22-го ноября 1724 года, после продолжительных совещаний Остермана с Карлом-Фридрихом и голштинскими тайными советниками Штамке и Бассевичем, обоюдные брачные условия были окончательно сформулированы, и в день именин Императрицы Екатерины Алексеевны, 24-го ноября, подписаны при торжественном обручении герцога с цесаревной Анной. Контракт состоял из двадцати одной статьи, которыми обеспечивалось будущее хозяйство цесаревны и ее детей, назначался для нее штат, определялось приданое (300000 руб. единовременно, кроме драгоценных вещей и уборов) и права потомства будущей герцогини и пр. В силу контракта, цесаревна Анна сохраняла веру своих предков и должна была воспитывать в ее правилах дочерей; сыновья должны были исповедовать лютеранство. По обоюдному соглашению Императора и герцога, к тогда же опубликованному контракту были присоединены три «секретных артикула», в которых Петр Великий предоставлял себе «власть и мочь», по своему усмотрению, «призвать к сукцессии короны и империи всероссийской одного из урожденных из сего супружества принцев», и в таком случае герцог обязывался немедленно исполнить волю Императора, «без всяких кондиций». В случае кончины царствовавшего тогда короля шведского, Петр обещал помогать герцогу всеми способами к достижению престола шведского. На основании этих двух статей, сын Карла-Фридриха был призван уже во времена царствования Императрицы Елизаветы к наследованию всероссийским престолом и почти одновременно приглашен государственными чинами шведскими для занятия шведского престола, В третьем из «секретных артикулов» Петр предлагал герцогу свои «добрые оффиции» для возвращения законного владения его предков, герцогства Шлезвиг, которым уже много лет незаконно владел датский король. После обручения, Император, по словам Бассевича, часто беседовал с цесаревной и герцогом о делах правительственных и старался посвятить их в свои планы и намерения. Вскоре предполагалось совершить и бракосочетание, но произошло замедление, вследствие приготовления приданого (из Франции ожидали привоза бриллиантовых вещей для свадебного подарка).
Планам Петра не суждено было осуществиться
Эх, судьба, ты судьба, нам неведомая,
Постоянно ты с нами играешь:
То захочешь одаришь победами
Глянешь косо и честь потеряешь
То под видом несчастного случая:
Смерть, болезнь, наводненье, пожар!..
И момент выбираешь не лучший,
Да и скрыто наносишь удар.
Одаренный Богом необыкновенно крепким здоровьем, Петр никогда не обращал внимания на случайные временные недомогания, продолжая и во времена их выполнять двойные и тройные нагрузки, не рассчитанные на обычного нормального человека. В мае 1721 года близкие к нему лица, стали замечать, что Государь временами стал задыхаться. Полагали, что у него внутри груди какой-то нарыв образовался, мешающий дышать Когда царь в Риге изволил пребывать, он в агонии в течение семнадцати часов находился. И опять, поправившись, не думал беречься. Обратили лишь внимание на то, что он говел более усердно, чем обыкновенно, с коленопреклонениями и частым целованием земли».. В 1722 году во время Персидского похода появились первые признаки задержки мочи. Зимой следующего года задержка мочи приняла тяжелую форму. Но царь отказывался от лечения.
Всё дела государственные мешали И не только государственные, но и семейные тоже Царю за пятьдесят перевалило, и он стал понимать, что пора любовных утех с молоденькими девушками отошла. С годами и темперамент изменился пора мудрости наступила. С годами привязанность к жене как снежный ком нарастала. Только она знала, как снять напряженность от душевной усталости его И представить трудно, какая тяжесть душу царя сковала, когда он узнал об измене той, которой более всего доверял! И с кем изменяла ему на сей раз Екатерина Алексеевна, которую он из лифляндской прачки Императрицей Российскою сделал? Которой Государство Российское завещал?.. С Виллимом Монсом, родным братом Анны Монс, бывшей когда-то первой его юношеской любовью, любовью, возникшей при посещении им Немецкой слободы.
Был любовник молод и красив. Это о нем сказал как-то посланник Дании в России Вестфаллен: «Монс принадлежал к самым красивым и изящным людям, когда-либо виденных мною»
Кто кого соблазнял и кто кому уступил? Драма очень схожа с библейским мифом о прекрасном Иосифе и его соблазнительнице жены Потифара. Вот только удержаться от соблазна, как это сделал когда-то Иосиф, Монс не мог. Да и страсть к золоту и серебру не малым подспорьем в падении Монса была.
Был любовник молод и красив. Это о нем сказал как-то посланник Дании в России Вестфаллен: «Монс принадлежал к самым красивым и изящным людям, когда-либо виденных мною»
Кто кого соблазнял и кто кому уступил? Драма очень схожа с библейским мифом о прекрасном Иосифе и его соблазнительнице жены Потифара. Вот только удержаться от соблазна, как это сделал когда-то Иосиф, Монс не мог. Да и страсть к золоту и серебру не малым подспорьем в падении Монса была.
И как в мифе о Потифаре и Иосифе, царь Петр приближает Виллима к жене своей, из своих адъютантов переводит молодого красавца в окружение императрицы делая его камер-юнкером Её Импетраторского Величества. А далее Виллим Монс благодаря своему обаянию и деловитости, делает быструю карьеру: его назначают управлять имениями царицы, он становится камергером двора и, наконец, любовником жены императора
Наверное многие при дворе знали, что происходит на дворцовой половине императрицы, но не Государь
В руки Андрея Ивановича Ушакова, начальника тайной розыскной канцелярии попало «подмётное» письмо, указывающего на многочисленные служебные нарушения и взятки, осуществляемые Виллимом Монсом. В числе дающих молодому человеку взятки оказались первейшие сановники империи: Меншиков, Ягужинский, Головкин Все они называли в письмах своих Монса: «благодетелем», «патроном», «любезным другом и братом». Андрей Ушаков, обладавший огромными правами сыска и ареста, произвёл обыск в апартаментах Монса. В руках начальника тайной розыскной канцелярии попала огромная масса бумаг: пошленькие стишки, любовные записочки от многих придворных дам, письма вельмож с просьбами, исполненными подобострастия и унижения Но, когда Ушаков увидел среди бумаг те, которые бросали тень на монархиню, он прямо обратился к самому Государю. Когда Петру осенью 1724 года принесли донос на злоупотребления и взятки Монса по службе, он еще ничего не подозревал. Но, когда он стал с ними знакомиться, глаза его кровью налились, а руки захрустели в кулаки сжимаясь Те, кого он товарищами своими звал, Монсу бесчисленные дорогие подарки делали, давали подношения деньгами, вещами, даже деревнями! Нетрудно было понять, в чем секрет столь могущественного влияния камергера императрицы-наследницы российского престола.
Государь умел сдерживать порывы души страстной, если дела требовали спокойствия и размышления. Времена, когда он следовал порывам души, уже прошли.
Письма, записки, обрывки бумаг А под ними подписи и подписи: Долгорукие, Голицыны, Черкасские, Гагарины, граф Головкин, баронесса Шафирова, Артемий Волынский и многие другие..
И самые запутанные, самые «неправедные» дела быстро решались
Даже всесильный Александр Данилович Меншиков не раз обращался к Монсу, дарил ему породистых лошадей, кареты
Петр устал от безудержного воровства своего некогда любимого Данилыча. И опять он попался на поставках сукна для армии. Вспомнил государь, как недавно Катя просила за Меншикова. И вспомнил он, что сказал тогда жене своей: «Если, Катенька, он не исправится, то быть ему без головы. Я для тебя на первый раз прощаю».
Схема была отработана и проста: просители обращались к Виллиму Монсу, зная, что любовница не откажет ему. А просьбам императрицы противостоять Петр не мог, всегда удовлетворяя их ибо любил ее. А она хорошо об этом знала!
Птенцы гнезда царя Петра,
По миру полетав, устали
Гулянья с вечера до самого утра
Не соколами, а воронами стали
А то и вовсе, словно индюки,
От почестей и званий ошалели
Расходы стали слишком велики
Чист каждый на словах,
а вор на самом деле.
Кого-то подсидеть украсть
(Орла бы совесть стала мучить)
А ворон, захвативший власть,
Удобный выжидает случай.
И понимал Государь, что юности противостоять трудно весь он в делах и заботах, постоянно в разъездах, к тому же стал часто и тяжело болеть. Ему, Петру, 54 года, а Монсу нет еще и тридцати. Да и Катенька только на четыре года старше Виллима. Очень красив Монс, воспитан, умеет развлечь скучающую государыню. Умом все понимал Петр, а вот сердце разрывалось от обиды. Но сдерживал себя. Закончив разборку «документов», царь решил, что наступила пора и с Монсом поговорить. 8 ноября 1724 года Пётр ужинал у Екатерины. Монс в тот день был в ударе и, по словам саксонского посла Лефорта, «долго имел честь разговаривать с императором, не подозревая и тени какой-нибудь немилости». Не заметила ничего неприятного и Матрена Балк, сестра Монса, писавшая от имени императрицы любовные послания Виллиму, поскольку императрица писать сама не умела, а только диктовала. Царь шутил, позволяя шуту Балакиреву, замешанному в деле Монса, шутки отпускать, как это он всегда делал преуморительно. Шуты дураками не бывают, а Балакирев давно в сане придворного шута находится и знал хорошо, что ему дозволено, а чего нет!
Вечер прошел превосходно. Государь со всеми приветливо прощался. Монс возвращался к себе весьма довольный проведенным вечером.
Вернувшись домой после застолья у её величества, Монс уже готовился ко сну, когда к нему без стука вошёл начальник Тайной канцелярии Андрей Ушаков и предъявил ордер на арест. У Монса отобрали шпагу, опечатали все бумаги и отвезли в дом Ушакова, которого даже в официальных бумагах именовали «инквизитором».
На следующий день, в понедельник, 9 ноября, в кабинете императора уже лежали бумаги Монса, а потом привели и его самого к следователю. Монс увидев следователя, обомлел Им был сам Петр. Несчастный любовник не выдержал ужасного, полного жажды мести и, вместе с тем, презрительного взгляда царя и упал в обморок.
А ведь статный красавец, участник Полтавского сражения, генерал-адъютант царя, не был человеком робкого десятка. Вероятно, он прочел в глазах Петра свой смертный приговор.
Весть об аресте бывшего фаворита мгновенно разнеслась по Петербургу, но говорили об этом только шёпотом. Денщики и фрейлины и те были перепуганы. Царица заперлась во внутренних покоях дворца. Царь продолжал разбирать бумаги Монса. Вероятно, в тот день он и уничтожил своё завещание о передаче престола в случае своей смерти Екатерине. Потом подумал, что его дочери до сих пор не пристроены. Тут же последовал приказ Андрею Остерману ехать к герцогу Голштинскому и сообщить ему, что царь согласен выдать за него свою дочь и даже назначил день обручения. Правда, которая из дочерей предназначалась герцогу, он тогда не уточнил