Эй, орлы, произнес я вполголоса, кто хочет похмелиться, вставайте, а то я всё пью один.
Не успел я договорить последних слов, как Мишка уже был рядом, а из черёмухового куста, с треском и сопением, на четвереньках выполз Андрюха с пустой кружкой в руке:
Не успел я договорить последних слов, как Мишка уже был рядом, а из черёмухового куста, с треском и сопением, на четвереньках выполз Андрюха с пустой кружкой в руке:
Давай, Серж, наливай, не пьянки ради, а сугрева для.
Я оглядел их рожи и констатировал:
Хороши! Впрочем, и я, наверное, не лучше! А насчёт опохмелки я не в курсе. Сам только встал. Ищите. Что найдёте всё ваше. А мне лучше кто-нибудь объясните, почему мы не поставили палатку?
Так ты ж сам запретил нам это делать, подал голос Вовик и, распахнув глаза, добавил чистому небу голубизны.
Странно, почему же я это запретил? подозревая какой-то подвох, засомневался я.
Ну как же, ты ведь целую лекцию нам прочитал о том, чего нельзя делать в пьяном виде.
И чего же нельзя делать?
Гнать хода, рубить визирки и ставить палатки.
Ну что ж, вынужден был признать я, теоретически всё логично.
А практически, широко зевнула поднявшаяся Таня, всё офигенно глупо, а, главное, холодно!
Мишка, просматривавший бутылки на предмет залипания там остатков спиртного, плюнул и со злой ухмылкой бросил:
Да что ж, мы не русские, что ли?!
А при чём тут это? не въехал Андрюха, всё ещё, в надежде на чудо, державший кружку в вытянутой руке. Подумаешь, палатку не поставили.
Какая, на хрен, палатка! Я про водку говорю: ни капли!
IX
Ну, всё! Хватит завтракать. Уже полдень, а мы всё чаи гоняем!
А почему гоняем чаи? поднял возле виска указательный палец Андрей.
Потому что работать не хотим.
Да я не про то, Серж. Мы гоняем чаи сейчас потому, что именно я настоял взять второй чайник. Так что, скажите мне спасибо!
Спасибо, угрюмо поблагодарил Мишка, но, по-моему, это ты ложился вчера последним и накидал в костёр кучу дров, а чайник оставил висеть, чтобы он всю ночь был горячим. Он и согрелся до полной переплавки!
Андрюха только развёл руками.
И всё-таки, в меня уже вселились какие-то начальственные чёртики, нужно сегодня немного поработать, прогнать хоть один километр хода.
Прогнать один километр хода? переспросила Таня. Пожалуйста!
Она встала, сложила перед своим очаровательным ротиком ладони рупором и крикнула:
Километр хода! Пошёл вон отсюда!
Потом села и смиренно посмотрела на меня:
Всё, Серёжа, я его прогнала.
Шутка удалась, и я её попытался развить:
Коли ты у нас такая шустрая, то прогони тогда ещё сотни полторы километров это наша месячная норма, а нам лишь останется звякнуть Литомину, чтобы поскорее привозил зарплату.
И всё-таки до вечера мы много успели сделать: отвязались от сигнала и прогнали пару километров, благо, ход пока шёл исключительно по полянам.
Лагерь решили оборудовать капитально, потому что впереди было километров двадцать пять сплошной рубки, и мы с Андрюхой справедливо рассудили, что поскольку и по открытой-то местности мы ещё толком не можем работать с необходимой скоростью, то хода по лесу, с рубкой, дело совсем дохлое. Торчать нам тут много дней и ночей!
Итак, Мишке, как наиболее опытному человеку (в экспедициях он правда не работал, но возрастом был нас постарше лет на десяток), мы поручили заготовку дров, Андрюха решил соорудить стол и скамеечку, Вовочка занялся установкой палатки, а Таня погрузилась в кулинарные вопросы. Мне же, как начальнику, досталась самая сложная и ответственная работа: думать, что делать дальше!
Все работали воодушевлённо, с фантазией, поскольку для каждого, как оказалось, его работа явилась творческим дебютом (особенно для меня).
И плоды этого творчества не замедлили созреть!
Ну, как моя мебель? горделиво показал Андрюха на кривой столик и пару скамеечек, сбитых из ольховых палок. Я даже спинки сделал, чтобы вам было удобнее.
Спасибо, сказал Мишка и уселся на одну из скамеечек. Но удобств почувствовать не успел. Мебельный шедевр переломился пополам безо всяких прелюдий, и Мишка оказался на земле.
Андрюха почесал затылок:
Вот, чёрт! Не рассчитал малехо предельную прочность. Ты, Мишель, немного тяжеловат для моей мебели.
Мишка поднялся, пожал плечами, но ничего не сказал.
На вторую скамеечку сесть никто не решился.
Мы поставили кастрюлю с татьяниным варевом прямо на травку и разлеглись вокруг неё, как древние римляне на своих оргиях.
Начавшаяся было работа ложками, резко застопорилась.
Я, конечно, понимаю, Танюша, что ты всех нас любишь, но не до такой же степени! выразил Андрей общее недоумение по поводу соляного раствора, изготовленного девушкой, и замаскированного под суп.
На глазах Тани навернулись слёзы, она бросила ложку и скрылась в лесу. Вовочка тут же вскочил и побежал следом.
Вот, Андрэ, учись у студента, одобрительно кивнул я, он истинный джентльмен, не то, что ты, невежественный мужлан! Сейчас девушке так нужно сочувствие и утешение!
Андрюха немного поник.
Таня вернулась очень быстро и одна, а на её личике не было абсолютно никаких следов неутешных рыданий.
Я ведь вам говорила, что не умею ни варить, ни жарить, ни печь! Я умею только есть! А посему, попрошу без претензий. Тем более что первый блин, если верить народу, всегда получается гадким!
Какие претензии, Танюша! успокоил я её, хотя успокоение ей было нужно так же, как мне повышенные соцобязательства. А где, кстати, Вовочка?
А почему мне должно быть это известно? удивилась она.
Мы все недоумённо переглянулись.
В это время показался Вовик. Его лицо было красным, а в глазах виднелись остатки слёз.
Вот, чёрт, из-за этой пересолки всего наизнанку вывернуло, устало выдавил истинный джентльмен.
X
Полночи нас душил дым костра, в котором чадили сырые дрова, в избытке заготовленные Мишкой, а когда они наконец-то прогорели (или, скорее всего, элементарно потухли), и мы приготовились плюхнуться в приятные сны, на нас обвалилась палатка. Поскольку это событие произошло как раз в тот момент, когда мы находились на границе между явью и сном, то и реакция на внештатную ситуацию получилась довольно своеобразной.
Первым попытался вскочить Вовочка, лежавший в серединке, но тут же упал Мишке на голову. Мишка его скатил с себя прямиком на Таню, и та завизжала во всю силу лёгких. Вовочка ж, осознав, на кого он теперь улёгся, перестал предпринимать какие-либо попытки подняться и лежал, балдея. Всё же Таня его спихнула со своего мягкого тела, и Вовочка оказался на мне, но балдеть на себе я ему позволил ровно столько, сколько потребовалось мне, чтобы откатить его в сторону. Андрюха, лежавший с краю, оказался умнее всех: он спокойно приподнял брезент палатки, вылез наружу и стоял, наблюдая за нашими кувырками и наслаждаясь вылетающими из-под палаточного покрывала сочными эпитетами, глаголами и междометиями.
Через полчаса, отсмеявшиеся, пересчитавшие шишки от дружеских объятий, мы улеглись прямо на палатку и наконец-то спокойно уснули
Солнышко, конечно же, разбудило бы нас вовремя, пощекотав прозрачными, но горячими пальчиками, но деревья-нахалы выставили свои головы и груди и захапали все солнечные ласки для себя.
Мы же, утомлённые ночной физкультурой, проснулись только в десять часов, опоздав, естественно, на радиосвязь с Литоминым.
Ну, и фиг с ним!
Мишка без всяких указаний! побросал в кусты все свои заготовленные дрова и, набрав сушняка, развёл бездымный костёр, на котором Таня приготовила великолепную пшённую кашу с тушёнкой. Мы наелись до отвала, и теперь, отяжелевшие и расслабленные, занимались нехорошим делом курением. Таня и Вовик в это зло пока не вляпались и поэтому просто валялись на травке, согреваемые лучами солнца, которое уже поднялось настолько высоко, что наглые сосны и ёлки не могли всю его живительность присваивать исключительно себе.
Ну, Серж, пугая струйкой дыма наглых комаров, которые, однако, боялись этого точно так же, как паровоз породистую немецкую овчарку, изрёк Андрей, что у нас сегодня?
Как будто сам не знаешь.
Я-то знаю, ты объясни нашим работникам.
Объясняю: сегодня будем учиться работать.
Так мы ж вчера научились! подпрыгнул Вовик.
Это мы научились, вернее, начали учиться гнать ход, а теперь нам надо научиться лес валить.
Все посмотрели на Мишку.
Нет-нет, замахал я руками, не так, как Мишка. Нужно рубить не всё подряд! А ещё это необходимо делать строго по прямой. Главное, чтобы был просвет хотя бы в руку толщиной, нам уже хватит.
И всего-то? удивился Вовик. Какие там нормы?
Два километра в день на человека.
Давай, Серёга, говори, куда рубить, к вечеру пару норм заделаю!
Вовик встал, взял топор и, как заправский плотник, провёл большим пальцем вдоль лезвия инструмента.
Вовик встал, взял топор и, как заправский плотник, провёл большим пальцем вдоль лезвия инструмента.
Что ж, раз намечается такой трудовой подъём вперёд! А ты, Танюша, занимайся бытовыми проблемами, прояви фантазию.
Ага! Мне тут одной очень здорово сидеть! Вы сейчас в этот лес врубитесь и убежите за пять километров, а меня тут медведи или волки сожрут!
Не бойся, успокоил я её, Вовик тебе поможет. Мы правда будем далеко, но он-то начнёт рубиться прямо отсюда, поэтому всегда будет рядом с тобой. Если что, крикни, он непременно услышит.
Вовик посмотрел на нас свысока:
Ну, это поначалу я буду рядом, а потом, Танечка, я сомневаюсь, что ты до меня докричишься!
XI
Я вернулся к лагерю самым последним. Нет, вовсе не потому, что желание работать было во мне больше, нежели в остальных, просто мой участок был самым дальним.
Приятно, что меня подождали, и не пришлось ужинать одному!
Еда, с каждым разом становившаяся более вкусной (молодец, Танечка, старается!), исчезала в наших ненасытных ртах молниеносно.
Что все молчите-то? не выдержал я этого сосредоточенного заглатывания пищи. Поделились бы вновь приобретёнными впечатлениями!
Да обыкновенная работа, удивился Мишка, какие тут впечатления?
А мне понравилось! рубанул воздух рукой Андрей. Но я не просто рубился, а старался завалить как можно меньше деревьев.
Я посмотрел на Вовика, сосредоточенно работающего ложкой:
Ну а ты, Вова, много прошёл?
Я же говорил, что две нормы сделаю, значит, сделал.