем законам Ньютона. Несколько раз ему удавалось шмякнуть их о стены и казалось, что поймать хоть одну плёвое дело. Охранник тоже махал руками, как мельница.
И тут случилось неожиданное малютка в плаще погрозил Ли Ивановичу миниатюрным пальцем с перстнем. Он на секунду замер точно посреди купе в позе распятого святого, затем стал вращаться вокруг своей оси, всё убыстряясь, превратился в сверкающий раскалённый волчок и вдруг разогнавшись, влепился в потолок, разбил его вдребезги и со свистом вылетел на воздух. И другие усклизнули вслед за ним через дыру. Последним покинул купе толстяк. Похоже было, что он страдал одышкой. Сидя на крыше, он заглянул с недовольной мордой вниз и оказался прямо перед гигантским лицом остервенившегося мистера Моппса.
Как вы себя чувствуете? пищал своему высокому начальнику толстый, явно страдающий одышкой малыш.
Как у Христа за пазухой! был ему ответ.
У меня сосед художник, горланил малютка,
У него большой талант:
Он педрила и картёжник,
Но по сути он педант.
По утрам он водку дует,
Завязав узлом уста,
И уж двадцать лет рисует
Он явление Христа
Всё явление Христа,
Да явление Христа!
Значит каша не густа!
Жизнь висит на тонкой нити
И уходит, твою мать,
Помогите, помогите
Всё ему дорисовать!
И кинул Моппсу прямо в глаза струю красного перцу.
Новогодние звёзды брызнули у Моппса из глаз, мозг перекосился, только Ли Иванович осел рядом со столом, раздирая руками горестные пылающие очи и благовествуя благим матом.
Оставим потерпевшего вместе с его охранникам разбираться с уже бегущими милиционерами из поездной бригады и поспешим, мой читатель, вслед странной, и как будто уже откуда-то знакомой компании. Где, где мы их видели?
Вызванный из головного вагона, прибежал охранник, посмотрел на внушительную дыру в потолке и, подстрекаемый помощником Моппса, стал выбираться на крышу. Потом вылез и второй. Они увидели прелюбопытную картину.
Вызванный из головного вагона, прибежал охранник, посмотрел на внушительную дыру в потолке и, подстрекаемый помощником Моппса, стал выбираться на крышу. Потом вылез и второй. Они увидели прелюбопытную картину.
Импозантный главарь банды малюток был уже не так мал. Он умело вёл свою чернокудрую подругу в туре вальса. Ах, как ловко, как неповторимо ловко у них получалось! Любо-дорого было смотреть, да некому. Охранники бросились, вынув пистолеты к ним, но лёгкие танцоры, не спешившие расстаться друг с другом, продолжали свои пируэты. Тогда разозлённые преследователи стали стрелять в два ствола в прижавшихся друг к другу людей.
Мистер Гитболан! кричала смеющаяся черновласка, смотри, эти козлы не хотят оставить нас в покое даже здесь! Поучи их танцевать учёную кадриль!
А где «Брауншвейгский марш»?
Он в воздухе!
Моя королева! Твоё слово мой закон! Господа шпики! Учимся танцевать! Сегодня моё первое танго на родине! Начинаем с ног! Голову выше! Держите на память, гуманоиды! Как у нас с языком, педы?
Нормально! Да будь я ниггер преклонных годов,
Линчёванный в Капитолии,
Я выучил бы Репу только за то,
Что это язык и не более!
Граната на длинной ручке полетела под юные ноги агентов фортуны. Они сначала подпрыгнули вверх, как бывает, когда фильм крутят в обратном направлении, а потом ласточкой слетели с крыши спешащего курьерским ходом поезда, один ударился головой в столб, другой схватился за электрические провода. Третьему снесло голову краем тоннеля. На крыше грохнуло так, что все уже начавшиеся ворочаться пассажиры свалились с постелей и стали выглядывать из раздвинувшихся дверей.
Все на месте? На первый-второй рассчитай-сь!
Джин!
Тоник! Расчёт окончен!
Хорошо! Разойдись!
Белокурую красотку уже схватил в свои жирные лапы тип в тоге, и они тоже закружились, перебраниваясь. Потом худощавый оттеснил его.
Ты нелегальный иммигрант, Нерон! закричал он, Такие не могут претендовать на обладание лучшими феминами!
Нет, я легальный! И не иммигрант, а пилигрим!
Не пилигрим, а импотент!
Нет!
Нет, нелегальный! С ломаным грошом в кармане! С котомкой и клюкой! С перекошенной зубной болью рожей! Бр-р-р-р!
Лишний миллиард долларов тебе не помешает, Тугги?
Считая гнутые медяки, мечтаешь о золотых горах и мармеладных долинах? Я тебя знаю! Держи сопли морковкой, недоуздок!
А Лени и Гитболан, испытывая явное удовольствие, довели тур вальса до конца, расхохотались, раскланялись друг перед другом и поднялись в воздух.
Поезд дрогнул, но не остановился, а напротив наддал. Агенты робко пробежали по крыше двух вагонов и отстали.
Эй, тугоухий! Ничего не слышит!
Никто не знает, сколько будет два!
Сейчас бухну из пушки!
Ко мне, гуингмы! Я уж не один!
Это ты, Нерон, по-тихому прожужжал?
Давлю в себе раба по четвергам!
Не увлекайся!
Вот-вот появится прокуратор Недонос! Разрази его понос!
Где?
Не надо пить столь много в темноте!
Так страшно он кричал, что изнемог!
Со шлюхой в темноте ночной перекликался часовой!
Где ты видишь темноту? День на носу!
Это уже преступная рифма! Не пойдёт!
Я! Я был котёнком славным, но прошёл чрез несколько таких реинкарнаций, что превратился в серный порошок, чтобы сто лет в чулане проваляться. Когда ко мне стал клопик прикасаться, я превратился в горного орла, в коробочку не чая возвращаться. Когда же пуля гордого нашла, то перья, трепыхаясь, полетели, и воцарилась над землёю мгла. Чрез пару лет я был банкиром в теле, и только клёкот изо рта порой напоминал ворам, кто их герой. В метаморфозах нету остановки ограбленный, я по миру пошёл, влача прогнивший ящик на верёвке. Я ждал преображений, но когда я принял облик взрослого кота? Изведав целый цикл реинкарниций, я вновь вселился в гордого орла, в своих краях не смея появляться до той поры, когда колокола, как в день Варфоломея зарезвятся
Пошла писать губерния! Его можно остановить только кляпом! прервал дозволенные речи довольный Гитболан. Вперёд! Нас ждут великие дела! Нет нам предела! Куры гриль, а штык молодец! Кстати, куда мы попали?
Веймарская Республика, не иначе!
Фу!
Видите, всё разбито вдрызг! Мусор сверкает на солнце вдоль железной дороги, как алмазы! Люди без тени улыбки! Животные в долах съедены! Леса пусты! гадал на кофейной гуще Кропоткин.
Веймарская Республика, не иначе!
Фу!
Видите, всё разбито вдрызг! Мусор сверкает на солнце вдоль железной дороги, как алмазы! Люди без тени улыбки! Животные в долах съедены! Леса пусты! гадал на кофейной гуще Кропоткин.
Леса срублены ворами к вашему сведенью!
Точно! Веймарская Республика! Обиталище и юдоль людей с рюкзаками и несчастными лицами! Замки пусты, помойки забиты бомжами картина, в общем-то, стандартная. Юдоль страданий и невзгод! Даю руку на заклание, что целая армия людей живёт здесь только тем, что сдаёт стеклянную тару и мнёт банки из-под пивка. А по телевизору, скорее всего, показывают героев капиталистического труда, честно разбогатевших на продаже соевых бобов и затычек от ванн! Действительно, скажите мне, как в стране, в которой не было собственности и зарплата десятилетиями была не больше тридцати долларов появились миллиардеры?
Откуда ты знаешь, что помойки забиты бомжами?
Чую! Чует моё сердце, что здесь не место чистому святому чувству, как говорил великий поэт Поднебесной Ху Ли!
«Если ты носом учуял
Запах гниющих кишок,
Значит ты снова в Гарлеме». А ты сам вон туда посмотри! и указал на облачённого в лохмотья согбенного типа, действительно увлекшегося какими-то раскопками в помойных кучах.
О чём ты думаешь на своей новой родине? спросил Нерон мечтательно.
Я думаю об ушах Как это природа умудрилась вырастить на голове у человеков такие уродливые ровины? признался Кропоткин. Я видел в Чехии на рынке, как крестьянин вёх на повозке целую кучу отрубленных свиных голов, расхристанных, окровавленных, вот уже сто лет эта картина не выходит из моей головы, когда я вижу людей и думаю об их уделе! Уж лучше бы свинья везла повозку, на которой были бы отрубленные головы этих сволочуг! Ненавижу!
И добавил: «А знаешь, Нерон, мне ночью сон приснился, ты не разбираешься в снах? Я бы заплатил золотыми драхмами Мне приснилось, что я оторвался от своего горящего космического корабля и раздувшийся скафандр уносит моё тело в открытый космос. Тихо так, что в ушах стальные соловьи поют, звёзды аршинные напротив глаз, а главное, и неясно, к какой из них лететь, какой отдать предпочтение. Тем более, что жизни уже нет ни на одной планете. Меня пронзил такой ужас, какой, быть может, испытывают только в аду. Я охолодел и вцепился в какой-то поручень. Выбор это самый страшный удел для развитого человека, не всякий способен взять на себя право выбора! И я лечу всё дальше от корабля. И вращаюсь вокруг своей оси. Писать хочется, пить, есть, сношаться, воздух и марихуана на исходе, а сиротские валенки на ногах просят каши. И нельзя молится неизвестному богу, потому что жив ещё и надежда теплится в сердце, а молиться известному богу душа не желает. Противно. Да и молитвенник, в общем-то остался на планете Земля, забыл взять. И ты не хочешь, чтобы всё это кануло в лету вместе с последними звуками твоего голоса! Не хочешь и всё! Закричал я благим матом и, слава Богу, проснулся, потому что в этот самый момент этот мерзкий китаец собирался нас скалкой прихлопнуть. Что скажешь?
Сон, как сон! Не витай в облаках! А главное не клади все свои яйца в одну корзину! посоветовал Нерон и отвернулся.
Яйца в корзину? Весьма оригинальный рецепт! Я подумаю! В корзиночку! В корзиночку! захохотал Кропоткин.
И не думай! перекосился Нерон! Не думай ни о чём! Думай больше о семье. Я вот думаю! Семья у меня ой-ёй-ёй большая, агромаднейшая, жена любимая, Клеопатра, женился я на ней по любви. Любовь была такая, что чертям страшно. Как кошка была моя любезная, но никакого почтения к философии недостаток существеннейший для женщины её склада.
Врёшь! Как сивый мерин! Твои жёны ксивы запряжёны!
Если мне не изменяет память, в Нахичевани был экстрасенс, который двигал стаканы и возвращал старухам сбережения изрёк Гитболан, явно расчитывая изменить направление разговора.