крик стоял в комнате во время сражений. Я мог, выдумывая варианты, часами самозабвенно играть один со своим выдуманным главным напарником Петькой.
В то время практически не было никаких средств информации (интернета, телевидения, радио, телефонов, а газеты выписывали единицы) и поэтому основным источником новостей был базар. Там люди обменивались новостями, прислушивались к грамотным и знающим людям, а потом «разносили» всё это по домам. Базар в Кисловодске находился в районе улицы Кольцова, Подгорной. Там сейчас стоит большой дом. На базар приезжали со всех сёл. Торговали скотиной, лошадьми, ослами, свиньями, птицей, зерном, картофелем и овощами. А из соседних аулов приходили парни карачаевцы наниматься копать огороды, косить сено, выполнять хозработы горожанам. Это был своеобразный рынок труда. Стоят, сидят, лежат на соломе ребята (в основном почти всегда босые), а на бирках на груди и на пятках мелом, углём нарисована цифра это цена за сотку вскапывания земли, косьбы, сгребания, копнения и т. д. Всё это мне рассказывали бабушки.
Отец (Владимир Иванович) и мать Анна Филипповна Углова. Фото 1935 года.
Глава 2
Немцы в городе
Он даже мёртвый страшен был живым
Когда они писали мемуары
Не веря, что прошедшее есть дым
Что выжили, что как-никак, а стары
Академик Захаров
Разговоры на базаре становились день ото дня всё тревожнее и беспокойнее. Базар просто гудел! Люди собирались кучками, спорили, кричали, что то доказывали друг другу. И вот в одно утро чрезвычайно встревоженная баба Капитолина, придя с рынка, с порога закричала:
Нюся, Володя! Война!
Было воскресенье и все мы находились дома в саду. Отец подбежал к бабушке и закричал:
С кем?
С немцами
заплакала бабушка и прижала нас к груди. Отец сразу куда то засобирался. Мать спросила:
Ты куда?
В военкомат!
ответил отец. Мать взволнованно закричала:
Зачем? Мы что, надоели тебе? Когда надо призовут. Зачем самому лезть на рожон?
Отец сухо ответил:
Это не обсуждается.
Мать расплакалась. В первые три дня войны в городе записались добровольцами на фронт более 700 человек. А всего на войну ушло 10,5 тысяч кисловодчан четвёртая часть населения города! Половина их них не вернулась назад! А вскоре мы провожали отца на войну. Мы все семеро (приехали бабушки Оля и Фрося) шли с отцом к месту призыва. Мама и три бабушки плакали, а нам детям, не хотелось. На товарной станции было много народа, шумно, играли гармони. Отец попрощался со всеми, крепко прижал меня к себе и на своих губах я ощутил его солёные слёзы. Высокий, сухой командир выкрикнул:
Нюся, Володя! Война!
Было воскресенье и все мы находились дома в саду. Отец подбежал к бабушке и закричал:
С кем?
С немцами
заплакала бабушка и прижала нас к груди. Отец сразу куда то засобирался. Мать спросила:
Ты куда?
В военкомат!
ответил отец. Мать взволнованно закричала:
Зачем? Мы что, надоели тебе? Когда надо призовут. Зачем самому лезть на рожон?
Отец сухо ответил:
Это не обсуждается.
Мать расплакалась. В первые три дня войны в городе записались добровольцами на фронт более 700 человек. А всего на войну ушло 10,5 тысяч кисловодчан четвёртая часть населения города! Половина их них не вернулась назад! А вскоре мы провожали отца на войну. Мы все семеро (приехали бабушки Оля и Фрося) шли с отцом к месту призыва. Мама и три бабушки плакали, а нам детям, не хотелось. На товарной станции было много народа, шумно, играли гармони. Отец попрощался со всеми, крепко прижал меня к себе и на своих губах я ощутил его солёные слёзы. Высокий, сухой командир выкрикнул:
Углов!
Я!
ответил отец и стал в строй, сутулый, в фуфайке, какой то поникший и родной мне. И тут я понял, что это всерьёз, что отец уходит от меня, может быть, навечно и я закричал-заплакал вместе с Шуркой и Валечкой:
Папка, не ходи туда! Иди к нам! Вернись!
Рыдая, мать упала в обморок, нас всех еле оттащили и увели домой. Ивана и Петра на проводах не было, т. к. их призвали в Георгиевске на день раньше и они так и не успели попрощаться с нами. Дядя Вася незадолго перед этим уехал на остров Сахалин его назначили директором рыбного завода в городе Оха (он был партийным). Скоро получили от отца письмо, где он сообщал, что «воюет с румынами в чине старшего лейтенанта, руководит взводом пулемётчиков и сам лично уже убил несколько солдат, коней из крупнокалиберного пулемёта; стреляет и по более крупным целям». С уходом отца на фронт в доме стало как то тихо, мы все посерьёзнели. Мама, часто глядя на нас, плакала, а бабушка вздыхала и зачастила в Красную церковь. Так мы называли Пантелеймоновскую церковь, построенную в 1912 году в районе Ребровой балки и варварски разрушенную большевиками безбожниками в середине 60 х годов. В этой церкви крестились, венчались и отпевались все наши родные. В 1995г. там построили часовню, а сейчас там строится Пантелеймоновский храм.
Жить становилось всё труднее, со стола исчезли все лакомства. Мать теперь работала в этом же санатории санитаркой по уходу за ранеными красноармейцами, которые стали поступать с фронта. 8 августа 1941г. в Кисловодск прибыл первый эшелон с ранеными бойцами. В городе на базе санаториев было создано 39 госпиталей на 22 тысячи раненых. Санаторий стал называться госпиталем, ему присвоили 3176. Всего за время войны возвращено в строй более 600 тысяч бойцов (82% лечившихся в нашем городе). Простая арифметика показывает, что около 108 тысяч бойцов Красной Армии стали калеками или умерло в госпиталях и похоронено в районе ул. Цандера. Ужасная цифра! Вечная память вам, наши славные воины! Мать работала по 12 14 часов. Приходя домой уставшая, какая то потерянная, она рассказывала, плача, бабушке Капитолине:
Ужас, что делается! Сколько бойцов молодых, здоровых ребят привозят ежедневно и сколько помирает десятки.Сколько крови, страданий! Как они кричат, мама! Я не выдержу этого! Господи! За что так мучаются люди? Проклятые немцы!
В конце третьего месяца войны пришло известие, что Пётр младший из братьев, погиб на фронте где то в Белоруссии. Он так и не женился и не завёл семью до войны. Все три бабушки (приехали Оля и Фрося) три дня ходили в церковь, в доме горели свечи перед иконами, все плакали, вспоминая его. Беда не приходит одна. Через месяц после гибели Петра простудилась, собирая кизяки с нами, моя сестрёнка Валечка и через девять дней скончалась от крупозного воспаления лёгких. Смерть уже ворвалась в наш дом. Затосковала по Валечке, похудела, почернела и слегла наша Капитолина Тарасьевна, да так и не встала больше. От отца пришло известие, что он ранен в руку и ногу (отняли два больших пальца ноги), весь обморожен, лежит в больнице Ростова. В начале лета 1942 года пришло известие, что на Воронежском фронте убит старший из братьев Иван Иванович. Теперь было ясно, что не напрасно спорили в саду наши дяди и отец о Германии. Она оказалась ещё сильнее, ещё коварнее, опаснее шапками её не закидаешь. Немцы были уже рядом. По ночам небо над Кисловодском гудело это немецкие лётчики летели мимо бомбить Грозный и Орджоникидзе (так говорили в госпитале).
Как то ночью мы проснулись от страшного грохота. В тёмном небе стоял сплошной вой. Вылетали, разбиваясь, стёкла на веранде, истошно лаяли собаки во дворах соседей, заголосили, запричитали обе бабушки (они недавно приехали к нам) и мать.
Немцы пришли! Нас бомбят!
кричали бабушки. Но, как оказалось утром, это было не совсем так. Нас двоих полуголых, сонных и насмерть перепуганных детей, мать быстро повела через веранду во двор, чтобы спрятать в подвале. Спускаясь по деревянной лестнице, я глянул в тёмное небо и обомлел. Эта картина осталась в моей памяти навечно. Две яркие параллельные строчки трассирующих пуль летели прямо над нами в сторону Красивого Кургана. Очередь была длинной и непрерывной это было необычное зрелище. А сзади за домом, всё так же гремело и бухало. Только утром мы узнали, что прямо над нашим домом на небольшой горке (сейчас туда практически дошло кладбище) наши разместили и спрятали в кустах два зенитных орудия, которые и подняли такой грохот ночью. С той поры они каждую ночь стреляли по немецким самолётам, летевшим в сторону Баку. Мы утром с Шуркой решили посмотреть зенитки. Очень хитро их замаскировали в ёлках! Но вдруг, как из-под земли, перед нами возник пожилой усатый красноармеец и строго сказал:
Ну-ка, домой, мальцы! Быстро! И чтобы я вас здесь больше не видел!
И добавил уже шутливо:
А то арестую!
Больше мы туда не ходили. Теперь наш сосед Беляй (он всегда был пьяный), ходил по нашей и соседним улицам с деревянным плоским ящиком со стеклом на плече и кричал:
Стёкла выбиваем, новые вставляем!
Его охотно приглашали хозяйки, т. к. зенитки добавили работёнки старику Беляеву. Мать ещё больше стала бояться за отца, вестей от него больше не было, а Ростов, где в больнице он лежал, давно заняли немцы. Часто поздним вечером достанет отцову любимую серую рубаху или белую косоворотку, уткнётся в них и плачет тихонько, что то вспоминая. Белая рубаха до сих пор хранится у нас, ей уже за семьдесят, достаём мы её раз в год, смотрим, вспоминаем, плачем об отце. Я смотрю на последнее фото отца. Он обнимает нас троих детей и с доброй усмешкой смотрит мне прямо в глаза и как бы говорит мне:
«Не горюй, Коля! Не плачь сын! Ничего уже не вернёшь! Это хорошо, что ты помнишь обо мне. И не жалей меня не такие уж мы несчастливцы. Жизнь не вернёшь, она одна у человека! Доживи ты достойно, не тревожь и не береди своё сердце напрасными слезами!»
Немцы особо не бомбили Кисловодск, но всё же раза три были налёты на город. На товарной станции, вокзале и на Минутке около железнодорожного моста упали несколько бомб, полностью разворотило один дом и хату, убило одну женщину и легко ранило, контузило несколько человек. Мы ходили смотреть было страшно. Но особенно немцы не старались. Они, видно, хотели сберечь санатории для отдыха своих солдат, т. к. были уверены, что курорт они скоро займут. Бабушки Оля и Фрося, когда поняли, что немцы идут на Кавказ, решили пешком идти к нам из своей станицы Каменномосткой. По дороге они встречали отступающие отряды бойцов. Легкораненые шли пешком, а тяжелораненые лежали на повозках. Гнали много скота, отары овец. Ехал на быках, осликах и редко на конях, со скарбом нескончаемый поток людей. На них косились, но ничего не говорили. Все были молчаливы, угрюмы и злы. В Кисловодске давно уже началась эвакуация населения и раненых. Ценных заводов и фабрик у нас не было, но некоторые крупные госпитали, здания, вокзал и железную дорогу, а также мост на въезде в город стали минировать. Впоследствии мы узнали, что взорвали только товарную станцию и часть железной дороги, а остальные объекты решили почему то не взрывать.