Выйдя за забор, он удивился ещё больше. Дороги здесь оказались заасфальтированными, по ним вовсю разъезжали автомобили. Проехал рейсовый автобус. Кроме двухэтажных домов, виднелась и пара пятиэтажек. Это напоминало какой-то городишко маленький, захолустный. Городишко, в котором он никогда не был.
Извините, пожалуйста, спросил он у проходившей мимо женщины, это что за город?
Та посмотрела на него подозрительно, но ответила:
Это не город, это Кузли.
Что-что?
Куз-ли, по слогам продиктовала она. Рабочий посёлок Кузли.
Про посёлок такой он слышал. Тот находился километрах в пятнадцати от Светлого. В Кузлях, как я знал, жила пару лет его мать. Желание уехать из деревни буквально бурлило в ней в девятнадцать лет она сорвалась сюда. В те времена здесь работал кожевенный завод на него она и устроилась. Ей дали койку в общежитии, она начала работать, но вскоре полностью разочаровалась в этих Кузлях. Кроме асфальтированных дорог, рабочий посёлок мало чем отличался от деревни. Люди здесь были точно такие, как в Самово неотёсанные, тупые, безбожно окающие. Аня не находила здесь душевного успокоения. Возвращаться в Сомово тоже не хотелось, поэтому брак с долговязым парнем Славкой они познакомились во время поездки в Минск оказался как нельзя кстати. Трудно сказать, любила ли она его по-настоящему. Смею предположить, что любила. Может и не той огромной любовью, которой пичкает нас сердобольный кинематограф, но по-своему любила. Он был, в общем-то, неплохим человеком, почти не пил, почти не ругался матом, к ней относился с уважением. К тому же он был городским и был отцом её ребенка лишь за это заслуживал к себе хотя бы скромной, но любви. И Кузли без сожаления были оставлены ею. Правильное решение Вадим поддержал бы его. Ему эти Кузли очень и очень сейчас не нравились.
Хотелось курить. Он похлопал себя по карманам, сигареты не находились. Обнаружился лишь скомканный носовой платок и сплющенный коробок спичек. Денег ни копейки. Он долго вспоминал, как и где их потратил, но память пребывала в состоянии полнейшего и безоговорочного равнодушия.
Эй, парень! позвал он пацана, ремонтировавшего на обочине дороги мотоцикл. Где у вас вокзал находится?
Вокзал? переспросил пацан, удивляясь почему-то такому вопросу.
Ну да, вокзал, кивнул Вадим. Откуда у вас тут автобусы отходят?
В смысле междугородные?
Да, да.
Парень приподнялся с коленок. Засаленная тряпка, на которой он сидел, прилипла к брюкам и висела на штанине.
Минут десять тут идти. Вот этой дорогой всё время прямо. Прямо, прямо, никуда не сворачивая. Как раз выйдите.
Ага, ладно, покивал Вадим. Ты не куришь?
«Прима» только, потянулся пацан к карману джинсовки.
Пойдёт.
Минут через десять пути билетный вагончик, гордо именовавшийся вокзалом, действительно предстал перед взором. Вокзалом это месиво грязи назвать было трудно. Грязь оказалась здесь особенная чрезвычайно липучая и весьма оригинального цвета, рыжая с разводами. Такая образуется только в тех местах, где её постоянно месят колёса автобусов она пропитывается бензином и маслом.
Вадим толкнул дверь вагончика. За зарешеченным окном кассы виднелась безобразная женщина.
Сегодня до Сомова автобусов нет? спросил он, вспоминая, что не имеет ни копейки денег.
До Сомова? Нет, что вы! До Сомова только в понедельник и четверг.
А сегодня что?
Сегодня среда, изобразила женщина гримасу, давая понять, что ей ясно с каким барбосом она имеет дело.
Так, ладно А в Светлое когда автобус?
В Светлое был уже. В семь тридцать.
А
А в два не будет.
Почему?
Сломался.
Сломался!?
Из райцентра позвонили сломался.
Здрасьте пожалуйста, а как я доберусь до дома?
Ну, мужчина, вы о чём раньше думали? занервничала кассирша. Расписание всем известно висит вон, приходили бы, да узнавали.
Э-э, расписание Если б я знал, что здесь окажусь.
Он направился к выходу.
Ну, в конце концов пешком идите, крикнула ему вслед женщина, если сегодня вернуться надо. Часа за три дойдёте.
Вадим задержался в дверях.
Пешком?
Да, пешком.
Ну, ладно, толкнул он ногой дверь. Посмотрим.
Тут же подался назад.
А по какой дороге идти?
Вот тут влево отходит, привстала женщина. По ней. Прямо в Светлое.
Самочувствие неважное. Остатки хмеля улетучивались из организма медленно, рождая ломоту в суставах и головную боль. Боль, как ни странно, усиливалась. Вадим почувствовал вдруг, что неимоверно хочет есть. Едва он произвел в мозгу эту мысль, как в то же мгновение желудок издал страшнейшее и громогласнейшее урчание. Но ещё больше чем есть, захотелось опорожниться. То ли ощутив дорогу к дому, то ли просто проснувшись, кишечник забурлил. Забурлил неистово, зло а лес, заветный лес, значился впереди метрах в пятистах. Вадим убыстрил шаг.
Мы с Вадимом во многом близки он тоже склонен к печали. Но он покрепче меня с хандрой справляется ловчее. Он крепкий мужик. Не то, что я. Я хлюпик и расстраиваюсь по каждому поводу.
Дорога пуста. Ни одна машина не проехала по ней за всё это время. Почти полностью опавший лес был сейчас угрюм и жалок. Прошло не меньше часа, прежде чем Вадим услышал за спиной звук мотоцикла. Поравнявшись с ним, тот остановился. На нём двое.
Вадим! привстал сидевший сзади. Вот ты где!
Вадим людей не узнавал.
А мы тебя всё утро ищем. К Рахиму зашли нет тебя, ушёл. Куда ушёл? А хрен его знает. Блин, хорошо, что нашли!
Автобуса до Светлого нет сегодня, сказал Вадим. Вот, пешком иду.
Я же говорил тебе! подал голос второй, сидевший за рулём. Пешком пойдёт! Ещё поймаем. Вот, поймали
Ну ты ж у нас развёл руками пассажир, всему голова! Здорово! протянул он руку Вадиму.
Привет, подал свою Вадим. Курить есть?
Курить? переспросил мужик. Есть курить! Бери пожалуйста.
Он протянул Вадиму пачку. Тот взял сигарету и полез в карман за сплюснутым коробком, но мужик опередил его поднёс зажигалку. Вадим затянулся.
Айда, Рахим, покурим, кивнул мужик мотоциклисту. Торопиться некуда.
А чё, можно, отозвался тот, слезая с мотоцикла.
Были эти люди ужасно друг на друга похожи. Черноволосые, с приплюснутыми носами, с какой-то раскосиной в глазах возможно, они приходились друг другу братьями. У обоих на головах красовались одинаковые кепки из чёрной кожи, на ногах одинаковые сапоги из чёрной резины, и лишь куртки, хоть и чёрные, отличались у Рахима болоньевая, у его пассажира кожаная.
Жена что утром сказала? спросил Рахим.
Ничего не сказала.
Вообще ничего?
Вообще.
Как самочувствие у тебя? спросил пассажир.
Да так себе. Жить можно.
Ты меня-то помнишь? улыбнулся тот.
А как же! отозвался Вадим, хотя ничего не помнил. Ты Салават.
Смотри-ка ты, а я думал не вспомнишь, снова улыбнулся мужик. Ты ведь как труп был мы вдвоём тебя еле до дома донесли.
Ни фига себе, подумал Вадим затягиваясь, на самом деле Салават!
Так фигли, отозвался он, столько выпить!
А много на грудь приняли? спросил Рахим.
Ну, по литру как минимум, ответил Вадим. А может и больше.
Сильно.
Из Светлого вчера тоже на мотоцикле ехали? кивнул Вадим на «ИЖ».
Не, на грузовике, отозвался Салават. Свалили тебя в кузов и поехали. Ты там заблевал всё Но потом очухался немного в Кузлях поначалу сам ходил. Правда вот так.
Ладонью он изобразил как ходил Вадим зигзагообразно. Все посмеялись.
Ничего у меня не забыл? спросил Рахим.
Да вроде нет.
Одежду, документы, деньги?
Одежда вся на мне. Документы в кармане должны быть, он расстегнул молнию на куртке и заглянул в карман. Паспорт и трудовая книжка здесь. Да, есть. А деньги Деньги потратил наверное.
Да, точно, сказал Салават. На твои ведь в Кузлях брали.
Ну вот, добавил Вадим, значит всё при мне.
Это хорошо, кивнул Рахим. А то, бывает, забудешь что-нибудь важное.
Я забыл раз, сказал Салават. Паспорт.
Сплюнув, он интригующе помолчал. Потом продолжил:
В Киеве, у сестры был. Самолётом возвращался. Ну, перед посадкой, как положено, приняли. А муж ведь её провожал меня. Муж и брат мужа. Вот втроём мы и нахерачились.
Вадим с Рахимом слушали его заинтересованно.
И чёрт его знает, говорил Салават, как так получилось короче, каким-то образом мой паспорт оказался у них. То ли у мужа, то ли у брата его Но в самолёт я сел. Сел, потому что прилетел. То ли это уже после регистрации я им его отдал не помню. Прилетаю еле живой, сажусь на автобус, доезжаю до Подова. Там пересадка до Светлого, жду автобуса. Вдруг два мента ко мне разрешите ваши документы. Пожалуйста, говорю, и по карманам хоп, хоп. А документов тю-тю. Сам тоже пьяный ещё, не соображаю ничего, возмущаться стал, орать. Они раз меня и в кутузку. И, короче, в общей сложности четыре с половиной дня держали.
Ни фига себе! воскликнул Рахим.
Документов нет, кто такой неизвестно. Ладно до жены дозвонился, она приехала в Подово так, мол, и так, муж мой. А где паспорт его, спрашивают. Она меня: где твой паспорт? Забыл, говорю, в Киеве. Она телеграмму в Киев: высылайте срочно паспорт! А те архаровцы после меня, видать, ещё круче забухали. Не шлют. Ну, меня отпустили в конце концов на пятый день. Я уж там заявление о потере паспорта написал, штраф заплатил вдруг, недели три спустя или нет, не три, месяц прошёл как минимум приходит паспорт из Киева. А в паспортном столе мне уже другой ведь делают! Ладно сходил, сказал, а то два паспорта бы у меня было.
А что, здорово же! сказал Рахим.
Здорово-то здорово, только за это ведь, узнают если, по головке не погладят.
Ну да, правильно, согласился Рахим. А жаль. Два паспорта иметь это классно! Паспорт везде же нужен. И туда, и сюда у меня сколько раз было, когда сразу в два, а то и в три места паспорт требовался.
У меня тоже, поддакнул Салават.
Вот бы один туда, а другой сюда удобно же!
Не, не прокатит, сказал Салават.
Да и не позволят такое, подал голос Вадим. Махинации всякие начнутся.
Да, махинации, согласился Салават.
Он отбросил скуренный до фильтра бычок и сказал Вадиму:
В Светлое, значит, идёшь?
Угу, отозвался тот.
Ну давай, садись. Подвезём тебя.
Никто с места не двигался. Вадим докуривал сигарету, а двое его друзей серьёзно и задумчиво смотрели на лес.
Мы не до самого Светлого, сказал Рахим.
А, да, встрепенулся тут же Салават. Там недалеко вообще-то два километра. Кузница.
В село не заедете?
Не, мы просекой. Как с дороги свернём, высадим тебя.