Александр Гутов
* * *
Тронут краски апреля
Потаённые струны,
И за окнами трели
Запоют гамаюны,
Что-то дрогнет тревожно,
Задевая о рёбра,
Сокращаясь безбожно
И сжимаясь недобро,
Как птенец в беспокойстве,
Станет биться о прутья,
Постигая в устройстве
Этой жизни беспутье.
* * *
Взглядом привычный пейзаж обегу
Серые наши пенаты:
Клинопись птичья на плотном снегу
Плиний трудился пернатый.
«Кошка крадётся погиб воробей
Стужа отсутствие корму
Где-то родился крылатый Помпей.
Снег потерял свою форму».
Солнце, как хитрый мудрец-казначей,
Бросивший службу де-юре,
Бросит народу червонцы лучей
В жарком весеннем аллюре.
И пропадёт недописанный текст.
В мире, на сутки делимом,
Плиний, империя только контекст
Времени, ставшего дымом.
* * *
Свежевыкрашенная ограда,
машины, выставленные как для парада,
листва, переживающая ежегодно круговорот смертей и рождений,
попадают в карий омут зрачка и орбиту моих наблюдений.
Уже цветёт черемуха это примета мая.
Противоречий иных не снимая,
надуманных и смешных, время всё-таки что-то лечит,
недаром это слово созвучно слову «легче».
Умение наслаждаться подобными пустяками,
пусть извёстка уже свела знакомство с висками,
может тебе подарить неповторимые крохи,
способность ощутить, как по лёгким воздух течёт при вдохе,
в луже остаток дождя расплескав при ежедневном проходе,
пересекаешь двор, где в сущности ничего не происходит,
разве что выкрашена снова к весне ограда
и дворовый хитрющий кот,
оставив нагретый капот,
спрыгнул и потянулся в предвкушении променада.
* * *
Переступаю с каблука на носок;
сентябрь явно перешёл на басок,
выбросил жёлтое, залился дождями,
отстреливая их короткими очередями.
Горки листвы почти мавзолеи,
вряд ли скроешься в гуще аллеи.
Что за ветер гуляет над столицей-старушкой?
Кто сегодня доверится каменному лабиринту,
способному стать мгновенной ловушкой?
Но пока сентябрь пьёт свою пинту
и не торопясь берёт другую,
я летние впечатления надёжно пакую,
перевязываю бечёвкой
и наслаждаюсь сплошной мелочёвкой:
там поверхность листа необыкновенно узорна,
пёс растянулся прямо посреди перехода;
так растянуться это свобода,
зачем говорить, что она иллюзорна?
Ни один наряд не встречаешь повторно,
пешеходы мелькают сменяются клипы,
обнажение липы это больше чем порно.
И всё-таки осень первые всхлипы
Андрей Добрынин
* * *
Я как будто поднялся с большой глубины
До того непривычен мне солнечный свет.
Неужели я дожил до новой весны?
И скворцы испускают созвучья в ответ.
Наподобие сломанных солнечных спиц
Тени густо усеяли плоскость земли.
Или это упавшие возгласы птиц
Те, что нашего слуха достичь не смогли?
Отступила зима, как тяжёлый недуг,
Колтуны из травы этой слабости след.
Оглушает меня ослепительный звук,
Ослепляет меня оглушительный свет.
Единенье явилось из тех областей,
Что скрывала досель пелена облаков.
Нет в махине Вселенной презренных частей,
Нет в картине пространства никчёмных мазков.
В одиночку мы тяготы мира несём,
Но в сегодняшнем мире отдельности нет.
Единение видно сегодня во всём,
А душа единения солнечный свет.
Стала тягота мира сегодня легка.
Эту лёгкость запомни и в сердце храни,
Чтоб тебя не смутили уже облака,
Отчуждения полные тёмные дни.
* * *
Угрюмый тёмный бог лесов
Проходит по лесным болотам.
При взрыве птичьих голосов
Ты вслушиваешься: а что там?
Смятенье поселив в мышах,
Живущих в сумрачном подлеске,
Звучат его тяжёлый шаг
Обозначающие всплески.
Мелькнёт чудовищная тень
В прорехах лиственной завесы.
Затмится на мгновенье день
И зашумят верхушки леса.
А шум перерастает в вой,
Под мохом хляби затрясутся,
И облака над головой
Стократ быстрее понесутся.
Леса со встряхиваньем хвой
За ними двинутся вдогонку.
Они по стрелке часовой
Как бы вбираются в воронку.
Закрой и вновь открой глаза,
Чтоб всё могло остановиться.
Шумят размеренно леса,
Вразброд позванивают птицы.
Но пусть небесные стада
И не ускорили движенья
Ты не забудешь никогда
Такого предостереженья.
Ты можешь просто собирать
Грибы в заброшенном окопе,
А Бог решит тебя вобрать
В свои тоскующие топи.
* * *
Город подрагивает, как мост.
Над ним навис, образуя кров,
Заиндевелый шиповник звёзд
В лохмотьях розовых облаков.
Город застыл, как тёмный собор,
Где отзвуки хора ещё живут.
Сквозь массы листьев я вижу двор,
Где кошки носятся там и тут.
Чтоб видеть жизней круговорот,
Вместе со всеми спать не ложись:
Дневная грузная жизнь замрёт
Придёт ночная лёгкая жизнь.
И эта жизнь легка потому,
Что кем-то мыслится всё кругом
И смысла нет прибегать к уму,
Поскольку мыслишь всем существом.
А кошки что-то услышат вдруг,
На миг прервётся их беготня,
И несказанный протяжный звук
Течёт сквозь камни и сквозь меня.
И странно зыбок балконный пол,
И дом качается, как челнок,
И тихо гудит столицы котёл,
Когда до него дотронется Бог.
* * *
Откуда взялся тёплый ветер,
Когда зима достигла пика?
Без колебаний я ответил:
Конечно, он из Геленджика.
Он подхватил целебной соли
С клокочущей черты прибоя,
Леча нервические боли,
Упадок духа и запои.
Он полон мусикийским шумом
Раскачивающихся сосен,
И пусть на Севере угрюмом
Столь ранних не бывает вёсен
Себя, как мокрую гвоздику,
Мне дарит этот ветер свежий,
Примчавшийся из Геленджика,
С моих любимых побережий.
Он пахнет свежестью всего лишь,
Но сосны, женщин в летних шляпах,
Прибой и всё чего изволишь
В себя вмещает этот запах.
* * *
Экран зимы разлезся, плавясь,
Открыв сухие краски спектра;
Перед окном на ветке завязь
Качается на волнах ветра.
Слепые ветки так пружинят,
Как будто завязь тяжела им,
Но скоро этот ветер схлынет
И мир окутается маем.
Устав вращаться в вихрях пыльных,
Застынут все стволы и стебли,
В своих бесчисленных светильнях
Елей смарагдовый затеплив.
И громом птичьего молебна
Вся заполняется округа,
И воскурения целебны
Теперь от всякого недуга.
Унынье, худший род недуга,
Они зловредности лишают.
Слепит звучаньями округа
И отблесками оглушает.
Текут сверкающие трели,
И, звону отблесков внимая,
Шатанье и разброд апреля
Перетекут в единство мая.
* * *
Апрельская промчалась буря,
Отправив часть ветвей на слом,
И свет, по-птичьи балагуря,
Во двор вдвигается углом.
Как овцы, тучи пробегают
По всем зеркальностям весны.
Лучи их вбок отодвигают,
Как посохами чабаны.
Нелепо пальцы растопырив,
Как племенные божества,
В халатах из весенней пыли
Кружатся в пляске дерева.
Приносит ветер клочья стужи
Из снежных пригородных мест,
И кошка, отражаясь в лужах,
Спешит поэтому в подъезд.
Кружатся дерева-дервиши,
Раскачивается апрель,
И кошка, видя это с крыши,
Высокий ощущает хмель.
* * *
Апрельская настала сухость,
А южный ветер не стихает;
Все кровли норовят заухать,
Все тенты тяжело вздыхают.
В кафе открытом нет наплыва,
Ведь пыль глаза сидящих режет,
Подёргивает в кружках пиво
И на зубах рождает скрежет.
И ветер из кубанских плавней
Шатает всякие препоны
Щиты рекламные из камня
И небоскрёбы из картона.
И дерева сухие ветки
К сырому небу воздевают,
И тучи, словно вагонетки,
Ползут и крыши задевают.
Таранит зиккураты ветер,
Прошедший по донским просторам,
И мир, что мрачен и бесцветен,
Скрежещет под его напором,
Разломы, трещины, разрывы
В себе почти не конопатя,
И брызнет свет, и кружка пива
Напомнит парус на закате.
Ольга Добрицына
Ольга Добрицына
* * *
Небо нынче серое и алчное,
тянущий, дремучий беспросвет.
Где обетованное иль злачное
место моё?
Кружится ответ
завитком соляриса небесного
воздух растекается,
тягуч,
в поисках чего-нибудь телесного,
форменного, тёплого
колюч
ветер, иглы в позвонки впиваются.
Радуйся! и это бытиё!
И дождём ли, снегом, но сливаются
воды
и рождается твоё.
Жизнь подарок, морок?
Так во благо ли
сладкая земная канитель?
Эти вёсны сколько лет отплакали,
слёзы выдавая за капель?
Ангельская, званая, взлетевшая,
чья душа окликнула: прости?
Отпусти же, зона наболевшая
истиной
искомое в горсти.
* * *
Всё чайки крик и зов природы
В многоголосье сведено.
Сидит у моря. Ждёт погоды.
И пьёт мускатное вино.
Играет пена-приживалка
песком, ракушками, лучом.
А море гулко, море валко
поводит мускульным плечом.
От красоты её седеет
взбешенный, взвинченный прибой
Она, похоже, не владеет
собой, тем более судьбой.
Кругом вода, кругом свобода,
но тянет на морское дно.
Какая у моря погода?
Ей всё равно.
Борис Колымагин
Абхазия. Поэтическое движение дневника
Эвкалипт кончается на «т»,
платаны на «ны»,
гортанная речь создаёт образ врага
и воздвигает памятники воинам войны за независимость:
куда ни пойдёшь упрёшься в остовы домов
и брошенные сады,
коровы гуляют по разбитым дорогам.
Милые люди, они приносят плоды земли
каштаны, виноград и вино,
угощают мясом, завёрнутым в виноградный лист,
поют гимн русскому народу.
Уже прошло двадцать лет после войны
войны советских людей,
и пустые дома, и беженцы за хребтом
ом, ём.
Разведёшь руками.
* * *