Но я всё же надеюсь, что этот мир, сделавший из меня раба, недолго сможет наслаждаться моими мучениями, терзающими каждый уголок моей уставшей, измученной, жаждущей покоя душе, которая тяжёлым грузом давит на меня, подталкивая вниз в недолгий свободный полёт.
В этом есть немного иронии. Ведь впервые надев пиджак, в котором я мечтал жить, моя сущность устремляется к смерти.
Лишь мгновение я мог наслаждаться тем чувством, когда чувствуешь себя дороже, потому что на тебе надета по-настоящему дорогая, качественная вещь. Вот ты избавился от своего старого, надоевшего каждой затяжкой, дешёвого костюма и надеваешь новый, тот, на который ты копил, можно сказать, почти всю свою жизнь, и ты становишься другим человеком. Тебя наполняет уверенность, ты знаешь, что ты неотразим. И это наслаждение может прервать только ствол пистолета, приставленный к твоей щеке. И ты понимаешь, что ты всё так же беспомощен и бессмыслен, твоё тело лишь кусок материи, которым заполнен этот мир. В моём же случае вместо пистолета, приставленного к щеке, были несколько секунд свободного падения.
От волнения у меня начала кружиться голова. Я смотрел вниз, прямо в эпицентр ужасающего морского волнения, сотни лет тренировавшегося, разбивая на осколки когда-то нерушимые скалы, ради того, чтобы встретить сегодня своего гостя с распростёртыми объятиями, показать ему все своё мастерство и навсегда завладеть им, не дав ни единого шанса выбраться.
В тот момент, когда стоишь на краю пропасти в ожидании решения прыгнуть, когда твоя жизнь вот-вот будет принесена в бессмысленную жертву самообману, когда понимаешь, что все кончено секунды, на которые ты никогда не обращал внимания, начинают казаться вечностью. Возможно, я стою на краю моста лишь пару мгновений, но в душе я стою тут уже почти всю жизнь. А шаги, принадлежавшие человеку, идущему ко мне, как будто замедляются, пока совсем не останавливаются, растворяя надежду на спасение в темноте ночи.
Мой пиджак уже мокрый насквозь. То, что совсем недавно стояло на прилавке элитного магазина, наблюдало за сотнями людей, чья судьба изначально была затоптана в грязь, забыта в куче всеобщего потока и брошена погибать в осознании того, что она лишь такая же бесполезная ноша, ничем не отличающаяся от миллиона других брошенных в грязь судеб; то, что совсем недавно было уникальным, чему была дарована высшая судьба, теперь это уникальное создание стало простой вещью, смотрящей вниз навстречу судьбе вместе со своим хозяином и ничем не отличающейся от тех людей, на которых ещё совсем недавно оно презрительно смотрело с прилавка элитного магазина.
Пульс замедляется, и я начинаю понемногу ощущать свои посиневшие от страха ноги. Я пытаюсь прислушаться в надежде снова услышать идущие ко мне шаги, но сквозь резко усилившийся плач дождя я потерпел очередную в своей жизни неудачу.
Я попытался сконцентрироваться, собрать разбежавшиеся от волнения мысли. Мои руки дрожали, вцепившись в задремавшего железного стража, и, наконец, после нескольких попыток, у меня получилось пошевелить недавно онемевшей стопой правой ноги.
Я уже собрался сделать шаг, как вдруг на мое плечо, словно лапа белого медведя, обрушилась чья-то уверенная, знающая жестокость этого мира рука; мои ноги, ослабевшие от недавнего обледенения, слегка подкосились под её тяжестью. Но резко дернувшись в испуге от этого внезапного нападения на мое плечо, я увидел лишь обычную мужскую кисть руки, которую я наблюдал, стоя в очередях, держась за перила автобуса, окуная в воде свои руки после прихода домой. Её казанки были сбиты, а кожа измучена тяжёлой работой в цеху или на фабрике, а может быть от беспощадных ударов, дробящих кость.
Заполнившее моё сердце одиночество оставило меня на время, дав моему измученному существу немного времени на пару глубоких вдохов, наполняющих мою грудь промокшим от небесного плача воздухом. Но вселив в меня обманчивую надежду, оно снова завладеет мной, поглотив приятную прохладу чистого разума и навсегда уничтожив мою исхудавшую надежду.
Мы единственные обитатели этого моста. Только для нас он существует сейчас. В нашем распоряжении каждый метр этих стальных гор, придающих ландшафту города слегка ужасающий, но, несомненно, притягательный вид.
Недавно на мгновение приросшая ко мне рука соскользнула с моего плеча, оставив на месте своего недавнего обитания лишь помятый след на моем пиджаке, который недавно и не подозревал о своей печальной судьбе. И вмиг моё одиночество было нагло нарушено, стоило лишь на минуту задремавшему стражу впустить в портал между двух миров еще одного беженца.
Мои надежды разбились на миллионы ускользающих в небытие песчинок, когда, как я думал, мой спаситель оказался со мной по одну сторону мостового ограждения, являющегося отправной точкой в другой неизведанный наукой Земных существ мир.
Каждая черта его измученного лица была мне до глубины сердца знакомой, казалось, что оно являлось частью меня, вырвавшейся из глубин моего разума, пригласившего меня на край моста. Когда мой взор полностью охватил его излучающую легкость, но в то же время ищущую смерть между мостом и морем лицо, мои ноги снова стали ватные, неподвластные мне, а мир перевернулся для меня, навсегда поменяв противоположные, никогда не встречающиеся вместе полюса.
Я не верил своим глазам. Возможно, мой охваченный безумием и страхом мозг мне врёт, желая разыграть меня. Но это видение было столь реально, было такой же частью мира, как и я, стоящий рядом.
С каждой секундой, проведённой рядом с ним, я всё больше убеждался в реальности этого недавно вселявшего мне надежду существа. Ведь это он, человек, стоящий на том перекрестке, являющийся центром гармонии этого мира. Даже сейчас, стоя на краю жизни, он не перестаёт излучать те породившие в моей душе надежду на спасение чувства. Но теперь, находясь в паре дюймов от него, я заметил всю тяжесть, уничтожающую его душу. Под личиной любви зарождалось безграничное отчаяние и ненависть, терзающая и оградившая его от простого мира.
Мы молча смотрели друг на друга, словно пытаясь проникнуться в наш мир, отравивший каждого из нас.
Я не знал, что сказать, и он, видимо, тоже.
Что ты здесь делаешь? растеряно вырвалось из моих уст. Это было первое, что пришло мне в голову.
Видимо, то же, что и ты, его голос был спокоен и ровен, но в нем чувствовалась вырывающаяся из недр души ненависть ко всему.
Мы оба посмотрели вперёд, наверное, надеясь увидеть вдали прорывающийся сквозь тучи луч света.
Почему ты здесь? спросил меня он. Ведь в мире есть много вещей, которые можно делать сейчас, но ты выбрал именно это.
Секундное молчание, необходимое мне для того, чтобы собраться с мыслями, нарушал лишь грохот дождя.
Видимо, для меня только это и осталось
Мы были мертвы, но все ещё живы. Не имели души, но все ещё чувствовали. Наше существование подходило к концу. В осознании этого мы были легки, нас не тяготил тот факт, что мы видимся впервые. Мне казалось, что я могу рассказать ему всю мою жизнь, но он словно и сам всё знал обо мне. Мы говорили с ним. Возможно, что наш диалог продолжался пару минут, а, может, и несколько часов.
Секундное молчание, необходимое мне для того, чтобы собраться с мыслями, нарушал лишь грохот дождя.
Видимо, для меня только это и осталось
Мы были мертвы, но все ещё живы. Не имели души, но все ещё чувствовали. Наше существование подходило к концу. В осознании этого мы были легки, нас не тяготил тот факт, что мы видимся впервые. Мне казалось, что я могу рассказать ему всю мою жизнь, но он словно и сам всё знал обо мне. Мы говорили с ним. Возможно, что наш диалог продолжался пару минут, а, может, и несколько часов.
а хочешь знать, почему я на самом деле теперь стою сейчас здесь? внезапно посреди продолжительной беседы спросил я.
На лице человека появилась чуть заметная ухмылка, а его слова прозвучали легко, но в то же время твёрдо:
Нет! Поверь, никому нет дела до того, что подтолкнуло тебя на это преступление против природы. Каждого заботит только он сам.
Я был слегка растерян, но не почувствовал обиды от его слов.
А почему ты здесь? спросил я, но мои надежды получить ответ не оправдались. На его лице все так же играла еле заметная улыбка, хотя, на одну секунду, я заметил, как каждая мышца его неприступного лица лихорадочно дернулась, стоило ему лишь на мгновение вспомнить о том, что подтолкнуло его прийти в эту проклятую ночь на край моста.
Знаешь, неожиданно прошептал он. Я не могу понять Мы всю жизнь чего-то пытаемся добиться. Сначала полжизни тратим на то, чтобы получить достойное образование. Потом тратим то, что от нас осталось после завершения учебы, работой на кого-то, кому на нас наплевать, чтобы оплатить налоги, которые вместо того, чтобы идти во благо, попадают в чей-то карман. Делаем всю жизнь одно и то же, наш день кем-то расписан по минутам. И
Его речь резко прервалась, уступив душераздирающему грохоту, сопровождающему ослепляющие взрывы молний.
И?
Я хотел сказать Мы всю жизнь пытаемся добиться большего, но зачем Человеку отведено не более ста лет. Это же так мало. Зачем тратить это время впустую? Зачем это всё, если все равно смерть уничтожит то, что ты так долго добивался?
И ты решил сократить это время, так как твоя жизнь уже потрачена? стараясь перекричать дождь, недоумевающе спросил я.
Я так и не получил ответа. И хотя он ничего не рассказал о себе, но я понимал, что в его жизни произошло что-то куда более ужасное, чем в моей, что не дает ему покоя, то единственное, что может оправдать его поступок. Его лицо помрачнело, поддаваясь выплескивающемуся через край душевному терзанию.
Его взгляд, еще недавно светящийся от счастья, вмиг окаменел, выстраивая непреодолимую преграду между мной и его изуродованной душой. Даже теперь, стоя на краю, он не хотел открыться для других, боль подпитывала его изнутри, одновременно уничтожая последнюю ниточку, связывающую его с реальным миром. Но даже сквозь эту каменную защиту из его глаз, жадно цепляясь за свободу, в этот мир протиснулась слеза, еле отличимая среди капель дождя, оплакивающего две потерянные сущности.
Он поднял взгляд, словно надеясь увидеть слабый луч света, прорывающийся сквозь захватившие просторы неба тучи.
Что может нас спасти сегодня вздохнув, вдруг произнес он.
Не зная, что ответить, я просто смотрел на него, не говоря ни слова.