И выждав полагающуюся случаю паузу, ОН явно не спеша, подошел, чтобы выяснить, наконец, что же это перед ним. Бесцеремонно подталкивая Коротая носом, ОН обнюхивал малыша, делая для себя выводы. Коротай терпеливо все сносил, не испытывая особенных неудобств, потому что привыкнул к подобному обращению еще в своем родном доме. Он испытывал двойственное чувство страха и удовлетворения, и даже счастья. ОН теперь был всем для Коротая, ОН был богом, а ведь боги бывают и злые, могут принести боль и страдание, и в то же время ОН был своим, ОН был понятен, все таки ОН был собакой.
А руки, эти человеческие и поэтому все-таки чужие руки что от них ждать?
Закончив свое неторопливое обследование, и сразу же потеряв всякий интерес к малышу, Сокрушай, а именно так звали божество, отошел и, одним мощным прыжком заскочив и улегшись на высокий и недоступный пока для малыша диван, прикрыл глаза и затих. Он лежал, выражая всем своим видом, что то, что он только что обнаружил, не заслуживает никакого внимания и интереса.
«Боже, какая скука!» казалось, говорил он всем своим видом.
Сокрушай был молодым и добродушным кобелем. Он и сам был не прочь еще поиграть, но по неписаным законам стаи он не мог себе позволить уронить своего достоинства, хотя этот смешной малыш и забавлял его. Увидев, что на его территории появился чужак, он сразу же понял, что тот мал и слаб, а следовательно, должен знать свое место. Это был закон стаи. Сокрушай сам вырос под неусыпным надзором старшего и хорошо усвоил это на собственном, иногда и достаточно горьком опыте.
Малыш, внезапно сброшенный с небес, на которых он находился, почувствовал невольное разочарование и обиду. Глядя на Сокрушая, демонстрирующего полное безразличие, он почувствовал нахлынувшую волну одиночества. Только что, божество было рядом и вдруг он опять один, маленький и слабый. Это было настолько страшно, что он при всем своем уважении к божеству, не смог удержаться от искушения приблизиться к нему и попытаться обратить на себя его внимание. Осторожно подкравшись к дивану, Коротай попытался было так же легко и уверенно заскочить на него, но пока что, это было ему не по силам, что он сразу же понял, шлепнувшись своим маленьким, пушистым задиком на твердый пол. Тут же встав на все четыре лапы, упрямый малыш решил воспользоваться другой тактикой и, поднявшись на задних лапках, опираясь одной передней на диван, он попытался зацепить другой Сокрушая за ухо. Но лапа была, к сожалению, еще слишком коротка.
Лениво приподняв веки, Сокрушай взглянул на дерзкого, осмелившегося нарушить его покой. Не увидев ничего достойного своего внимания, он лениво прикрыл глаза, но не до конца, что бы иметь возможность наблюдать за этим смешным непоседой.
Лениво приподняв веки, Сокрушай взглянул на дерзкого, осмелившегося нарушить его покой. Не увидев ничего достойного своего внимания, он лениво прикрыл глаза, но не до конца, что бы иметь возможность наблюдать за этим смешным непоседой.
Коротай, с упрямством, достойным лучшего применения и со свойственным его возрасту бесстрашием, безуспешно пытался дотянуться до божества. Все его попытки кончались неудачей, потому что он был пока что очень мал. Он злился и даже тоненько тявкал в отчаянии от собственной беспомощности, но это не помогало. А божество, лениво прикрыв веки, делало вид, что дремлет, и этим еще больше распаляло упрямство малыша.
Был и жизни Сокрушая такой же день, когда его оторвали от матери и унесли в другой дом. Так же как и Коротай, он был напуган и одинок. И так же встретил в новом доме старшего, авторитет которого, был для него непререкаем.
Новый дом был красив, полы были застелены коврами, мебель была новая и очень привлекала маленького Сокрушая. Удовлетворив свой интерес к старинному дубовому креслу, он тут же выяснил, что в одной из комнат живет страшное существо, хозяева называли его «шваброй». Пришлось ему также познакомиться и с таким местом как «балкон», который и стал вскоре его логовом, в котором он и проводил все дни и ночи. День, а потом ночь. День, а потом еще ночь. И так полгода.
Со старшим кобелем он встречался очень редко, потому что гулять его выводили далеко не каждый день Два раза в сутки появлялась хозяйка с миской еды. Потом пришел день, когда она стала приходить один раз, а потом и вообще не пришла. От голода и тоски он выл долго, до хрипоты, до головокружения. Да уж, он сполна познал, что такое одиночество.
А потом пришел другой день и он худой и голодный попал в этот дом. Три дня он ел, ел, ел. Он никак не мог поверить, что еда есть и всегда будет. В этом доме не было балкона., швабра правда, была, и первое время он побаивался ее, зная ее дурной характер, но потом понял, что здесь она не опасна. Пришел и тот день, когда он решился посягнуть на такую святыню, как диван. Первый раз в жизни он ощутил подобную мягкость. В этом доме, он впервые почувствовал себя достойным, уважаемым псом.
И вот теперь, в его стае появился еще один.
«Какой же он маленький и слабый, ничего не стоит расправиться с ним, что бы он здесь не шумел. Неизвестно еще, что от него можно в дальнейшем ожидать, но хозяин так трясется над ним, что пожалуй сильно рассердиться на меня, так что уж пусть его, скачет». Сокрушай совсем прикрыл глаза, и кажется, действительно, задремал.
Да и малыш, наконец, совсем вымотался и свернувшись в комочек, пристроился на полу рядом с диваном, чтобы быть все-таки поближе к недоступному божеству. Его, обиженного и усталого, тоже сморил спасительный сон. Он уснул, повизгивая и подрагивая лапками, даже во сне пытаясь дотянуться до божества. И все-таки он был счастлив, потому что знал, что теперь он не одинок, у него теперь было божество.
Глава 3. Познание
Дни шли за днями. Коротай вырос. Он уже только отдаленно напоминал того растерянного малыша, которого принесли в этот дом. Ничто здесь уже не пугало его. Он знал, был уверен в том, что именно здесь его всегда защитят, накормят и приласкают. Как он пришел к этому выводу он не знал, да это было и не важно просто он больше не был одинок. Мать свою он совсем забыл, ей не было места в его жизни и воспоминания о ней постепенно стерлись и больше уже не волновали его.
Божество заменило ему ее. Малыш обожал его, он хотел находиться рядом всегда и поэтому неотступно ходил за Сокрушаем по пятам. Тот иногда снисходил до него, забывая о степенности, и они устраивали шумную, веселую возню. Коротай в эти минуты был счастлив. Он уже давно понял, что божество не злое, хотя иногда, как будто спохватившись, Сокрушай грозно рыча и оскаливая крупные, белые клыки загонял его в угол, как бы напоминая, что все таки он здесь старший. Коротай, следуя правилам поведения, которые ему никто не объяснял, но которые он откуда то просто знал, вел себя как полагается. Лежа на спине, задрав ноги, открывая тем самым беззащитный живот, всей своей позой демонстрируя испуг и повиновение, он терпеливо ждал, пока Сокрушай закончит столь важный для него ритуал. Он понимал, что так надо и не чувствовал себя обиженным, принимая это как должное, как и многое другое.
Очень скоро, Коротай понял, что в этой стае вожак все-таки не Сокрушай. Это открытие его не удивило, он принял это также же безоговорочно, как и многое другое. Вожаком в этой стае был обладатель тех сильных рук, которые принесли его сюда. Все зависело от него, и он здесь был главным. Именно он давал пищу, гладил и наказывал. Он решал, что можно, а что нельзя, все и всегда, в конце концов, решал он. Даже большой и сильный Сокрушай, был всегда покорен и послушен хозяину, благодарно, но сдержанно принимая его ласки. Хозяин чаще всего был добр. Коротай обнаружил для себя, что прикосновение его рук может быть очень приятно, особенно когда тонкие, длинные пальцы этих рук ласково почесывали ему то место за ухом, до которого он никак не мог дотянуться сам. В эти минуты им овладевало чувство такой приятной истомы, что не в силах сопротивляться этому ощущению, он просто блаженно прикрывал глаза и наслаждался. Хозяин часто поглаживал его по спине, тихим, низким голосом что-то приговаривая. Этот голос теперь не казался ему таким неприятным. Скоро Коротай даже научился понимать некоторые слова, которые чаще других произносил хозяин. Он уже знал свое имя и заслышав его, не раздумываясь бросался на зов. Часто он слышал слово «хороший» и хотя и не понимал, что оно значит, чувствовал себя почему-то счастливым.
Очень скоро, Коротай понял, что в этой стае вожак все-таки не Сокрушай. Это открытие его не удивило, он принял это также же безоговорочно, как и многое другое. Вожаком в этой стае был обладатель тех сильных рук, которые принесли его сюда. Все зависело от него, и он здесь был главным. Именно он давал пищу, гладил и наказывал. Он решал, что можно, а что нельзя, все и всегда, в конце концов, решал он. Даже большой и сильный Сокрушай, был всегда покорен и послушен хозяину, благодарно, но сдержанно принимая его ласки. Хозяин чаще всего был добр. Коротай обнаружил для себя, что прикосновение его рук может быть очень приятно, особенно когда тонкие, длинные пальцы этих рук ласково почесывали ему то место за ухом, до которого он никак не мог дотянуться сам. В эти минуты им овладевало чувство такой приятной истомы, что не в силах сопротивляться этому ощущению, он просто блаженно прикрывал глаза и наслаждался. Хозяин часто поглаживал его по спине, тихим, низким голосом что-то приговаривая. Этот голос теперь не казался ему таким неприятным. Скоро Коротай даже научился понимать некоторые слова, которые чаще других произносил хозяин. Он уже знал свое имя и заслышав его, не раздумываясь бросался на зов. Часто он слышал слово «хороший» и хотя и не понимал, что оно значит, чувствовал себя почему-то счастливым.
Он также давно понял, что хозяин бывает не только ласков. Однажды, будучи еще совсем маленьким, он почувствовал запах, который заинтересовал его и стремясь во что бы то не стало удовлетворить свое щенячье любопытство он, найдя источник этого запах, попытался исследовать эту вещь. Это была книга. Большая, тяжелая, она лежала на диване, поблескивая яркой обложкой и источая такой сладкий, вкусный запах костяного клея, что маленький Коротай не смог удержаться от искушения познакомиться с ней поближе. Стянув ее на пол и улегшись поудобнее, он, придерживая ее лапами, старательно и не спеша отрывал зубами одну за другой ее тонкие страницы, пытаясь добраться до переплета. Он очень увлекся, это было так интересно и он уже был так близок к цели, когда вдруг услышал свое имя. Это было его имя он не мог ошибиться, но услышав его на этот раз, он впервые испытал страх. Голос хозяина, произнесший его не был по обычному ласков. Сейчас он нес в себе угрозу, в нем слышался с трудом сдерживаемый гнев. Коротай понял, что хозяин очень сердит на него. Оторвавшись от своей добычи, он испуганно затаился. Хозяин подошел и подняв с пола брошенную Коротаем книгу, резко шлепнул ею малыша по морде. Удар был довольно чувствителен, но не настолько силен, чтобы сбить с лап. Голос, вот что было страшнее всего, он снова стал неприятным и повторил несколько раз одно и то же слово: «нельзя, нельзя, нельзя». Поскуливая от страха и боли, Коротай, поджав хвост, смиренно ждал наказания. Хозяин ушел, он все еще был рассержен, малыш это знал. Чувство потери овладело им, наверно он виноват, наверно он сделал что-то не то и это новое слово «нельзя», так не похожее на другие, слышанные им раньше, несло в себе одни неприятности. Очень плохое слово. На хозяина он не обиделся, потому что вожак в праве и наказать, если нужно. Он не подвергал это сомнению, он просто знал, что это так. И тут он почувствовал накатившую волной страшную усталость. Еле доковыляв до своего места, полностью обессилив, он улегся и, положив голову на передние лапы, прикрыл глаза.