Шенборну хотелось перебить царевича, спросив, кто замыслил такое злое дело, но по укоренившейся привычке решил дослушать исповедь нежданного гостя до конца.
Усидеть на предложенном кресле великий князь не мог. Он вскочил и быстро задвигался по комнате, не в силах устоять на одном месте, размахивая руками. На пути своем перевернул кресло, даже не заметив его падения.
Пусть император, продолжал говорить Алексей Петрович, дозволит мне жить у него либо открыто, либо тайно, но если император меня выдаст, то это все равно, что на смерть!
Я ничего подобного не слышал о таком мудром монархе, как ваш родитель. Он не может так поступить возразил вице-канцлер.
Отведите мня немедленно к императору, я ему расскажу обо всем подробно.
Сегодня уже позднее время для серьезных разговоров. Я полагаю, что мой государь найдет мудрое решение и не оставит вас своею помощью. Вам, принц, следует несколько успокоиться, привести свои мысли в строгий порядок и я обещаю вам, что утром встреча с императором состоится У вас есть место, где бы вы могли спокойно провести ночь?
Я ничего подобного не слышал о таком мудром монархе, как ваш родитель. Он не может так поступить возразил вице-канцлер.
Отведите мня немедленно к императору, я ему расскажу обо всем подробно.
Сегодня уже позднее время для серьезных разговоров. Я полагаю, что мой государь найдет мудрое решение и не оставит вас своею помощью. Вам, принц, следует несколько успокоиться, привести свои мысли в строгий порядок и я обещаю вам, что утром встреча с императором состоится У вас есть место, где бы вы могли спокойно провести ночь?
Да, я остановился в гостинице.
В девять утра, моя карета будет ждать вас у входа в гостиницу. Я сейчас прикажу заложить мою карету, чтобы она доставила вас к месту ночлега. Негоже такому высокому гостю
Спасибо на добром слове, господин вице-канцлер, прервал его царевич, но мой экипаж ждёт меня у входа в ваш дом
Пожелав доброго сна вице-канцлеру Шенборну, гость направился в гостиницу. Слова Шенборна несколько успокоили царевича и он стал обдумывать то, что ему следовало сказать своему августейшему шурину.
Вот то, что на утро услышал от своего российского родственника император Священной Римской империи, король Австрии Карл VI:
«Я ничего не сделал отцу, всегда был ему послушен, ни во что не вмешивался, ослабел духом от преследований, потому что меня хотели запоить до смерти. Отец был добр ко мне. Когда у меня пошли дети и жена умерла, то все пошло дурно. Царица с князем Меншиковым постоянно раздражала отца против меня, оба люди злые, безбожные, бессовестные. Я против отца ни в чем не виноват, люблю и уважаю его по заповедям, но не хочу постричься и отнять права у бедных детей моих, а царица с Меншиковым хотят меня уморить или в монастырь запрятать. Никогда у меня не было охоты к солдатству, но все поручения отца по армии я исправно выполнял, и был он мной доволен. А потом мне дали знать, что приверженцы царицы и Меншикова хотят меня отравить, для чего подговорили отца вызвать меня к себе, дабы у них на глазах находиться, или в монастырь идти. Сказал я, что к отцу еду, а сам сюда приехал, дабы просить покровительства и убежища для себя и детей моих в память о жене».
Прибытие царевича в Вену поставило австрийское правительство в затруднительное положение. С одной стороны, открытое предоставление ему убежища означало вызов Петру. С другой стороны, в Вене не сочли целесообразным немедленно выдать царевича, ибо рассчитывали превратить его в разменную монету в политической игре. Поэтому, на другой день вечером, после секретного разговора с Карлом VI, вице-канцлер сообщил царевичу, что император будет стараться примирить его с родителем, а до того времени признает за лучшее содержать его втайне. Царевич согласился и до 7 декабря пробыл в местечке Вейербург, а затем был отправлен в Тироль, под видом государственного преступника. Его поместили в крепости Эренберг, лежащей посреди гор, на высокой скале. Коменданту приказали содержать его прилично, а чтобы сохранить тайно его пребывание, запретили солдатам и их женам выходить за ворота крепости, караульным вести с кем бы то ни было разговоры о том, кто привезен в крепость.
Как ни старались австрийские власти сохранить в тайне место нахождения невольного гостя, но русские ищейки разыскали его.
Царский резидент Веселовский был вызван к Петру, и велено было тому резиденту разыскать местонахождение царевича Алексея и девки Евфросиньи Федоровой. Императору Карлу VI было послано письмо такого содержания: «Ежели он в ваших областях обретается тайно или явно, повелеть его к нам прислать, дабы мы его отечески исправить для его благосостояния могли». Ни Карл VI, ни его министры не раскрыли Веселовскому тайны. Зато он сам напал на след царевича и известил Петра, что тот находится в Тироле. Алексей был в отчаянии. Карл VI дал царевичу совет переехать в Неаполь. Царевич оставил свою прислугу в Эренберге и со своей любовницей отправился в Неаполь. Май 1717 года царевич и Ефросинья помещены в замке Сент-Альмо.
Но русские сыщики находят их и здесь. Петр отправил в Вену П. А. Толстого требовать у императора выдачи царевича, обещая от имени отца ему прощение; если же император не согласится на выдачу, то, по крайней мере, добиться свидания с царевичем и убедить того вернуться в Россию. Карл VI на выдачу не согласился, но позволил Толстому и Румянцеву встретиться с Алексеем. Толстой передал Алексею письмо отца: «Обнадеживаю тебя и обещаю Богом и судом Его, что никакого наказания тебе не будет, но лучшую любовь покажу тебе, если ты воли моей послушаешься и возвратишься».
Алексей не поддавался ни на что. Через два дня опять было устроено свидание царевича с русскими. Толстой начал пугать царевича. Алексей обратился к вице-кролю Неаполя Дауну и спросил:
Будет ли защищать меня император, если отец станет требовать выдачи «вооруженной рукой?
Даун ответил:
Император настолько силен, что может охранить тех, кто отдается под его протекцию. Ободренный царевич опять не поддался на увещания Толстого. И все-таки тонкий дипломат Толстой нашёл брешь в защите царевича. Этой брешью оказалась Любовь Алексея Петровича к Евфросинье.
Царевича припугнули разлукой с любовницей и он сдался. Чтобы не расставаться с возлюбленной, он решил ехать в Россию. С двумя условиями: разрешить ему жить в деревне и обвенчаться с Ефросиньей. На свой страх и риск Толстой ему это обещал и повез своего царственного пленника к Петру. Беременная Ефросинья ехала медленнее, особым поездом. А Алексей всю дорогу упрашивал Толстого задержаться, дождаться Ефросинью, дать ему обвенчаться с нею и уж потом являться на глаза грозному батюшке. Толстой вилял и тянул время, пока не подоспела депеша от самого Петра:
«Мои господа! говорилось в ней. Письмо ваше я получил, и что сын мой, поверя моему прощению, с вами действительно уже поехал, что меня зело обрадовало. Что же пишете, что желает жениться на той, которая при нем, и в том весьма ему позволяется, когда в наш край приедет, хотя в Риге, или в своих городах, или в Курляндии у племянницы в доме (герцогини Анны Иоанновны), а чтоб в чужих краях жениться, то больше стыда принесет. Буде же сомневается, что ему не позволят, и в том может рассудить: когда я ему такую великую вину отпустил, а сего малого дела для чего мне ему не позволить? О чем наперед сего писал и в том его обнадежил, что и ныне паки подтверждаю. Также и жить, где захочет, в своих деревнях, в чем накрепко моим словом обнадежьте его».
Поверил сын слову отца и в последний день января месяца в Москве-граде в сопровождении графа Толстого объявился. Пал в ноги. Повинился, слезами горючими обливаясь и два условия выполнил: отказался от наследства, на евангелии клянясь и выдал всех, кто ему помогал
А вот своей части обещания царь не выполнил. Розыск царский во всю силу заработал. Более десяти приближенных царевича мученическую смерть приняли на колу и на колесе Первым из них был Кикин Александр Васильевич, когда-то любимый денщик царя, позднее известный российский дипломат.
В изобилии лилась кровь за царевича, а он сам тешился уверенностью, что купит себе спокойствие и безмятежную жизнь со своей Ефросиньей. «Батюшка, писал он к Ефросинье, поступает со мною милостиво; слава Богу, что от наследства отлучили! Дай Бог благополучно пожить с тобой в деревне».
В светлый праздник Пасхи на коленях умолял царевич мачеху похлопотать еще раз перед батюшкой о судьбе его. Буря, казалось, миновала.
Правильно князь Василий Долгорукий сказать изволил как-то:
Вот, дурак, поверил, что отец посулил ему жениться на Афросинье! Его, дурака, обманывают нарочно.
18 марта Петр и Алексей уехали в Петербург, 20 апреля туда, наконец, приехала Ефросинья, но царевич не встретил ее. Ее, беременную, засадили в Петропавловскую крепость и там допрашивали: кто писал царевичу, кого хвалил царевич, кого бранил, что о ком говорил. Испуганная Ефросинья рассказала все: «Царевич писал цезарю жалобы на отца, очень прилежно желал наследства, говорил: Я, когда стану царем, то буду жить зиму в Москве, а летом в Ярославле. Петербург будет простым городом; я кораблей держать не стану и войны ни с кем вести не буду. Когда услышал царевич, будто в Мекленбурге бунтует русское войско, то очень обрадовался». Она показала также, что царевич хотел бежать в Рим к папе, но она его удержала. Когда Алексею предъявили показание Ефросиньи, он запирался, но отец подверг его пытке.
Под пытками царевич признался не только в том, что показала на допросе Евфросинья, но наговорил и много иного.
А потом и суд над царевичем состоялся. И все представители светской власти царской приговорили царевича Алексея к смерти. Не подписал приговор только фельдмаршал Шереметев, сказавший будто бы:
Рожден служить своему государю, а не кровь его судить!
26 июня 1718 года в 6 часов пополудни царевич скончался. Царь опубликовал о его смерти, что тот, выслушав смертный приговор, пришел в ужас, заболел недугом вроде апоплексии, исповедался, причастился, потребовал к себе отца, испросил у него прощения и по-христиански скончался.